Страница 4 из 27
При здравом размышлении, всё действительно началось с этого проклятого Караджорджи. Вернее, с его головы, отрезанной в Богом забытом селе Радованье, что под Смедерево, по приказу предка короля Александра, Милоша Обреновича. Если Черная рука и впрямь принадлежит Караджордже, то единственное, что ему нужно – это заполучить обратно свою утерянную голову. Ха! А разум-то и впрямь прочистился, отрицать этого король более не мог.
Горный пейзаж на картине, тем временем, приближался. А стол, за которым сидел король, напротив, начал как-то странно отдаляться – и это при том, что король чувствовал, как руки его по-прежнему лежат на столе и держат лист бумаги и золотое перо. Отворилось окно, ветерок с улицы заколыхал французские портьеры. А горный пейзаж тем временем приблизился настолько, что король, казалось, может засунуть голову в широкую золоченую раму, чтобы заглянуть внутрь картины. Стол же совсем скрылся из глаз, тела своего король не чувствовал. Так вот вы какие, модные лондонские чародеи! Король вскрикнул от неожиданности, когда ему показалось, что его тяжелое кресло сперва повисло в воздухе, а потом также пришло в движение. Все вокруг закручивалось в какую-то дьявольскую воронку. Красный цвет портьер и обоев загорелся вдруг каким-то адским огнем, смешиваясь с цветом листвы на пейзаже, который тоже уже перестал быть зеленым, а превратился в оттенок какого-то чахоточного абсента. Цвета ярко горели и закручивались спиралью, издавая при этом хряск и чмоканье – впервые король слышал, как цвета издавали какие-то звуки. Потом пространство вдруг заполнили откуда-то взявшиеся пчелы, и сознание милостиво оставило короля.
Когда он очнулся, то понял, что лежит на спине, на траве, а над ним – голубое небо. Вокруг – деревья, за ними – горы. И так благостно было здесь, никакой Черной руки, никаких терзаний и страхов. Может, и не врут про медиумов и ясновидцев. Надо будет выписать себе эту Маргарет из Лондона, а то всё хотим в Европу, а живем без самого что ни на есть необходимого. Наши старцы как-то примитивно работают, явно устаревшими методами, никакого новаторства. И результат соответствующий. Но что это все-таки? Сон, вызванный приемом пастилок, или явь, настолько всё в ней реально?
Повернул король голову вбок – а там бык стоит, и как его прежде не заметил-то? В десяти шагах всего. Стоит и смотрит пристально. Не много ли быков на сегодня? Что-то ведь говорили ему про бодливого быка? Или кто-то там был как бык… Кто? А, уже не вспомнить. Пристально смотрел бык на короля, огромным своим черным глазом, не моргая, а потом вдруг как замычит! Хорошо еще, не бросился, а величаво ушел в заросли акации. Встал король, отряхнулся. Ни усталости не чувствовал он, ни неутолимого желания спать, ни дурных мыслей. Солнце стояло уже высоко, а ему не было жарко. Полезные пастилки оказались, надо будет еще заказать.
Король спустился со склона. Внизу петляла дорога. Навстречу ему шел какой-то ужасно одетый человек, по виду – обычный селянин. Король обратился к нему с вопросом, что это за место такое, но человек прошел мимо, будто не заметив его. Не привыкла венценосная особа к такому обращению. Шли по дороге и другие люди, тоже ужасно одетые – впрочем, в этой стране только так и одеваются. К ним тоже подходил король, результат был тот же. Продолжалось это до тех пор, пока он не понял – люди его не видят, и говорить ему тут не с кем.
Вдруг видит король – монастырь стоит на склоне, старинный по виду, с колокольней. Он идет туда, только войти за ограду не может, будто не пускает что-то. Монашки туда-сюда снуют, прихожане, а он не может. Собрался было уйти оттуда не солоно хлебавши, но тут увидел надпись подле ворот, на деревянном щите вырезанную. О том, что монастырь сей называется «Копорин», и основан он деспотом Стефаном Лазаревичем во времена совсем уж незапамятные. «Эк меня пастилка-то занесла, – думает король. – Монастырь Копорин – это ж Велика Плана, Смередево недалеко, от Белграда досюда сколько ехать! Что я здесь забыл?»
Вопрошает тут король Александр сам себя:
– И какой же это сегодня день, интересно было б знать?
– Да нет ничего проще. 13 июля, – раздается ответ.
С удивлением посмотрел король на того, кто ответил ему. Был то какой-то калека с костылем, весь в грязных лохмотьях, да еще и плешивый, а половина лица у него дергалась. Припадочный, наверное. Он сидел подле церковных ворот и перебирал мелочь, которую накидали ему сердобольные прихожане. Запах от него шел отвратительный. Удивительно, но он первый и единственный из встреченных королем сегодня увидел и услышал его. А впрочем, в этом припадочном нищем калеке, блаженном, как их называют, разума могло быть поболее, чем во всей Сербской королевской академии наук. Кстати, надо будет пересмотреть ее финансирование в сторону сокращения, а то заелись что-то академики, пользы от них никакой, будущее вон и то предсказать толком не могут, только шум один издают и пускают ветры.
– А год, год какой? – спросил король у нищего.
– Эк тебя скрутило, милок. 1817-й, вестимо, а какой же еще?
Сказать, что король Александр был изумлен – это ничего не сказать. Но при том он был вне себя от такого панибратского обращения. С ним, особой королевской крови! Он хотел было выказать этому нищему свое неудовлетворение его манерой обращения к венценосным особам, но тот внезапно продолжил:
– Это ж сколько сливовицы надо выдуть, чтоб запамятовать, какой нынче год! А еще ордена нацепил…
– Ну вы, милейший…
– Эээ, господин с орденами, ты денежку-то дай сперва, а уж опосля…
Король Александр сунул руку в карман и с удивлением обнаружил там невесть откуда взявшуюся монету, каковую и кинул нищему. Тот поймал ее, удивленно осмотрел, даже на зуб попробовал и хмыкнул:
– Никогда таких не видел. И морда тут чья-то, не могу разобрать. Так что ты хотел спросить, мил человек?
И тут вспомнил король, что вроде как хотел он избежать мести Черной руки, а для этого хозяину ее, Караджордже, должен был он вернуть принадлежавшее ему, то есть, судя по всему, его голову. За тем и оказался он в 17-м году века прошедшего. Думал про то король, в своем кабинете сидючи. Но кто ж мог помыслить, что очутится он внезапно в тех местах, где все это и случилось, да еще и в то самое время, и не будет знать, что делать ему? Если это был сон, то занятный, если же явь… Забавно будет найти то самое Радованье и хоть глянуть на вождя Караджорджу, как его тогда называли – источник своих нынешних треволнений и бед. А голова… Даже если отыскать ее да к телу приставить, неужто оживет оно и снова начнет ходить и говорить, как Франкенштейн? На это, пожалуй, даже лондонские чародеи не подпишутся. Потому сперва решил король найти Радованье.
– Послушай, любезнейший! – обратился он к нищему. – А село Радованье далеко ли отсюда?
– Ааа, с утра уже всей округе понадобилось вдруг Радованье! Ты поторопись, мил человек, может, и успеешь.
– Куда успею?
– Да ты, господин с орденами, с луны, что ли, свалился?
– Я из Парижа приехал. Живу там много лет, на родине давно не был…
– Оно и видно. Французы – они такие. Посмотришь – вроде на вид люди как люди, а на поверку все через одного сумасшедшие окажутся. Видел я тут как-то одного… А в Радованье сегодня большая свадьба. Крестницу князя Смедеревского выдают за сына старосты местного. На свадьбу все званы, кто придет, там будут бесплатно всем наливать сливовицу и угощать свадбарским купусом[5]. И будет там сам князь, но пуще того – вождь наш, Караджорджа. И такой это великий человек, скажу я тебе! То-то праздник будет! Мне вот сегодня втрое больше обычного денег накидали.
– А где это Радованье-то? Далеко ли отсюда?
– Да нет, недалече, вот по этой дороге пойдешь туда прямо, только никуда не сворачивай. Два холма перейдешь, одну горку обойдешь – вот тебе и Радованье.
Король Александр пошел по указанной дороге, радуясь, что перестал быть слышен голос нищего, мало того, что грязного и вонючего, так к тому же еще и болтавшего без умолку. Король шел быстро, ему хотелось увидеть наконец Караджорджу, пусть это и был, скорее всего, лишь сон. Он прошел уже много, солнце пекло неимоверно – но король не устал и не запарился, даже в застегнутом на все пуговицы суконном мундире. Король думал.
5
Свадбарский купус (серб.) – традиционное сербское блюдо из капусты и свинины, готовится обычно на свадьбу, в больших чанах.