Страница 73 из 104
Она широко-широко ощерилась, огляделась по сторонам и потянула его к колоннам подальше от лестницы, чтобы никто точно не смог их подслушать.
– Я стала читать одну книгу… «Страдания юного Вертера». Ещё один шедевр Гёте. Всё ради тебя!..
Несясь куда-то в своих подозрениях, он теперь как будто остановился и впервые увидел её по-настоящему, а не сквозь свои бесчисленные думы. Как же… ему не хватало сейчас именно этого признания!
– И что же? – поинтересовался он весело. – Нравится?
Нино умилительно сморщилась и зацокала языком.
– Не нравится сам Вертер. Он слишком мягкий и сентиментальный. А вот Лотте и её муж Альберт очень мне импонируют.
Шалико улыбнулся уголками губ. Что-то затрепетало у него в груди настолько, что он выпалил, не таясь:
– А на кого я, по-твоему, больше похож: на Альберта или на Вертера?
Как более ясно спросить «нравлюсь я тебе или нет?», он пока что не придумал. А она ещё и всерьёз призадумалась над этим вопросом, играя на его нервах! Ну что за девушка!.. Решила, что ли, совсем его с ума свести?
– Ты ни тот, ни другой, – замотала головой возлюбленная Нино, сдерживая смешинку. Точно тянула время, чтобы подразнить! – Ты – Фауст.
«А ты моя Гретхен», – ответил он ей мысленно, но в реальности ничего не сказал. Ему всё же показалось, что его смелая метафора пришлась ей по вкусу. Неужели лёд тронулся?
Они стояли и улыбались друг другу, пока Шалико тяжело не вздохнул и не вернулся к теме разговора:
– Ладно. Давай… займёмся Тиной. У тебя уже есть какая-то идея?
Конечно же, она у неё имелась.
– Нам надо поговорить с Павлэ и узнать, куда он отвозил papa и Тину. Не верю, что он оставил её у церкви, как они пытаются нас убедить.
– Но Павлэ сам никогда не расскажет нам, куда они ехали. Он ведь не захочет вызвать гнев твоего отца?
Зелёные глаза Нино наполнились неприкрытым удивлением при таком нелестном предположении.
– Ты ведь не думаешь, что я предлагаю пойти к нему и напрямую спросить?
Шалико виновато опустил глаза в пол. Ведь именно это он и подумал! Голова всё ещё не проветрилась от мыслей о Саломее и Давиде…
– Сегодня утром, – продолжила княжна, ничуть не расстроившись и даже умилившись его смущением, – я видела, как Шота… ну, это собачка Тины, которую папа купил ей недавно. Ты сам знаешь. Так вот!.. Я видела, как он незаметно пролез в возок. Они увезли его с собой, и, да, привезли обратно. Но мы ведь можем сказать, что они забыли его в том самом месте, куда они ездили! Немного твоей дипломатии – и он сам проболтается как раз потому, что забоится гнева papa.
– Гениальный план! – искренне похвалил её юноша, даже не смея спорить. – Мы даже можем попросить, чтобы он нас туда отвёз, а иначе Шота потеряется. Если он вдруг окажется крепким орешком – в чём я сомневаюсь – и не выдаст всё и так.
С реализацией гениального плана тянуть не стали и, почти не мешкая, бросились к добропорядочному кучеру, который, конечно же, проявил поначалу известную стойкость.
– В церкви была её сиятельство, в церкви, – пробурчал Павлэ, поглаживая одну из своих лошадок по золотистой гриве. Что это такое? Неужели он заметно прятал от них глаза? – Вы что же, плохо расслышали Георгия Шакроевича?
– Значит, запрягайте поскорее коней, любезнейший, – с самым обеспокоенным видом приказала младшая из сиятельств и гордо вздёрнула нос. – Мы едем туда за собакой моей сестры. Как вы только могли её там оставить, как проглядели?!..
Шалико с наслаждением наблюдал за тем, как большие карие глаза Павлэ наполнялись беспокойством и даже ужасом. Язык у этого незамысловатого, хоть и преданного человека работал гораздо быстрее, чем следовало бы. С этим они, безусловно, не прогадали:
– Да вы что, ваше сиятельство? Куда мы сейчас в театр-то поедем! В Ахалкалаки сейчас даже мухи не пролетит просто так, не то что целый экипаж!
– В театр?! – в один голос крикнули юноша и девушка, синхронно обернувшись, а кучер сокрушённо прикусил язык. Горе ему, горе!.. Что же он наделал?! – Так вы всё-таки были не в церкви?
– В церкви.
– А театр что же? Просто к слову пришёлся?
– Просто к слову.
– Не врите, милейший! Что моя сестра забыла с утра в театре? Да ещё и с позволения отца?
– Вот у неё, ваше сиятельство, и спросите, – неприветливо отрезал Павлэ и, чтобы не испытывать больше судьбу, засуетился с лошадьми к конюшне. – А меня, пожалуйста, больше не впутывайте!
Издали сверкая широкой спиной, Павлэ вызвал в горячей голове Нино ещё больше вопросов. Шалико, который разделял её смятение, стоял некоторое время молча, но дневной зной, наступивший сразу после дождя, вымотал его настолько, что он всё-таки решился нарушить молчание.
– Генацвале, – позвал он её, мягко развернув к себе за плечи. Её нижняя губа предательски задёргалась. – Послушай. Ты уверена, что хочешь продолжить это расследование? Поверь мне… знать всё обо всех порой не так уж и необходимо.
Девушка медлила с ответом, а лучи жаркого летнего солнца заслепили парню глаза. Или он просто ослеп от нежности к ней?
– Тина встречается в театре с какой-то женщиной, – неуверенно произнесла княжна, но затем резко осмелела. – Тогда я выпытаю, что это за женщина. Ты ведь знаешь меня! Я не смогу общаться с сестрой как прежде, если буду знать, что она что-то скрывает от меня.
Сердечный друг тяжело вздохнул и убрал руки с её плеч.
– Пусть будет так. Но что ты собираешься делать?
– Нужно просмотреть отцовские бумаги. Там точно что-то есть об этой загадочной даме.
– Гмерто чемо! – взмолился юный князь, бессильно выдохнув. – Ты точно сведёшь меня когда-нибудь с ума!
Нино кокетливо захлопала ресницами и повела его обратно в дом. У кабинета Георгия молодые люди остановились почти одновременно, но она всё равно заявила, что войдёт туда одна. Это была… тайна её сестры, её родного человека. И если волей судьбы она всё же раскроет что-то плохое, то… пусть, по крайней мере, никто не увидит её первой реакции.
– Стой лучше на страже, – доверительно коснулась она руки товарища. – Дашь мне знать, если кто-то пойдёт.
Шалико кивнул, напоследок коснулся пояса её платья, но быстро осёк себя и вытер влажные ладони о брюки. Кто знает, что она там найдёт? Что-то страшнее того, в чём он подозревал родного брата?
Случай наверняка подслушал эти мысли – ведь, как только Нино скрылась за пресловутой дверью, тоска наполнила его сердце щемящей, непонятно откуда взявшейся волной. Она усиливалась с каждой минутой, и он прохаживался туда-сюда по коридору, не находя себе места. А княжна всё ещё не показывалась, всё ещё медлила. Неужели что-то нашла? Неужели что-то важное?
Секунды потянулись, будто часы, но он не мог сказать точно, что именно разъедало его душу: переживания за Нино и за её открытие? Неизвестность, которая будет терзать их всех, пока Вано целым и невредимым не вернётся домой с той злосчастной демонстрации? Быть может, виновно неудавшееся выступление директора департамента или связанные с этим политические проблемы, которые ему, как дипломату, придётся в скором времени решать? Нет?! Но что же, что?..
Младший Циклаури отошёл от стены, когда лёгкий ненавязчивый смех за углом оглушил его, будто ядра пушек при Аустерлице, о котором он так много читал, но где никогда не бывал. Смех принадлежал женщине, в этом не осталось никаких сомнений, но шёпот, сопровождавший это хихиканье, был мужским, и плохое предчувствие окончательно выбило у Шалико из-под ног почву. Он шёл на все эти звуки медленно, еле дыша, но чем ближе он подходил, тем больше понимал: не показалось, не показалось…
– Прекрати это, – завлекающе улыбнулась девушка, в которой он безоговорочно узнал Саломе и изнурённо зажмурился. – Нас ведь увидят!
Давид, личность которого Шалико узнал без труда, оставил на шее своей любовницы дорожку поцелуев, чуть-чуть опустил плечико её платья и поцеловал в оголённую ключицу. Она дышала тяжело, явно не желая, чтобы он это «прекращал», и тогда брат, понимая её без слов, чуть-чуть приподнял подол её платья. Шалико зажмурился ещё сильнее и отвернулся, так и не увидев, как далеко он его задрал, но всё ещё слышал, слышал их…