Алло, Милиция? 2

А ещё надо учесть, что двести рублей — очень серьёзная сумма для студента или выпускника, по окончании вуза зачастую получавшего не больше девяноста, максимум — сто десять в месяц, очень редко — больше. Егор решил отложить покупку магнитофона до зарубежных гастролей. Тем более, в вентиляционном канале лежат двести долларов от Бекетова, вот им найдётся наилучшее применение.

— Хорошо. Поможешь занести комбик? Тяжёлый, а дома у меня только хрупкая девушка, сорок кэ-гэ с косметикой.

— Элеонора?! Вроде же крупнее была.

Егор поднял руки, мол — куда уж мне.

— Она будет польщена, что ты её помнишь. На самом деле, Эля — просто друг, завести с ней отношения мне не по карману. Дорогая девушка, избалованная. Работает заведующей комиссионным магазином в «Верасе» на Кедышко. Свойская, общительная, в компании с ней само то.

— Похоже, мне срочно понадобилось заехать в комиссионный магазин, — решил Дайнеко. — У неё когда рабочий день заканчивается?

— В восемнадцать.

— Впритык… Завозился с тобой. Ладно, завтра. Пусть потерпит!

Выгрузив аппаратуру и гитару в квартире, Егор начал быстро собираться на тренировку. Настя посмотрела выразительно в надежде, что сделает исключение и побудет с ней, он будто бы не заметил взгляда.

— Дорогая! Просьба есть. Извини, что нагружаю. Вот кассета, на ней испанская песня протеста. Нужно купить пять кассет, деньги сейчас дам, и переписать на них. Справишься? Будем её разучивать для гастролей по Латинской Америке. Целую!

Он вернулся ближе к десяти вечера, получивший нагоняй от тренера за потерю формы, даже не признался, что после двух следующих тренировок снова исчезнет на месяц. В общем, ожидал чего-то подобного, а вот Настя сумела удивить.

Она запустила L’Estaca и начала подпевать, но почему-то по-польски: «Он натхнёны и млоды был…», остановив, спросила:

— Егор! Ты в своём уме? Зачем «Муры» петь «Песнярам»?

— Дорогая… Какие «Муры»?

— Каталонскую песню L’Estaca Яцек Качмарский переделал на польский лад как Mury runą, она стала гимном профсоюза «Солидарность» Леха Валенсы. Как только в Польше ввели военное положение, фактически — военную диктатуру, «Муры» запрещены. За их публичное исполнение можно угодить в лагерь, туда брошены уже многие тысячи. Я знаю, вы далеки от этого… Но если споёте где-нибудь в Гродно, Бресте и Львове, народ там точно узнает, что это «Муры».

Она снова запустила плёнку и вместо томба-томба пропела: A mury runą, runą, runą I pogrzebią stary świat!

— В общем, стены диктатуры рухнут, рухнут, рухнут и погребут под своими обломками старый мир. Песня очень хорошая, но кто вам её подсунул?

— Не поверишь! Офицер КГБ, надзирающий за нашей благонадёжностью. Наверно, его самого развели как пацана.

— Учти, песня на каталонском. В Испании кое-как поймут, но не все. В Мексике — вообще никто. Тем более, летом там, мне кажется, сорок-пятьдесят в тени, мозги плавятся.

Вспомнив жаркий Таиланд зимой, Егор с ужасом признал её правоту. Про Пхукет, правда, не стал рассказывать.

— Что же теперь? За песню деньги уплачены. Кровные народные. Под патронажем нашей славной госбезопасности.

— Что бы ты без меня делал… Я за чистыми кассетами в «Культтовары» на Волгоградской ездила. Там рядом моя одноклассница живёт, тоже из Гродно. Она учится в Институте иностранных языков. В общем, дело, конечно, ваше, но я предложила бы перевести каталонский текст на русский, не обязательно близко по содержанию. А один куплет спеть по-испански, девочки переведут. За пригласительные на «Песняров», конечно.

— Похоже, это универсальная валюта, — заметил Егор.

— Знаешь, как по-испански будет «стены рухнут»? Muros caerán.

— Мурос кайра, кайра, кайра… — он попробовал слова на вкус.

— А старый мир — это el viejo mundo, никак не укладывается в стихотворный размер. Вдобавок, с вашим «испанским» произношением вы tomba споёте как tumba, то есть могила.

— Давай так… Сделайте «Мурос кайра», но только припев. Срок — апрель. Годится?

Вместо словесного согласия Настя ответила долгим поцелуем.

Конечно, Егор мог запросто стукануть на Волобуева его шефу Образцову. И что будет в итоге? Переговорами и приобретением прав наверняка занимался другой непризнанный гений разведки или контрразведки. Кому-то выпишут звездюлей, на чём дело и успокоится, а получивший по ушам Волобуев начнёт искать, кто его вложил.

Песню могут заставить выбросить из гастрольного репертуара, а жаль, музыкально она действительно прекрасна. И пропадут труды студенток-филологинь.

Пусть поётся на заокеанских гастролях. А при случае можно намекнуть Волобуеву, что он в собственных лапах принёс в государственный белорусский ансамбль песню антикоммунистической «Солидарности».

Имея на людей компромат, ими проще манипулировать. Юра знает, что он на крючке, с гэбистом предстоит сработать иначе…

[1] https://www.youtube.com/watch?v=cjnMQixxAFw

Глава 16

16

В оставшиеся пять дней до отъезда Егор был занят настолько, что очень мало уделял времени Насте. Да и ночами — тоже, после обязательной порции ласк быстро тянуло на сон.

Он обещал, что наверстает, до окончания госов никуда не уедет, а путешествие в Мексику и Никарагуа казалось Насте столь фантастическим путешествием, что она и не думала отговаривать. Командировка или туристический тур за рубеж для абсолютного большинства граждан СССР оставались несбыточной мечтой. Имея кучу родственников в Польше, она не смогла съездить даже туда.

За пять дней пронеслись три репетиции, два концерта, две тренировки на «Динамо», подписание договора на дом в «Сельхозпосёлке», Егор внёс первую тысячу оплаты. Пришлось также встретиться с Пантелеичем и договориться об оплате почтовыми переводами, поскольку квартире месяц стоять запертой.

В воскресенье Элеонора сдала отчёт по сделкам за месяц и выложила пачку ассигнаций.

— Эля! Я тебя обожаю, — заверил Егор, попивая умело заваренный кофе у неё на кухне. — После гастролей осяду в Минске надолго, у нас будут концерты, приглашу.

— Так уже товарищ твой Валера пригласил, в четверг ходила с подружкой. Ты, кстати, чуть бы вышел вперёд. Сзади спрятался, в этой длинной хламиде и в парике едва тебя узнала.

— Впереди стоят Дайнеко и другие звёзды первой величины, я отираюсь в подтанцовке. Кстати, как у вас с Валерой?

— Ревнуешь? Правильно. Галантный мужчина. Но, увы — тоже сегодня уезжает. Далась вам эта Украина…

— Правила такие, дорогая. Чтоб пустили в Мексику, надо минимум полгода окучивать родимые поля и леса. «Песняры» в декабре летали на Кубу. Значит, до Мексики вся заграница для нас — Россия да Украина, три-четыре концерта в день.

Элеонора принимала его совершенно по-домашнему. Розовый халат был теперь просто удобной одеждой, а не чем-то таким, что удобно распахнуть и быстро сорвать, не заморачиваясь молниями или пуговицами.

— Скажи… А если я накоплю на путёвку в загранпоездку, меня выпустят?

— Спрошу. Думаю — да. Тем более, ты давала подписку о сотрудничестве. Вызовут, озадачат закладывать, кто плохо вёл себя за кордоном и рассказывал политические анекдоты.

— Говорят, если купил путёвку, то немного рублей разрешают менять на валюту. Куплю на неё магнитофон, продам здесь — поездка окупится.

— Элечка, я тебя умоляю. Да, так ездят за рубеж. Берут макароны, кипятильник, греют воду в сливном бачке унитаза и варят в нём эти макароны. Ну? Тебе это надо? Ты у меня — леди. Не надо себя изводить. Заработаем ещё.

— Заработаем. Но, если по правде, я хотела бы съездить с тобой. Нет, не за твой счёт, всё можно честно, поровну. Просто… Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Понимаю. И не отвечаю тебе, потому что тоже горю этим желанием. Но до осени ничего и никому не могу обещать.

Спустившись по лестнице, Егор обернулся и посмотрел в глубину пролёта. «Сука ты, — сказал он себе. — Ведь ты ей действительно нравишься. Зачем дуришь девке мозги?»