Лицедей. Зловещий миттельшпиль

— Нет-нет, ты теперь поясни, с чего это мы троцкисты?! — начал разгоняться майор.

— Да не троцкисты вы, — вздохнул я. — Я вообще не в курсе, что это за фрукты и с чем их едят. Знаю только, что если бабка хочет кого-то оскорбить обидно, то обязательно троцкистом или меньшевиком припечатывает.

— Ты такое нашим в лицо никогда не говори, — попросил слегка остывший Краснодубов. — И о Ленине снисходительно-пренебрежительным тоном не высказывайся. Кое-кто не потерпит и пулю схлопочешь. Надо оно тебе на пустом месте?

— Понял, — кивнул я. — Просто я уже привык, что от бабули хрен чего допросишься, капиталистические отношения, сука их мать, а вы с ней одного поля ягоды, буржуйчиком меня за глаза кличете, поэтому обращаетесь по-буржуйски. Вот и жду от вас говна.

От бабули точно будет, я для неё совсем как чужой. Исчезну бесследно, подохну бесславно — долго горевать не будет. Если вообще будет.

— Я тебе сказал, что считаю тебя одним из наших, — неодобрительно покачал головой майор. — Не может буржуй вот так взять и от сиюминутной личной выгоды отказаться. Ты отказался, за спасение бойцов много брать не стал, хотя мог. И вообще, о тебе в Коммуне молва ходит скорее положительная, нежели негативная. Павел Викторович всё хочет с тобой встретиться и поговорить да никак не может. У вас тут нечеловеческий режим, всем всё равно на остальных, на крошечную пенсию по инвалидности они бы никак не прожили, а ты помогал, поддержал инвалида с матерью, а они тебе никто. Никто этого не забыл, как бы тебе там ни казалось.

Мне их было элементарно жаль. Любому бы было на моём месте, а у меня ещё денег куча после «Беса 2», реклама кое-что давала — что мне стоило?

— С бойцами спасёнными ещё я поговорил, говорят, что ты жизнью рискнул, сцепился с немецко-финскими фашистами, потом вывел их и принял неравный бой, — продолжал майор. — Я к тебе полностью лоялен, потому что считаю, что ты наш. Этот нанос буржуйства постепенно сойдёт, останется только правильное воспитание и характер. Выйдет из тебя толковый коммунар, рано или поздно.

— Ты меня тут, товарищ майор, в свою идеологию не агитируй, — попросил я. — Показывай бойцов, а потом я по делам пойду. Дел у меня нынче дохрена и больше.

— Идём, — потушил сигарету об урну майор.

Прошли к казармам, у которых по-прежнему тренировали гражданских.

— Красноармейцы Козьмин и Берсон! — приказным тоном позвал майор бойцов.

Из казармы вышли два мужика в слегка потрёпанной форме РККА, в ватниках, шапках-ушанках, с винтовками на плечах.

— Не смотри на внешний вид, они только с боевого дежурства, — увидел мой скептический взгляд Краснодубов. — Отражали ночную атаку бригадников.

— Товарищ майор, красноармейцы Козьмин и Берсон по вашему приказанию прибыли, — отчеканив три строевых и козырнув доложил самый небритый.

— Красноармеец Козьмин, форма одежды нарушена, внешний вид в порядок не приведён, — неодобрительно процедил майор.

— Товарищ майор, с боевого дежурства, — начал оправдываться боец.

На вид ему лет тридцать с чем-то, тощий какой-то, но взгляд солдата, смотрит уверенно и в то же время слегка равнодушно. Так на старший командный состав могут смотреть только солдаты с большим боевым опытом или крайне косяковые индивиды, по которым дисбат давно и печально плачет. Но судя по состоянию оружия и сапог, опытный воин, ведь винтовка ухожена не хуже, чем кирзовые сапоги, а они блестят. Как говорят: если солдат не может блистать интеллектом, так пусть блистает сапогами, хе-хе-хе...

Пальцы мои невольно откликнулись непередаваемыми ощущениями прилипания государственного крема для обуви, а ноздрей моих будто бы коснулся этот ни с чем не сравнимый керосиновый запах. Часть военного довольствия приходилось тратить на нормальный обувной крем, потому что наши говённые берцы буквально разъедались этим государственным кремом. Нет, если вшатать на это часик усердной работы, то какого-то блеска от берцев добиться можно, но нахрена, если можно купить нормального крема и довести их до зеркального блеска за десять минут?

— Не оправдание, — покачал головой майор. — Но неважно. С этого момента переходите в полное распоряжение товарища Верещагина.

— А за что, товарищ майор? — спросил молчавший до этого Берсон.

Этот точно из богоизбранного народа, по лицу видно. Нет, может и араб какой-нибудь, но фамилия выдаёт надёжнее паспорта. Волосы чёрные, кудрявые, коротко стриженные, нос с горбинкой, глаза карие, а кожа смуглая. Взгляд перманентно грустный, но это может быть от общей затраханности напряжёнными неделями бесконечной войны против всех, а может он так передаёт нам печаль вечно гонимого народа Моисея. У этого оружие и сапоги тоже в идеальном состоянии, что тоже косвенно подтверждает слова майора Краснодубова.

— Таков приказ, — произнёс майор. — Вы всё ещё в Красной Армии, но под руководством товарища Верещагина. Он вас в обиду не даст, просто так погибнуть не позволит, но повоевать придётся. Ведь придётся же?

— Ещё как, мать его! — пообещал я. — Кстати, Евгений Игоревич, не можешь мне прямо сейчас дать одну 82-мм мину?

— Могу, — ответил тот. — Сержант Берёзин, отправь кого-нибудь, пусть принесёт мину восемьдесят два миллиметра!

— Есть!

Через пару минут я получил на руки заветную мину и поместил её в рюкзак.

— За мной, бойцы, — позвал я новых подчинённых. — Надо наведаться в мастерскую.

В мастерской Антона Борисовича Пронина активно стучал пневматический кузнечный молот, какие-то неизвестные мне люди крепили к армированному автомобильному каркасу тяжёлые бронеплиты. Крепили болтами, что выглядит очень сомнительным решением, но хрен бы с ними, пусть делают, что хотят.

— Здравствуйте, — помахал я рукой начальнику мастерской.

— И тебе быть здоровым, — кивнул мне Антон Борисович. — С чем пожаловал?

— Привёл тут своих бойцов, — указал я на своих новых подчинённых.

— Я вас уже видел, — произнёс Пронин. — Но лично нас не представляли. Антон Борисович.

— Константин Фёдорович, — протянул руку Козьмин. — Рад знакомству.

— Осип Самуилович, — последовал за ним Берсон. — Тоже рад знакомству.

— Рад знакомству, — дружелюбно улыбнулся кузнец, а затем перевёл взгляд на меня. — Вот познакомил, а дальше что?

— Титановые бронеплиты ещё остались? — спросил я.

— Остались, конечно, но не так много, как хотелось бы, — вздохнул Пронин.

— Я получил от Агаты Петровны право пользования услугами мастерской, — сообщил я. — И мне нужны наручи с поножами, из титана, разумеется.

Кузнец окинул меня внимательным взглядом.