Престидижитатор Сталина

Однако Николай, после вопроса о ширине колеи, поинтересовался и «моими дальнейшими планами на постройку рельсовых дорог», высказав, как бы мимоходом, свои в этой части пожелания. Причем именно «как бы мимоходом», очевидно не веря, что я смогу приступить к постройке еще чего-либо столь же грандиозного. Но когда я ответил, он лишь на секунду задумался, а затем произнес:

— Со мной в Москву прибыл и Егор Францевич, весьма желающий с вами серьезно побеседовать. Дабы вы не испытывали излишних смущений, граф, перед беседой с ним, в которой и я участие приму, хотел бы с вами же встретиться особо. Надеюсь, супруга ваша так же пребывает в Москве?

— Да, конечно, — я указал на стоящую чуть в стороне, в окружении прочих встречающих Императора, Алёну.

— Дабы не затягивать, я прошу и вас, и графиню проследовать со мною в Кремль, и если у вас нет никаких иных срочных дел, то вас проводят к вашему экипажу, — с этими словами Николай довольно заржал… в смысле, рассмеялся и протянул мне свернутую бумагу:

— За достижения ваши в деле процветания Державы жалую вас графским титулом. И я не считаю сие достаточным за дела ваши… впрочем, свидимся в Кремле.

В Кремле, в среднем по величине зале в Теремном дворце, был организован торжественный обед, на котором Николай, широко улыбаясь, объявил, что «за величайшие заслуги перед Державой» я удостоен ордена Андрея Первозванного, а Алёна, как вдохновительница моих свершений, удостоена ордена Святой Екатерины. После вручения знаков этих орденов Николай предложил «дамам продолжить празднование», а меня увлек в отдельный кабинет, где уже сидел Егор Францевич и, к моему удивлению, Александр Христофорович, которые меня поспешили поздравить с «заслуженной наградой». После чего царь немедленно перешел к делу:

— Прежде всего я хотел бы выслушать объяснения по поводу того, зачем вы столь усердно принимаете участие в постройке железных дорог в Германии. Не в упрек, мне просто это интересно. И прошу дать пояснения к вашим последним планам относительно скорейшей постройки дороги из Петербурга в Варшаву. Да, Александр Христофорович, наш граф мне сии планы изложил, встретив меня в Москве на вокзале…

— В постройке железных дорог в Германии я участвую… как бы это пояснее выразить… технологически и финансово. То есть я немцам передаю некоторые технологии в обмен на участие в их новых предприятиях. Которые, в счет моего участия, будут практически бесплатно поставлять уже на русские железные дороги паровозы и вагоны. Что же до Варшавской дороги, то она нужна для того, чтобы по ней из Германии возить то, что сделает продукцию уже моих заводов лучше любой зарубежной и вдобавок дешевле. Сами же железные дороги в Германии — да и не только в Германии — я помогаю строить во-первых не бесплатно, а во-вторых, обеспечивая тем самым совместимость их с дорогами российскими. То есть вагоны, загруженные разными товарами — в основном сырьем — в том же Руре, без перегрузок довезу в Москву и далее по России. И точно так же грузы, которые лягут в вагоны в глубине России, без помех и перегрузок поступят на европейские рынки. Причем все расходы на перевозку за пределами России понесет Германия, ну и другие страны, подобные пути выстроившие — поэтому я считаю, что использование нашей колеи даст нам огромные преимущества в торговле.

— А еще вы им рельсы выгодно продадите… кстати, я спросить хотел, — немедленно в разговор влез Егор Францевич, — Вы на столичную дорогу столь тяжелые рельсы использовали имея в виду даже казне подороже их продавать?

— Вот от вас, Егор Францевич, слова такие мне слышать и смешно, и обидно. Я же обещал Державе металл по себестоимости продавать, так что мне тяжелый рельс выгоды не даст. А вот России — даст. Старый, легкий рельс — он до полного износа выдержит перевозку хорошо если сотни миллионов пудов груза. А мой новый, хоть и в полтора раза дороже старого, выдержит до десяти миллиардов пудов. То есть по деньгам выгода получается в сто раз только на самих рельсах, даже если не считать затрат на работу по их замене и потерь от простоя дороги.

— Уели, граф! — рассмеялся Николай. — Но тогда вопрос относительно Германии…

— А за границу я такие рельсы скоро продавать вообще не буду. Я им лучше передам технологии прокатки длинных рельсов, пусть сами катают, сами меняют их каждые четыре-пять лет. А я буду лишь прибыль получать от продаж тех плохеньких рельсов иностранным дорогам как совладелец этих рельсовых заводов…

— Вы уж извините, Никита Алексеевич, — в разговор вступил Бенкендорф, — но мне было бы интересно узнать, что движет вами в плане создания удобств к зарубежной торговле.

— Видите ли, Александр Христофорович, мои нынешние рельсы, несмотря на объявленные характеристики, все равно полное говно. Не такое, как британские, но я не могу пока их сделать лучше, хотя и знаю как. А в Германии есть руды, ныне никому не потребные, но малые добавки этих руд к моей стали цены того же рельса увеличат еще хорошо если на четверть, но сроки износа вырастут еще минимум вдвое.

— Понятно, в России и руда — говно, и сталь, без германцев нам не обойтись, так? — сварливо поинтересовался Николай.

— Нет, Ваше Величество, и в России руды нужные есть. Только сейчас до них добраться трудно, а в Германии их можно без особых затрат брать. Так что пока буду использовать то, что есть — а заодно и иностранцев лишать будущего ценного сырья. Да, пока не забыл: Николай Павлович, — я обратился к царю не по чину, но внезапно вспомненное напрочь отбило у меня чинопочитание, — если кто вдруг будет вам предлагать Калифорнию и Аляску продать, то скажите Александру Христофоровичу: пусть он выяснит, кому из врагов Державы нашей предлагатель сего служит. А если решите по каким-либо причинам все же земли эти продать — мне продайте.

— И с чего бы это у вас такие заботы о землях столь отдаленных?

Я оглядел собравшихся: царь, министр финансов, главжандарм. Люди, вряд ли желающие продаться заружебцам. Так что, глубоко вздохнув, на вопрос ответил:

— Там только золота в земле на сотни миллионов рублей. И овердофига еще чего, ценою в разы дороже того золота.

— Так что же вы здесь, а не там? — спросил Николай, а Бенкендорф посмотрел на меня с явным подозрением.

— Там этого всего столько, что даже соваться туда, не имея своего населения более миллиона взрослых мужиков с ружьями, бесполезно. Тут же и испанцы полезут, и мексиканцы, и американцы, да и прочая шушера со всех других стран помчится отбирать земли у России. Вот когда мы земли эти заселим…

— Это же очень далеко, — с разочарованием протянул Канкрин.

— Именно поэтому сначала нужно проложить дорогу от Москвы и до Тихого океана, откуда мы легко Америку своими людьми сможем пополнить. Чем я потихоньку и займусь…

Интерлюдия

В которой англичанка готовиться к тому, чтобы крупно нагадить.

Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн и премьер-министр Великобритании внимательно посмотрел на собравшихся. Мероприятие было для всех крайне неприятное, потому что довольно внезапно выяснилось: британская промышленность уже не лучшая на планете! Более того, некоторые иностранные державы попросту пренебрегают закупками британской высокотехнологичной (и очень дорогой) продукции, предпочитая дешевые подделки из явно слаборазвитых стран — и вот причины этого следовало Кабинету прояснить для себя, чтобы предпринять действенные меры по восстановлению мирового господства (хотя бы технологического):

— Что вам удалось выяснить?

Первым ответил лорд Данфермлин, посол в Германии, специально вызванный в Лондон на эту встречу:

— Завод в Нюрнберге баварцы выстроили сами, по подписке, сразу после того, как была выстроена там железная дорога длиной в четыре мили. По контракту на дорогу был поставлен лишь один паровоз, но они решили, что паровозов нужно больше. И, кроме того, они почти сразу начали постройку и дороги к Мюнхену, где потребуется уже не менее десятка паровозов.