Розыск

Ядовито-желтая, с широкими голубыми полосками по бокам, оперативная летучка, чуть снизив скорость в кишлаке, легко покатила по асфальту под уклон, к реке, дыханье которой уже явственно ощущалось — ветерок, обжигавший зноем, стал мягче, прохладнее. Вдали показался мост.

— Место происшествия метрах в четырестах ниже, — сказал начальник РОВД майор Суюнов, который подсел в машину в райцентре, — но к нему, пожалуй, не проедем.

— Где конь пройдет, человек пройдет, — вспомнил пословицу Вахидов и спросил у шофера: — Верно я говорю, сержант?

— Так точно, Касым-ака, — ответил тот, обернувшись, — раз уж колхозный трактор добрался до того места, моему «уазику» сам аллах велел! Проедем.

— Видишь ли, — усмехнулся капитан, — там трактористом двигали совсем другие мотивы, а тут... выполнение служебного долга, забота о технике, ну, и так далее. Впрочем, я согласен пройти эти четыреста метров пешком.

— Я тоже, — согласился эксперт НТО Панов, — если... если сержант донесет мой чемодан.

— Каждый чешет свою голову сам, — сказал судмедэксперт Эргашев.

— Вам легко предлагать, брат, — ответил Панов, — сумочка и только, а тут — сундук, набитый железом.

— Не волнуйтесь, — внес ясность шофер, — мой танк пройдет куда угодно. Вернее, где угодно.

— Так, сейчас направо, — громко произнес майор Суюнов. Шофёр остановил машину, вышел из кабины и осмотрел крутой откос дороги. Затем сдал машину назад и, развернув, съехал к реке под прямым углом. Повел машину по следу трактора. Капитан выглянул в окно. Невдалеке он увидел большую толпу зевак, милиционера. Спросил:

— Там?

— Ага. — Майор кивнул.

Земля под колесами, казалось, состоит из одних колдобин и рытвин, машина двигалась со скоростью черепахи, при этом ее трясло, как в лихорадке. Все скрипело и стонало.

— Останови, сержант, — взмолился Вахидов, — я все же пойду пешком.

К его просьбе присоединились Панов, Эргашев и Суюнов, а инспектор ГАИ майор Никитин произнес упрямо:

— Что бы ни было, я прежде всего автомобилист!

— Вам просто хочется посидеть на вибраторе, — съязвил Панов.

— До встречи на месте, — помахал рукой Никитин и закрыл дверцу.

Стоял июль, пора половодья. Русло Сурхана было наполнено до краев неестественно круглыми и горбатыми мутными волнами, которые катились лениво, переваливаясь с боку на бок. Полуденный зной давал о себе знать и тут. Белое солнце висело прямо над головой и безжалостно поливало землю жгучими лучами. Майса под ногами сникла и напоминала скошенный на сенаж клевер, джида[3] на берегах будто бы сжалась от озноба, выглядела жалкой и беспомощной. И лишь кусты тамариска, захлестнутые сиреневым цветеньем, бодро противостояли пеклу. Над близлежащими полями и садами курился сизый дымок марева.

— Июль это июль, — философски произнес Панов, черед полсотни шагов покрывшись потом, как в парной бане. — Столько воды рядом, а проку — ноль!

— Чтобы был прок, нужно окунуться в нее, — сказал Эргашев.

— И потом неделю отмываться от ила?

— А дышится все же легко, — сказал капитан, — хоть и жарко.

— Вода! — воскликнул Суюнов.

— Ну, вот, — назидательно заметил Панову Эргашев.

— Я что-то не чувствую, — ответил тот, — пот льет как в Термезе.

— Нужна закалка, брат, — сказал врач.

— Или, по крайней мере, родиться в наших краях, — добавил Суюнов.

— Видите, сколько сразу мнений, — заметил Вахидов...

«Жигули» стояли на зеленой полянке. Вычищенный до блеска, капот открыт. Чуть поодаль, уткнувшись тупым рылом в заросли тамариска, жарился запыленный «Владимирец».

— Богатый улов, — произнес Панов, разглядывая автомобиль, — точно только-только с конвейера сошел!

— Ну, что ж, займемся делом, — сказал Хамзаев, как руководитель группы. Он был солидарен с Никитиным и по берегу реки проехал в машине.

— Товарищ майор, — обратился к Суюнову капитан, — мне кажется, тут нужно оставить нужных людей, а остальные пусть идут. Чтоб не мешали.

— Ачильдыев, — крикнул майор участкового и, когда тот подошел, добавил: — Пусть останутся понятые и те двое, что вытащили машину. Остальных гоните прочь!

— Есть! — Лейтенант пошел выполнять распоряжение. Вскоре всех точно ветром сдуло с берега, осталось человек пять.

— Кто из вас Сапаров? — громко спросил Вахидов.

— Я. — Вперед вышел невысокий щуплый мужчина лет сорока. — Сапаров Турсунбой.

— Так. — Капитан отозвал его в сторону. — Рассказывайте.

— Я живу тут, рядом с мостом, ака. Утром собрался в город, вышел на мост, чтобы перехватить попутную. Стою, жду. Смотрю на реку. А солнце только взошло, гребни волн золотые. Смотрю туда, потом сюда. И увидел. Горит как огонь в мутных волнах. Думаю, что же это может быть? Любопытство, знаете... плюнул на попутную и пошел в ту сторону. Вижу — крыша «Жигули». Решил, что одна крыша не может держаться на воде, ниже — вся машина. Побежал к соседу Хусану-трактористу, уговорил его приехать, ну, вот... вытащили кое-как. Часа три бились, колеса же были занесены песком. Словом, вытащили. Обрадовались, конечно. Начали отмывать. Решили, если найдется хозяин, суюнчи разделить пополам, а если нет — продать ее и...

— Оправдать затраты труда? — спросил Вахидов.

— Сразу стать богатыми, — кисло усмехнулся Сапаров. — Вот говорят, не видя воды, не снимай калоши, точно. Мы просто поторопились.

— Дальше, — напомнил ему капитан.

— Хотели завести мотор, Хусан говорит, что надо сначала ручкой покрутить малость и он полез в багажник за ней, да как закричит «Турсун, иди сюда!» Я подбежал, вижу там человек мертвый лежит, свернувшись калачиком, будто спит. Эх, — Сапаров воскликнул с сожаленьем, — нам бы надо сразу осмотреть все закоулки, пока никого рядом не было, тогда бы и дело с концом, а так... Зря старались!

— Не огорчайтесь, — успокоил его Вахидов, — найдутся хозяева машины, они отблагодарят вас. Что вы еще можете добавить?

— То, что на базар не съездил, так что жена теперь запилит, — улыбнулся он невесело.

— Хоп, идите, — сказал капитан, — пусть ваш Хусан подойдет ко мне.

— Хоп.

К сказанному выше тракторист ничего добавить не мог. Он тоже сожалел о потерянном времени, да, о том, что бригадир его теперь съест, потому что занялся черт те знает чем.

— В каком виде предстал вашим глазам труп? — спросил капитан.

— В таком же, как и сейчас, товарищ капитан. Весь в иле, не различишь черт лица. Только дыра в черепе размыта до костей и все. Когда я увидел его, сразу же послал мальчишек в кишлак, чтобы позвать участкового. Он пришел и уже ни к машине, ни к трупу никому не разрешал приближаться.

— Хоп. — Капитан направился к автомобилю.

Инспектор ГАИ Никитин доложил первым:

— Автомобиль новый, на ходу, можно ехать хоть сейчас. Царапины и вмятины в кузове и на капоте совсем незначительные, на станции техобслуживания их за полчаса устранят. Свое заключение я дам в Термезе, если не возражаете.

— Хорошо, — кивнул Вахидов.

— Эти мужики, — сказал Панов, имея в виду колхозников, — так поработали, что ни одного следа не осталось. Только снимки будут.

— А труп?

— На него я целую кассету израсходовал.

Капитан подошел к Эргашеву и Хамзаеву. Труп был уже вытащен из багажника и лежал на земле, все в той же позе. Это был среднего роста мужчина лет тридцати с пышной, надо полагать, иссиня-черной шевелюрой. Волосы сейчас у него были слипшимися, но завитки кудрей проглядывали даже в таком состоянии. Брови широкие, почти сросшиеся на переносице, нос крупный, с горбинкой, круглый подбородок. На верхней губе ниточка усов.

— Смерть наступила где-то в минувшую полночь, — сказал Эргашев, отвечая на немой вопрос капитана, — убит, по-видимому, камнем. В морге вскрою, а остальные анализы сделаю дома, так что полное заключение дам завтра к обеду.

— Хоп. — Спросил у Хамзаева: — Что еще, Анварбек?

— Протокол осмотра места происшествия я составил, — ответил следователь, — записал показания колхозников. Думаю, нет смысла гнать машину в Термез, оставим в РОВД.

3

Джида — широко распространенное в Средней Азии дерево с характерной серебристого цвета кроной и съедобными ягодами. — Прим. Tiger’а.