Страница 13 из 27
Вот и Караджорджев конак, факелы и гайдуки. Экипаж останавливается во дворе, офицеры выходят, их эполеты и рукояти сабель ярко блестят в мерцающем факельном свете. Гойко ковыляет вместе с ними к куче. Босой Караджорджа по-турецки сидит на коврике, расстеленном на полу – всё, как и в тот раз. Офицеров он рассаживает на подушках подле себя. Те крякают – но садятся. Гойко устраивается чуть поодаль них, на полосатом домотканом половике.
Дальше все идет, как по нотам. Гайдуки ставят перед вождем низенький столик, на котором блюда с запеченным ягненком, сыром, лепешками и стеклянный кувшин со сливовицей. Караджорджа, как ему и положено, чешет свои грязные ноги, берет в руки ягненка, разламывает его и предлагает русским изрядный кус. Те отказываются под предлогом того, что уже отужинали. Зато Гойко ягненком не брезгует – ну да, много на патриотизме не заработаешь, на кусок хлеба еще хватит, но не на кусок ягнятины. Поднимаются вверх стопки сливовицы – за встречу, за русского царя и за здравие вождя.
Под сливовицу набившие оскомину россказни Гойко про подлых врагов и чудесное спасение вождя пошли неплохо. Только хмыкнул Караджорджа выразительно, а потом и вовсе расхохотался:
– Вот ведь не было в Сербии случая, чтобы брат не предал брата! Човек је човеку вук[18]. А есть и покруче традиция – отрезать у тех, кто за людей на деле выступает, голову да отослать ее нехристям всяким в подарок.
Переглянулись русские офицеры. Заерзал Гойко на половике.
– Но не про нас это, – продолжил вождь. – Такие слухи тут каждый день распускают, найти бы, кто. Хотят нас с побратимом поссорить. Но не бывать тому. Верю я Вуице паче прежнего. Чем больше стараются – тем больше верю. Вот что третьего дня написал он мне.
Достал Караджорджа из поясной сумочки письмо и развернул его перед сидевшими за столом.
– Пишет князь Смедеревский, чтобы поостерегся я. Что убить меня хочет Милош Обренович, который тайно сносится по сему поводу с белградским пашой. И что убийц он ко мне засылает. Вот тут про это написано. Так что ведаю я про то. И пишет кум мой, что среди убийц могут попасться самые разные люди, говорящие самые возвышенные речи, и заклинает, чтобы я не верил им.
– Кхм… – один из офицеров не мог смолчать. – Но как же ты отличишь того, кто врет, от того, кто и впрямь хочет тебя предостеречь?
– Очень просто! Отличу я их по тому, сколько у них золота: ежели нет совсем – значит честный человек, у честных людей никогда денег нет, а ежели полные карманы – значит, заплатил Обренович.
Король поразился такой логике. При всей ее простоте и бесхитростности она была во многом правильной и, что главное, давала верный результат. В тот же миг Караджорджа свирепо сверкнул своими черными глазами, подскочил к нищему и кинжалом рассек его суму. Посыпалось на половики золото, менялой данное. И много того золота было. Эх, говорил же жид, не брать его с собой!
– Что там? – раздались возгласы.
– Дайте-ка посмотрю…
– О, тут дукаты! Смотрите, как много! Их тут сотни!
– Господи, сколько их тут? Откуда?
Королю Александру стало больно от того, что слышал он слова эти уже в третий раз. Русские шумно задышали и отодвинулись в сторонку. Караджорджа же подскочил к ошеломленному нищему, схватил его за шкирку и поволок во двор.
– Шпијуна, шпијуна Обреновича поймали! – кричали со всех сторон.
И это тоже была правда. Русские говорили, что встретили его по дороге и знать не знают, кто таков, просто показалось им важным то, что говорил этот человек. Но Караджорджа ни в чем не винил их.
– А и правильно сделали, что притащили его сюда. Тут ему и суд правый будет, и наказание скорое.
Дергающегося нищего подтащили к огромному буку, что рос во дворе, и тут же накинули ему петлю на шею. «Какая дикость! Какое варварство! – возмутился король. – Неужто они его так, без суда?» И по всему похоже было, что именно так эти дикари и собирались поступить. Караджорджа обратился к нищему:
– Есть ли у тебя что сказать в свое оправдание?
Нищий, заикаясь, пытался что-то сказать, но разобрать это было невозможно. Караджорджа с гайдуками услышали бред про невидимый французский призрак, какой-то орден с бриллиантами, хитрого жида и врагов, засевших повсюду. И это, конечно же, не было сочтено достаточным основанием для помилования. Дергающееся тело взмыло вверх, король Александр отвел глаза от этого омерзительного зрелища. Вот же выпало ему спасать этого варвара, прихвостня царского, от справедливого наказания. Нет бы какого приличного человека! А этот отца своего не пожалел, прибил, как собаку. Что ж от него еще ждать? Король Александр, к слову, отца своего, когда тот начал безобразить, всего лишь изгнал из страны. Это было правильно, так и следовало поступать.
Пока гайдуки кричали да палили в воздух, кто из чего горазд, радуясь убиению засланца Обреновичева, сам вождь отошел в тень стены, неподалеку от того места, где стоял король. И увидал тот, как вроде обнимает Караджорджа и целует с нехарактерной для него нежностью стоящего подле него гайдука. И только подумалось королю, что вот только этого и не хватало для полноты картины, как с гайдука свалилась шубара, и даже в неверном факельном свете зазолотились рассыпавшиеся по плечам длинные светлые волосы. Ах, Караджорджа! Все не угомонишься никак!
Эту девушку король уже видал однажды. Была она, при всей дикости своего вида, диво как хороша, даже в мужском костюме. Такая при королевском дворе накуролесила бы преизрядно, не хуже Драги, и сколько бы первейших людей королевства погибли бы из-за неё на дуэлях. Но она была здесь, в шароварах и простой рубахе, неотличима от прочих гайдуков, а за широким поясом у нее блестела сабля. Хорошо устроился Караджорджа! И пока гайдуки его праздновали убийство, он поднял на руки свою раскрасавицу и удалился в окружавшие конак темные заросли. И королю не надо было долго вспоминать, что там было дальше. Там был лес, сады и поле. А на краю стоял тот самый сарай…
Земля ушла из-под ног у короля Александра. По всему выходило, что он опять не выполнил свою миссию. Неумолимо приближалось утро, а он ни на йоту не придвинулся к спасению ненавистного ему Караджорджи. Незадачливый нищий болтался в петле с высунутым языком, и никто, кроме него, тут не мог слышать короля. Но надо же было что-то делать!
С этими мыслями король устремился в сторону леса. Поодаль у ручья, в зарослях обнаружились убийцы. Они тихо сидели в тени. Лица их были закрыты темными тряпками, как у турецких женщин, оружие не звенело, кони не ржали. Но у короля обострились все чувства, он видел их даже во тьме. Убийцы, которых привел с собой князь Вуица. Их надо было остановить. Но как? Они не видели короля, сколько бы тот ни метался туда-сюда у них перед носом, и не слышали его, даже если бы он закаркал, как ворона.
Светало. Багровое солнце лениво вставало за сиреневыми отрогами дальних гор. Туман лег в низинах. Птицы начали утреннюю перекличку. Обессилевший от напрасных действий король сел в траву. И тут в кустах неподалеку что-то зашуршало, ветки раздвинулись, и оттуда вышло нечто темное со светящимися глазами. Король по привычке перекрестился и только после этого понял, что перед ним кошка. Обычная кошка. Обычная – да не обычная.
– Что там, Петро? – спросил один из сидевших рядом бандитов.
– Да кошка, – был ответ.
– Небось поохотиться пришла на мышек. Прямо как мы.
– Дай ее сюда, поглажу.
Пока сидевший рядом человек в черных шароварах тянулся за кошкой, которая, вопреки ожиданиям, не испугалась и не сбежала, король опустился на четвереньки, – вот никогда в жизни он не делал это, не пристало такое королям! – посмотрел кошке прямо в глаза и зашипел. Пронзительный мяв огласил окрестность. Кошка прыгнула на голову тому, кто пытался взять ее в руки, и вцепилась ему в глаза, тот заорал, пытаясь отодрать ее от себя. «Что там за шум?!» – послышался окрик старшего. Но было уже поздно.
18
Човек је човеку вук (серб.) – человек человеку волк.