Страница 29 из 104
Нино обиженно сложила руки на груди и замолкла. Несколько секунд молодые люди провели в молчаливой тишине. Шалико размышлял.
– Нет, так не годится, – покачал он головой немного погодя. – Мы зашли в тупик.
– И что ты предлагаешь делать?
– Ждать. Он обязательно где-то ошибётся. Вот увидишь… и уж тогда мы будем первыми, кто схватит его за руку.
Княжна хотела что-то возразить, когда из парадной двери Сакартвело вышли две мужские фигуры. Одна из них осталась стоять в стороне. Судя по общему меланхоличному настрою, это был Давид. Второй же, весело махая из стороны в сторону руками, пошёл к ним через весь сад.
– Вано идёт! – зашипела Нино, узнав брата, и кивнула Шалико на шкатулку. – Прячь быстрее!
Недолго думая, тот положил несессер под скамейку, накрыв его белым платком Нино, но, к счастью, Вано не обладал должной наблюдательностью. Достигнув их, он уселся между сестрой и её другом, весело приобнял их за плечи и принялся шутить в свойственной ему манере, так ничего и не заподозрив.
– Чем вы тут занимаетесь, любезные мои? – с хитринкой подмигнул он Шалико и потрепал его по курчавой голове. – Чем вызвано столь романтическое уединение?
Нино стыдливо зарумянилась и почему-то притихла, поэтому юному Циклаури пришлось выдумывать правдоподобный предлог самому.
– Я рассказывал, какое занимательное собрание сочинений Гёте мне на днях прислал друг из гимназии. Обещался показать сегодня вечером, когда будем принимать вас у себя в Мцхете.
– Ты и правда пытаешься произвести впечатление благодаря скучному немцу? – покачал головой Вано, благо сильно понизив голос. – Эх, генацвале, всему тебя учить надо!
Шалико еле заметно повёл бровями, но спорить не стал, а просто сменил тему:
– Отец ждёт не дождётся сегодняшнего вечера. Он взял в дом новую кухарку, а готовит она просто божественно. Хочет похвастаться перед Георгием Шакроевичем!..
– А почему Давид Константинович такой печальный? – перебила их Нино и кивнула в сторону парадной двери. – Что стряслось?
– Думаю, то же самое, что и с нашей Саломеей Георгиевной, – глубокомысленно заметил Вано и резко посерьёзнел. Очевидно, эта тема уже давно стала для него такой же болезненной.
– А невест Константин Сосоевич не подбирает? – спросил он у младшего брата Давида, но всё ещё имел крайне озабоченный вид.
– Подбирает, но ему как будто всё равно. А особенно после того визита в Ахалкалакскую школу – словно в воду опущенный.
Все трое переглянулись, но озвучивать общих мыслей не решились и просто промолчали.
А дел перед вечерним приёмом на самом деле оказалось невпроворот!..
***
Мцхета, получившая своё название в честь города, откуда были родом старый князь Циклаури и его супруга, не уступала Сакартвело в размерах и роскоши, но снаружи была устроена более патриархально, по-кавказски. Дариа Давидовна, с любовью занимавшаяся садоводством, разводила акации, пионы и другие садовые цветы, так что аллея рядом с домом утопала в самой разнообразной листве. Ламара очень хвалилась своей любовью к уединению и зачастую убегала в сад, чтобы предаваться там излюбленной меланхолии, но и остальные обитатели поместья очень гордились своим пышным цветником. Константин Сосоевич и вовсе утверждал, что во всей округе только у него водились самые редкие и самые прекрасные растения Грузии.
Апофеозом горячего увлечения Дарии Давидовны служила аккуратная деревянная теплица, связанная с основным зданием настилом, который уходил прямиком к террасе на заднем дворе. Зачастую княгиня Циклаури терялась во времени и пространстве, когда уходила в свой укромный зелёный уголок за домом. К тому же в столь палящую летнюю погоду, что стояла последние несколько дней, там всегда царила освежающая прохлада.
Приняв во внимание непогодь, Георгий Шакроевич с семьёй явились только к пяти часам вечера, когда жара обычно спадала, но прогадали в одном: на смену зною пришла духота. Пусть солнце всё ещё и светило высоко в небе…
– Кажется, сегодня наступил самый жаркий день в году, – досадливо покачала головой хозяйка Мцхеты – полная светловолосая женщина чуть старше пятидесяти лет – и вышла встречать дорогих гостей у входа в свою легендарную теплицу.
Будто в тумане Тина наблюдала за тем, как её отец галантно целовал княгине руку, хлопал по спине её мужа и расщедрился на комплимент их прекрасным сыновьям, успехам которых не переставал удивляться. В ответ Константин Сосоевич что-то сказал про Вано и его стихи, отметил красоту Саломеи и выразил свою радость, что его приглашение принял также и её супруг, но Тина не вникала дословно, пока кто-то настойчиво не дёрнул её за рукав платья.
– О, чемо карго, как я рада тебя видеть! – заюлила Ламара, строившая из себя её горячую подругу уже не один год. Таким образом средняя Циклаури пыталась подобраться поближе к Вано, который в упор её не замечал. – Мы не виделись всего пару дней, а мне уже столько всего хочется с тобой обсудить!
Тину так и подмывало спросить, что именно они могли обсуждать, когда обычно не находили и двух тем для разговора, но положение спасли младшая сестра и Шалико Константинович.
– Ты опять изводишь наших гостей своей навязчивостью, а, даико? – покачал головой старший брат, в голосе которого читалась снисходительная нежность к непутёвой сестрице.
– Ты чуть-чуть ошиблась, генацвале, – заговорщицки подмигнула Нино. – Наша Тина не носит усов или сапог со шпорами!.. Даже фраков не носит! Разве она может быть тебе интересна?
Тина видела, что Шалико с трудом сдерживал смех, и поспорила бы на что угодно, что он пожал бы Нино руку, если бы позволяли приличия. Ламара демонстративно фыркнула и, высоко задрав нос, проплыла в гордом одиночестве к дому, к которому шли их родители. У теплицы кроме них остались Саломея и Пето, которые обменивались общими фразами с Давидом. Софико только что выбежала из дома, кинулась к ним навстречу через аллею и повисла у Нино на шее:
– Ты же не забыла про наш уговор, генацвале? – радостно спросила девочка, как только младшая Джавашвили, на которую она всегда старалась походить, перестала сжимать её в своих крепких объятьях. – Мы всё ещё идём в оперу на «Аиду»?
– Разве я когда-нибудь забывала о своих обещаниях? – повела плечами Нино. Её вкусы во многом совпадали с идеалами Софико в вопросах искусства. – К тому же я сама давненько мечтаю послушать её. Ты ведь знаешь: я обожаю оперу!..
– Я вас свожу обязательно, – с улыбкой проговорил Шалико и взял младшую сестру за руку. – Как только её снова начнут ставить в Ахалкалакском театре…
Шалико обладал достаточным тактом – в отличие от её сестрицы, – чтобы увести Софико под каким-то благозвучным предлогом и оставить девушек наедине, но даже после ухода младших Циклаури Тина не решалась говорить об очередном визите в театр и случившемся там эпизоде.
– Ты довольно грубо обошлась с Ламарой, – улыбнувшись сквозь поджатые губы, шепнула сестре Тина. – Как всегда не умеешь держать язык за зубами.
– А у тебя, как всегда, всё на лице написано, – не осталась в долгу Нино и, взяв её под руку, хитро улыбнулась. – Ну и… кто он?
Как поверенная во многих её секретах, Нино, конечно же, знала, что у сестры водились хорошие знакомства в актёрской среде, но она искренне связывала это с несостоявшейся мечтой средней Джавашвили о сцене. Это Тину вполне устраивало, учитывая обстоятельства, которые на самом деле свели её с театром.
– Ну хорошо, хорошо! – сдалась девушка, когда они переступили гостеприимный порог Мцхеты и, пройдя длинный, плохо освещённый коридор, увешанный со всех сторон портретами, вышли к большой светлой зале, в которой уже ждал накрытый стол. Отцы поместились за ним друг за другом, их примеру последовали и Дариа Давидовна с дочерьми, но сёстры не спешили к ним присоединяться. Поместившись на укромном диванчике возле пианино, Нино подпёрла подбородок рукой и принялась слушать.
Тина любила то опустение, которое царило в театре в утренние часы, когда антрепренёр закрывался в своём кабинете вместе с Гоголой, а актёры не показывали носа из своих гримёрных до объявления следующей репетиции. Княжеская дочь знала все постановки в их репертуаре наизусть, а приглашённые режиссёры очень её любили и никогда не возражали, если она присутствовала на прогонах. Она давно стала неотъемлемой частью этой жизни, вжилась в неё, стала плотью от её плоти…