Страница 69 из 81
Под утро к селу подошли два эскадрона кавалеристов, это были кадровые части, кони у них были не чета артиллерийским клячам. Впрочем, кавалеристы надолго не задерживались — они расседлали и напоили лошадей, передохнули немного и вскоре выступили на запад. Этот отряд и мел и две тачанки с Максимами, и две пушки, которые тянули тройки крепких коней. Ровно в полдень поступил приказ — срочно выдвигаться. Румыны прорвались через Прут и двигаются в направлении на Могилев-Подольский — Ямполь. Было решено всеми имеющимися частями ударить во фланг прорвавшейся группировки и остановить наступление противника. Через час к селу подъехали машины, туда стали грузить бойцов, получалось, что две маршевые роты выдвигались, к радости артиллеристов, к одной из машин прикрепили их орудие, так что рота стала импровизированно механизированной. Дважды попадали под бомбежки лаптежников. Тут Аарон впервые увидел, что такое смерть… Его взвод потерял одного — Василия Иванова, парня из Жмеринки. Ночевали они в поле, машины оставили их на позиции, а сами вернулись, им предстояло поутру выйти к позициям противника и атаковать. Спал Аарон спокойно, не осознавая, что поутру будет бой, атака, он еще не понимал, что это такое, ему снилась мама, потом жена Моня и маленькая кроха Мэри. Проснулся в четыре утра, скатал шинель, бойцы просыпались, были хмурыми, многие не выспались, их бил нервный мандраж.
Через пол часа рота пошла вперед. Единственную пушку тащили за собой, меняя друг друга, часть бойцов несла снаряды в двух деревянных ящиках. К позиции противника у небольшой рощицы, перед которой шел перекресток двух дорог вышли рано утром, в туман. Пока сосредоточились, туман стал рассеиваться, стало видно, что у перекрестка выкопаны окопы и там засел враг. Рявкнула сорокапятка, стараясь вынести пулеметную точку, с третьего выстрела ей это удалось, еще два разрыва накрыли вражеские окопы, и рота пошла в атаку густой цепью, с криками «Ура!» и матами командиров.
Но и Трофимову, и его наспех сколоченной роте не повезло. Румынскую армию укрепили немецкими частями, они и совершили прорыв через Прут. Тут же был небольшой шверпункт — узел обороны, насыщенный немецкой пехотой, у которой был нет один пулемет — а три ручных, один станковый, да еще и минометная батарея в придачу. Хотя станковый пулемет в центре позиции они потеряли, но ручные на флангах открыли огонь, а минометчики тут же стали посылать в наступающих одну мину за другой. Под массированным огнем рота залегла, много красноармейцев были ранены или убиты. Правда, капитан Трофимов, получивший легкое ранение в руку, сумел восстановить порядок, никто не побежал, бойцы стали стрелять, пытаясь хоть как-то отвечать на плотный огонь врага. Стреляли плохо, матерились, орали, капитан попытался поднять всех в штыковую — единственный шанс хоть кому-то добраться до вражеских окопов. Но тут же был убит. А еще через пять минут на поле появились танки с крестами на бортах. Сорокапятка успела сделать один выстрел, но неудачно, стояло орудие в поле вообще без маскировки, с ней расправились быстро и жестоко. За парой танков шли бронетранспортеры, оттуда вели огонь пулеметчики, под таким массированным огнем сопротивления уже никто оказать не мог. А как? Среди почти двух сотен человек не было больше ни одного профессионального военного! Кто-то побежал, бросая оружие, из которого многие не сделал и выстрела… Кто-то продолжал стрелять, кто-то бросался в штыковую и падал, не добежав до врага. Аарон увидел, как к нему приближается тупоносый танк с короткоствольным орудием. Танк казался ему таким страшным, что привычное хладнокровие изменило, он бросился от него в сторону, но далеко убежать не удалось. Рядом что-то взорвалось, он упал, свет в его глазах померк.
Очнулся он от удара сапогом по ребрам. Над ним стоял немецкий пехотинец, который держал в руках фотоаппарат. Это показалось Аарону дикостью.
— Aufstehen! Hände hoch! Aufstehen![2]
Аарон понял, что от него хотят, увидел еще одного солдата, тот стоял с винтовкой, ожидая, когда начнется какое-то движение. Он поднялся, поднял вверх руки.
— Schneller! Schneller![3]
Это было понятно и без слов, пришлось пошевеливаться. Его отвели к железнодорожному полотну, где, около насыпи, уже согнали почти полсотни пленных — все что осталось от двух маршевых рот. Вскоре приводить пленных перестали. Аарон видел, как нескольких, видимо, тяжелораненых, немцы просто застрелили там, где те и лежали. Толпу пленных построили. Почти каждый второй был ранен. Второй раз за сегодня строй обрел какую-то видимость порядка, на сей раз очень паршивенькую.
— Achtung![4] Командирен! Еврей! Комиссарен! Выйти из строй! — проорал немецкий офицер. Из строя как-то выходить никому не хотелось Аарону, тем более.
— Ви должни помогайть немецкий властьям! Командирен! Еврей! Комиссарен! Выйти из строй! — Продолжал орать немец.
Тут чья-то рука толкнула Аарона в спину, он оглянулся, за ним стоял Михаил Пацюк и злобно скалился.
— Туточки есть один еврей, он и командиром был! — противным голосом выкрикнул Пацюк, еще раз толкнув Аарона в спину. Впередистоящий пропустил Аарона, и тот вышел из строя. За ним вытолкнули еще одного парня, вроде бы, всего два часа назад назначенного командиром взвода вместо погибшего под бомбежкой политрука, а вот Шлёма Койфман вышел сам, его никто не выталкивал, он и внешне не сильно на еврея был похож, да вот взял, и вышел.
— Еще четыре шаг вперьод! — снова скомандовал немец. Лейтенант Ремке не был фанатичным нацистом, он вообще происходил из прибалтийских немцев, неплохо владел русским языком, военное дело любил, а солдаты его уважали. Но приказ Гитлера об уничтожении командиров, комиссаров и евреев, которые попадали в плен, хорошо знал. Приказ мог нравиться, мог не нравиться, а исполнять его было надо. Пусть и без удовольствия. Поэтому Ремке стремился избавиться от этой необходимости как можно скорее. Его люди уже были на месте, лейтенант махнул рукой, отдавая приказ. Раздалось три выстрела. Стреляли наверняка, в затылок, чтобы не мучились. Это был все-таки солдаты, а не СС.
О чем думал в эти последние минуты Аарон? Вспоминал ли всю свою жизнь? Маму? Отца? Моню? Свою дочку, которая так и не успела вырасти на его руках?
Какое сейчас это уже имеет значение?
Его мир исчез, как исчез мир Шлемы Койфмана или этого незнакомого парня, который оказался третьим в их несчастливой компании. Как исчезали, гасли, разрывались на части миры десятков, сотен, тысяч и миллионов людей, перемалываемых страшным Молохом войны.
[1] Крыса
[2] — Вставай! Руки вверх! Вставай!
[3] — Быстрее! Быстрее!
[4] — Внимание!