Страница 36 из 81
Братья пришли взвинченные, растревоженные, всегда аккуратный Армен поразил растрепанностью одежды и немногословием, в основном, рассказывал Серго, младший же как-то тихо молчал, отойдя в тень старшего по возрасту брата. Мать, которая еще не отошла от слез, появилась в их небольшом дворике только тогда, когда девочки уже накрыли на стол, рассказы об очередях в военкомате, про множество людей, про слухи, которые ползли по городу, уже закончились, отец сидел во главе стола, когда появилась она, встал, подвинул Анник стул, внимательно посмотрел на нее, впервые за все это время оторвавшись от собственных дум.
— Что у вас там… — совершенно бесцветным, лишенным эмоций голосом, спросила враз постаревшая на добрый десяток лет женщина.
— Мамочка, все хорошо, — голос Серго был спокойным, но Анник чувствовала, что это спокойствие напускное, только для нее, сестер и отца, — меня направили в военное училище, буду связистом…
На мгновение у Анни чуть отлегло, связист, это, наверное, хорошо, связист — это не солдат, это не в окопе, это, точно, полегче будет, слава тебе, Господи, что сыну такую дорогу дал, но тут же пришло отчаяние, когда услышала:
— Армена в танковое училище направили, будет защищен крепкой броней…
Это тоже было сказано, чтобы утешить мать. Но утешение не пришло, почему-то вместо него пришло отчаяние. Чтобы не разрыдаться при сыновьях, которые должны были идти на фронт, Анник уткнулась головой в грудь мужа и чуть слышно заскулила. Арам впервые за много лет позволил себе при детях какое-то подобие ласки: он коснулся ладонью головы жены и произнес:
— Успокойся, Аннуш, нам надо быть сильными.
Слова ли мужа подействовали на женщину, почувствовала ли она тревожные взгляды детей, но сумела собраться, встряхнуть себя, после чего выпрямилась, окинула детей почти что спокойным взором, а когда отец разлил вино и произнес, без пафоса, но весомо, уверенно:
— За наших воинов, за нашу Победу!
Анник к этому времени уже совершенно скрыла то отчаяние, что рвалось из ее души. Как же не хотела она отдавать ненасытному молоху войны всех сыновей! Но они ведь сами пошли, добровольцами! Разве можно их упрекнуть в этом? Они — мужчины, они достойны своего отца, нашего княжеского рода!
И только рано-рано утром, когда все еще спали, Анник стояла на коленях в храме и истово молилась Богу, так, как только может молиться мать, отправляющая детей на верную смерть.