Страница 27 из 27
Светало. Верхушки деревьев стали уже видны на фоне сереющего неба. Вук за всю дорогу не проронил ни слова. Они дошли до моста через Ядар, но тут Огнезмий свернул с дороги, и они сошли следом за ним на неприметную тропку, круто сворачивающую вверх, в гору. И там, на склоне, среди высоченных елок, он остановился.
– Они близко, – сказал Огнезмий.
– Тебе нужна наша помощь? – спросил староста.
Вук покачал головой:
– Нет. Если вам дорога жизнь, не ходите за мной, что бы там ни происходило. Утром же, когда деревья перестанут отбрасывать тень, идите по дороге к Добричу. Дальше уж сами.
Сказал так Огнезмий и скрылся среди еловых лап.
Стояла предрассветная тишина. Каждый звук отдавался чуть ли не горным эхом. Вдруг услыхали они неподалеку тихий хрип, то ли рык, а потом еще и скрип, как будто качалось, скрипя, сломанное дерево, или кто-то сдирал с него кору. И опять все стихло. Подойти и посмотреть, что там за деревьями, они заробели. Казалось, что они стояли тут целую вечность, хотя этого не могло быть, утро всё еще занималось. Иные даже думали, что их обманули, и хотели даже сбежать в сторону дома. Но Слобо остановил их:
– Сказано не ходить – значит, не ходить.
– А ну как он с турками заодно? И они уже в наших домах? А мы тут!
– Если оно так, то от вашей беготни ничего уже не изменится. Стойте смирно.
Слобо уговаривал их, уговаривал, а у самого на душе такое творилось, и не опишешь. Он и верил, и не верил одновременно. Он знал – и не знал…
Чтобы хоть как-то отвлечься от мучивших их мыслей, селяне разбрелись по лесу. Но тут один из них, Небойша, выскочил из-за елок с выпученными глазами.
– Там, – еле выговорил он, трясущимися руками указывая на деревья неподалеку. – Там!
Да что ж там?! Пошли посмотреть. Поодаль среди елок затесалась непонятно как выросшая тут огромная сосна, и ствол ее был будто исполосован железными ножами. Да нет, не ножами даже, от ножей не такие следы остаются. Слобо сказал бы – железными когтями, но разве ж такие бывают? Вот откуда шел тот скрип. Оно и понятно: кора местами содрана была со ствола и висела клочьями, а древесина глубоко рассечена. Что ж за зверюга тут когти точила? Староста знал ответ – но не хотел его знать.
Селяне глядели на иссеченный ствол сосны и цокали языками. Таких зверей в этих краях они прежде не видали. Медведи – были, олени – были, волки – сколько хочешь, а таких вот… Размышления их прерваны были ужасающим гулом со стороны дороги. Если прислушаться, то в нем явственно слышались выстрелы и дикие вопли. Жаль, отсюда им ничего не было видно, но вопли были ужасающими. Непонятно было только, кто и зачем кричит. Потом все смолкло. И тут раздался протяжный вой, от которого кровь застыла у селян в жилах. Все дружно перекрестились. Этот вой не мог принадлежать твари божьей, а только порождению нечистого.
Когда деревья перестали отбрасывать тень, они отважились спуститься вниз, к дороге. День принес им добрые вести, если это можно было так назвать. Соседнее село Добрич было целиком сожжено, мертвые тела его жителей валялись повсюду, бродила голодная скотина, выли собаки. От этого ужасного зрелище кровь стыла в жилах у всех, кто это видел. На рассвете башибузуки вышли в Лешницу. Но до села так и не дошли, тела их валялись здесь же, на дороге и по сторонам от нее. И видок у башибузуков был как бы не похуже, чем у несчастных жителей Добрича. Они лежали вповалку, будто на них наскочило что-то большое и сильное, и разметало их. Тела растерзаны были так, что порой сложно было понять, что перед тобой: у одних было распорото брюхо и все кишки и прочая требуха вывалены наружу; у других – вскрыта вся грудина, и ребра торчали во все стороны, а сердце было выгрызено; третьи же пребывали и вовсе без головы, а куда она делась – Бог знает. Собакам собачья смерть.
Вспомнилась Слобо располосованная сосна со свисающей клоками корой, что видал он поутру, и отдельные кусочки стали складываться в его голове в цельную фреску. Все вокруг было залито кровью и усыпано тем, что нехристи эти забрали из Добрича и других сел. На траве валялись их клычи и ятаганы, которые никого не успели зарубить, и ружья, которые не выстрелили, вперемежку с шелковыми платками, серебряными окладами от икон и рассыпанными повсюду дукатами и женскими уборами. Тот, кто сделал всё это, не взял ничего, ему это было без надобности.
Примчавшиеся по тревоге из Лозницы гайдуки поражены были не меньше селян. Гадали, кто ж это мог сделать такое с этими проклятыми башибузуками, туда им и дорога. Но тот, кто сделал это… Не страшнее ли он всех башибузуков вместе взятых? Селяне же, с коими староста провел беседу, твердили все как один, что ни о чем таком не знают, всю ночь сидели и тряслись, а тут вот решились-таки поглядеть, что на дороге творится, ну и набрели на красу эдакую. Слобо убедил всех, что рассказывать про то, что им взялся помогать чуть ли не черт лысый, опасно, мало ли что. Зачастят потом в Лешницу всякие с расспросами, мол, а чего да почему, и не отвадишь их. Нет, тут надо было молчать и на все расспросы отвечать «ничего не знаем, ничего не видали, идем – а тут эти валяются, в пихтию[80] покрошенные». Селяне быстрехонько смекнули, что так для них лучше.
Пока они жались подальше от этого страшного места, гайдуки деловито стащили турок, а вернее – то, что осталось от них, в кучу возле дороги.
– Эй, селяне, а яму кто копать будет? – спросил их главный у гайдуков.
Селянам не очень-то и хотелось, но ничего не поделаешь, делать-то с этими нехристями надо что-то. Пока копали они, гайдуки срубили деревья у дороги – на дрова. Когда яма была готова, закинули туда сперва дров, после побросали останки, сверху – снова дров, вылили пару баклажек ракии и подожгли. А куда их еще девать-то? Дым от того костра виден был по всей округе. А оружие нехристей и всё то, что валялось на дороге и имело хоть какую-то ценность, особливо дукаты и украшения, было собрано гайдуками и увезено. Прежним-то хозяевам оно все равно уже не понадобится, а на дороге оставлять это негоже, все равно растащат.
Вся округа бурлила, как разбуженный улей. Сперва эти башибузуки, пришедшие откуда-то из-за Дрины, и натворившие дел. А потом – их растерзанные останки на дороге. И чего только про это не говорили. И что мертвые встали отомстить душегубам. И что они сами друг с дружкой передрались из-за добычи. А иные шептались – то ли прослышали что, то ли сами смекнули – что вукодлак[81] пришел с Цер планины и рыщет по округе, ищет себе новую жертву. В соседних селах люди теперь боялись выйти за забор, а детей перестали пускать в лес за хворостом. Лешничане же на это только посмеивались. «Наш Вук, – говорили они, – нас не тронет».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
80
Холодец.
81
Оборотень, получеловек – полуволк.