Страница 25 из 68
Глава 10. Рожденный ползать, летать не может?
Пока шли, я какое-то время таращилась на широкую спину Окамира, обтянутую белым пальто. Снег под валенками хрустел вкусно и бодро, вокруг чистота и белизна, даже не подумала бы что совсем недавно едва не стала обедом для какой-то предводительницы местных навьих. Потом возник резонный вопрос, который я и озвучила:
— А зачем меня было тащить туда, где этих навьих так много? Может мне было бы безопасней у себя? В смысле дома.
Окамир даже не оглянулся, но голос его прозвучал уверенно и твердо:
— Дома тебя бы уже окрутили навьими путами. Ты начала бы терять силы, стала бы вялой, потеряла бы краски жизни и тягу к ней. Такое легче предупредить, чем вытаскивать из навьих лап.
Я нахмурила лоб и замолчала до самого привала, который случился на пеньке спустя час дороги. Ноги мои гудели, дыхание стало ритмичным и шумным, все-таки к длительным походам, да еще и по снегу я не привыкла. К тому же на спине рюкзак. Единственное, что грело душу, это мысль о том, что смогу облизнуться печеньем. Но на привале Окамир прикасаться к нему запретил, напомнив, что это для послушников, а мне выдал завернутый в тонкую лепешку вареную курицу с зеленью, овощами и сыром, еще два сваренных в крутую яйца и велел запить отваром чабреца.
Как я ни возмущалась на тему лишения меня сладкого, но в желудке квакали жабы и выделенное я съела. К удивлению это оказалось вполне вкусным, даже без майонеза и растительного масла, которые обычно верные спутники моих салатов и супов.
После привала отдохнуть он дал мне минут десять, а потом снова погнал по дороге. Отдохнувшей я себя не чувствовала, тело ныло, а общая усталость копилась каким-то противным стрессом. Я сопела и шумно дышала, со снежным хрустом шагая следом за Окамиром, и, время от времени поправляла лямки рюкзака.
— Интересно, — сказала я, сдувая со лба выбившуюся из-под шапки чёрную прядь, — почему это я пру рюкзак, а ты идешь налегке? Вроде как это ты крепкий и сильный мужчина.
⁃ Это же не мне, а тебе надо научиться быть такой, — отозвался Окамир и красиво пригнулся, проходя под поваленным деревом.
Я не поняла.
⁃ Кем? Мужчиной?
— Крепкой и сильной, — с усмешкой поправил меня Окамир.
— Я думала, что быть крепким и сильным задача мужчины, — надулась я и с кряхтением полезла следом за ним под поваленное дерево. Конечно же рюкзак зацепился за сучок, пришлось сдать назад, что силы мне не прибавило. В итоге, когда я все же смогла отцепить свой скарб от настырного древка, ноги мои устали настолько, что под деревом я проползла на коленях.
Окамир все это время терпеливо меня ждал и, вопреки моим ожиданиям, не смеялся и не подшучивал над неуклюжей девицей в толстом тулупе, которая не может пройти под деревом на своих двоих.
Выпрямившись, я отряхнула снег с варежек и вытерла вспотевший лоб.
— Мог бы и помочь, — заметила я.
— По-моему, — ответил блондин мне в тон, — ты и сама хорошо справлялась.
— Скажи лучше, что тебе нравилось смотреть на ползающую девушку.
— Ты обо мне слишком плохо думаешь, — усмехнулся хозяин дома. — Но надо отдать тебе должное, ты не сдалась и не стала хныкать, а все-таким пролезла.
Я так и не поняла, похвалил он меня или посмеялся, но на всякий случай нахмурила брови и надула губы.
Дорога шла ещё около часа, за который я успела несколько раз свалиться в снег и начерпать его в валенки и за пазуху. Когда вышли к небольшому заснеженному оврагу, меня от усталости накрыла паническая атака. Окамир предотвратил её, усадив меня на пень и напоив из термоса теплым чаем, который оказался на дне рюкзака. Мне казалось, что сердце колотится, как отбойник при ремонте дорог, а дыхание подобно гулу самолетной турбины. Но Окамир, покрутил меня, повертел так и сяк, поотягивал веки, заглядывая в глаза, затем констатировал:
— С тобой все в порядке. Ты совершенно здорова.
— А как же мой пульс? — не поверила я.
— Ну немного выше, чем когда ты сидишь на диване и дрыгаешь ножкой, — кивая, сообщил он. — Но совершенно в пределах нормы.
Я ему, конечно же не поверила.
— Долго нам ещё идти? — спросила я.
Взгляд Окамира устремился на другую сторону оврага, он кивнул туда и проговорил:
— Перейти на другую сторону и почти на месте.
После того, как я через десять минут пришла в себя и мы двинулись дальше, выяснилось, что перебираться надо по широкому дереву, которое переброшено через овраг.
— Ты издеваешься? — поинтересовалась я у Окамира, чувствуя, как в животе заворочался животный и первозданный страх.
Окамир оглянулся и одарил меня своей великолепной и светлой улыбкой, будто перед нами сейчас не жуткий снежный овраг, а цветущая поляна с бабочками.
— Ты что ли по мостам не ходила? — спросил он.
Я даже икнула.
— Мост — это надежная конструкция с перилами. А это трухлявое бревно посреди леса. Ещё и скользкое наверное.
Улыбка Окамира стала ещё шире и радушнее, он сказал:
— Хочешь ты или нет, но тебе придется перебраться на ту сторону. Если, конечно, не жаждешь дождаться возвращения навьих и встретить их в гордом одиночестве.
В моих ногах откуда-то появилась бодрость, и хотя страх перед переправой никуда не делся, перспектива снова встретиться с Воряной или её приятелями нравится ещё меньше. Пришлось демонстративно глубоко вздохнуть и похрустеть по снегу к краю бревна.
— Смелее, — подбодрил меня Окамир и с легкостью кота взлетел на бревно.
Секунд пять я смотрела, как он величаво ступает по нему, уходя все дальше на ту сторону, широкие плечи красиво покачиваются, под белым пальто перекатываются крепкие ягодичные мышцы, а соломенные волосы легонько треплет ветерок.
Засмотришься.
Я бы так и таращилась, если бы не его голос, нарушивший мое созерцание.
— Не зевай, Софья.
Пришлось лезть на бревно. В отличие от грациозного и легкого Окамира, которому достаточно лишь запрыгнуть, мне потребовалось зацепиться коленями и тянуть себя руками, что довольно трудно, учитывая мой вес. В результате на бревне я оказалась взмокшая ещё больше, к тому же на четвереньках.
— Какой-то позор, — пробормотала я и, упершись варежками, стала подниматься.
Уж не знаю, каким чудом мне удалось выпрямиться, но едва сделала шаг вперед, как мир пошатнулся, сердце в груди ухнуло и затарабанило. В страхе я растопырила руки, чтобы сохранить равновесие. Сохранялось оно плохо, зато качало меня, как неваляшку.
— Эээ… — вырвалось у меня нервное, — Окамир, у меня тут проблемы.
Он обернулся, спокойный и уверенный, будто не на бревнышке над оврагом стоит, а восседает в гостиной на кресле за чашкой чая.
— Ты звала меня?