Страница 9 из 16
Стоило повозке остановиться, как на высокой лестнице появился оракул, окруженный толпой таких же горделивых прислужников. Их лысые головы украшала мудреная вязь заклинаний. Белые с золотом одеяния гляделись торжественно, даже напыщенно. Храмовики, упиваясь своим великолепием, смотрели снисходительно на гостей в одинаковых серых камзолах с гербами княжества. Но небоходы неловкости не чувствовали. Они прибыли по делу, а не на бал.
— Я рад приветствовать у себя Небесного князя, — тихий голос оракула оттолкнулся от высоких стен и, преумножившись эхом, долетел до гостей грозным гласом.
По мнению Микуша именно так должны говорить боги. От восторженного трепета у него даже подкосились ноги, но дед не позволил упасть. Придержал за шкирку. Островитяне никогда не опускались на колени перед боящимися неба.
— Но что это с ним? — оракул, наконец, заметил, что голова князя опущена, а его самого с двух сторон поддерживают.
— Захворал, — громко произнес тир Пикарт. В отличие от голоса оракула, его слова прозвучали глухо. Эхо и не подумало подхватить их, будто верно служило лишь одному хозяину.
— Так зачем же вы его, хворого, привели? — неестественно накрашенные брови оракула поползли вверх.
Микуш с открытым ртом рассматривал обитателей храма: они имели настолько белую кожу, что, казалось, никогда не знали солнца. «Оно и не мудрено, вокруг такие высокие стены». Но больше всего его поразило то, что у взрослых мужчин помимо устрашающих бровей, были подведены глаза. Черные стрелки едва не доходили до ушей, в мочках которых висели массивные серьги. Тяжелые украшения звенели при каждом повороте головы. И звон этот так же, как и слова, подхватывало эхо. У пажа закружилась голова, а мысли сделались вязкими. Несмотря на юный возраст, Микуш догадался, что в храме все направлено на то, чтобы человек чувствовал себя пустоголовым и позволил оракулу вертеть собой, как ему вздумается.
Однако дед не обращал внимания на унижающие уловки и гнул выбранную линию.
— Князь отказался отлеживаться в постели, достопочтимый оракул. Правило есть правило. Позвали — обязан явиться.
— И вы полагаете, что он сможет в таком состоянии дойти до колодца?
— Отчего же нет? Мы поможем, — старик почти кричал, но стены глушили его голос, будто хотели доказать ничтожность небохода перед ними. — Я сколько ни рылся в древних книгах, так и не нашел свидетельств, что колодец когда–нибудь отказал недужному. Помнится, в одном из фолиантов даже случай показательный описывался.
Эх, не зря тир Пикарт почти всю ночь в княжеской библиотеке провел!
— Даровиг Великий прибыл к колодцу сразу после кровавой битвы. На носилках. Собственные кишки, чтобы не вывалились, рукой придерживал …
Оракул поморщился.
— Правда, король сразу же, как только нареченную узрел, дух испустил. Говорят, страшна была больно…
— Он от ран умер, — оборвал излияния оракул.
— Да мы ж не против. Мы даже не будем в обиде, если колодец не покажет истинную. Столько лет отказывал, еще один год потерпим. Зато наш лорд сохранит благосклонность магического артефакта и еще много–много раз посетит ваш дивный храм. Микуш, поблагодари Его Святейшество за прием.
В руки главы храма перекочевал кошель с золотыми монетами. Оценив тяжесть мешка, оракул кисло улыбнулся и тут же избавился от подношения, передав его одному из прислужников.
— Князь вообще жив? Он же не дышит, — видя, как отец с сыном тащат князя, храмовик посторонился и с сомнением покачал головой. Запоздало вспомнив, что он должен возглавлять процессию, поторопился занять положенное место. Правда, пришлось подсуетиться, чтобы обойти троицу, занявшую весь проход.
Длинный коридор привел к лестнице, конец которой терялся где–то далеко внизу. Капитан Дехар переглянулся с сыном. Оба уже устали. Как бы не сковырнуться вместе с князем с такой высоты.
Оракул не предложил помощи, хотя его окружали далеко не бессильные прислужники.
— Ничего, потерпим, — прошептал Дехар. — Для благого дела стараемся.
К концу спуска они настолько измучились, что дотащив князя до длинной скамьи, взвалили на нее, а сами упали рядом.
— Им бы отдохнуть малость, — тир Пикарт ответил на возмущенный взгляд оракула. Все должно было быть торжественно: зажглись сотни огней, заиграла музыка, а гости устроили какой–то балаган. Князь едва жив, а эти двое на полу валяются.
По ковровой дорожке, что упиралась дальним концом в колодец, небоходы шли пошатываясь и спотыкаясь, нарушая тем положенный по ритуалу ритм. Оракул уже не оглядывался, но тир Пикарт видел, как у храмовика сжимаются кулаки и подергивается щека.
«Был бы князь в себе, ты бы, гад, не позволил себе такие рожи корчить. Но ничего, надо потерпеть». О том, что еще предстоит путь назад, где количество ступеней и шагов не уменьшится, думать не хотелось.
Микуш расстроился, увидев загадочный колодец. Одно разочарование. Камень старый, раскрошившийся, местами покрытый мхом. Сам в виде невысокого кольца, а вода под самую кромку и черная…
— Разденьте просящего по пояс и оставьте одного.
— Но как? — возмутился Дехар, понимая, что беспамятный милорд самостоятельно на ногах не удержится. Рухнет рядом или, еще хуже, в колодец.
— Чужим рядом с колодцем не место. Он может наказать за непочтение, — предчувствуя, что небоходы заупрямятся, оракул добавил. — Пеняйте на себя.
И тут же затянул обрядовую песнь. Мол, я предупредил. А дальше уж ваше дело, слушаться или забирать своего князя и ступать домой.
— Я останусь. Мы с милордом так долго вместе, что сделались родными. Идите, идите, — тир Пикарт махнул своим рукой. Так обычно птиц гоняют. «Кыш–кыш!». Микуш вцепился в рукав, чтобы увести деда с собой. Он боялся за него. Но тот погладил мальчишку по голове и подтолкнул в спину. — Иди. Ничего со мной не случится. А если и случится, то я свое отжил.
Улыбнувшись внуку, небоход присел на краешек каменного кольца. Сил хватило подтянуть князя так, чтобы его голова висела над колодцем, а грудь лежала на коленях старца. Ноги, как две длинные оглобли, растянулись на ковровой дорожке.
Как только сопровождающие удалились к лестнице, хор прислужников запел. После изматывающей прелюдии, во время которой храмовики закатывали глаза, тряслись в танце и падали ниц, оракул торжественно и с почтением вытащил из одежд небольшой футляр. Из него выскользнул нож — такой же старый и почерневший, как и колодец. Под речитатив непонятных слов, глава храма начал вырезать на плече князя сложный символ. Как только под острием выступили первые капли крови, оракул оборвал песнь на полуслове. Его рука дрогнула.