Опасное поручение

— Завтра утром, Дитер, завтра утром. Не позже. Ты уж постарайся.

— Хорошо. Завтра утром будет готово. Приходи утром.

Я сказал, что хотел бы остаться на ночь в его трактире, и получил на это согласие. Через десять минут мне в отдельный кабинет, располагавшийся в подвале, подали великолепный саксонский обед, состоящий из овощного супа с раковыми шейками и клецками, жареной картошки, запеченной свиной ноги, жареных колбасок, картофельного пирога и, конечно же, из саксонского пива.

Весь остаток дня я провел в одиночестве в тихой комнате на втором этаже. Мысли мои были нерадостны. В своем расследовании я не продвинулся вперед, а, наоборот, вернулся назад. Бернарди убит. Теперь, кажется, невозможно установить какую тайну скрывала его картина «Купальщицы». Что в ней такого, чтобы ради сохранения её тайны нужно убить двух человек?

***

Утром следующего дня, часов в семь, Дитер Шнитке вручил мне фальшивый паспорт, который практически ничем не отличался от настоящего. Спрашивать о том, кто его сделал я, конечно же, не стал. Вместо этого я от всего сердца поблагодарил саксонца за помощь.

Он окинул меня медленным и каким-то грустным взглядом.

— Это хороший документ, дорогой друг. Но не надо его часто показывать. Специалисты могут определить, понимаешь?

— Понимаю. Спасибо за помощь, Дитер. Мне пора уходить.

Предупредив Шнитке, что скоро к нему переедет мой слуга Кондрат, я вышел из Немецкого трактира, поймал экипаж и направился в гавань. Меня ждал Кронштадт.

Ранее в Кронштадте я бывал проездом два раза. Это небольшой, ничем не примечательный русский городок, состоящий в основном из деревянной застройки и нескольких каменных домов, принадлежавших купцам и коменданту. В каменных зданиях также располагались таможня, училище штурманов и казармы. Было в нем несколько трактиров, Гостиный двор, Собор, да каторжный двор возле Водяных ворот. Жили там в основном люди, связанные с флотом (действующие и отставные морские офицеры, таможенные чиновники, матросы и так далее). В общем, в этом тихом месте можно было спокойно переждать пару недель, пока не уляжется суматоха в Петербурге из-за убийства итальянского художника.

Добрался в Кронштадт я быстро, заплатив за место в симпатичном на вид двадцатичетырехвесельном катере. Команда гребцов подобралась сноровистая: катер стремительно мчался по Финскому заливу. Погода стояла прекрасная, как и вчера, ветер был несильный, волна — небольшая, а свежий морской воздух даже взбодрил меня и придал новых сил. Если хотите избавиться от плохих мыслей, если хотите забыть хотя бы ненадолго свои неприятности, то обязательно отправляйтесь на морскую прогулку, ну или, в крайнем случае, придите к берегу речки или озера. Иногда это может подействовать на восстановление душевных и физических сил намного лучше, чем лекарство врача.

Кронштадт летом совсем не такой, как, например, зимой или ранней весной. Лето придает ему более веселый вид, а вот зимой он становится мрачным, как супруг, только что узнавший о том, что его жена наставила ему рога. Зимой ледяной ветер пронизывает этот городок со всех сторон. Даже городской вал от него не защищает. Да и не очень весело зимними месяцами смотреть на замерзший Финский залив: этот вид навивает тоску. В общем, мне в какой-то мере повезло, что я приехал сюда в августе, а не, например, в январе.

Остановился я в Гостином дворе. Мне досталась маленькая комнатка на втором этаже, которая очень напоминала мое жилье в трактире Дягтерева в Москве. Единственное её достоинство заключалось в том, что из окна хорошо виден Финский залив. Наверное, я впал бы в депрессию, если б окно выходило на город: смотреть на обветшалые деревянные дома не очень, согласитесь, приятно.

Мое появление в Кронштадте осталось никем незамеченным. Только в гавани проверили мой паспорт, да хозяин Гостиного двора спросил, надолго ли я приехал. Услышав, что я пробуду недели две–три, он больше не стал задавать мне никаких вопросов, а просто выдал ключи от комнаты. Мой паспорт ни у кого не вызвал подозрения. На лучшее развитие событий нельзя было и надеяться. Наконец-то я почувствовал себя в безопасности. В относительной безопасности.

***

Первые два дня я не выходил из Гостиного двора. На третий день мне пришло в голову, что такое мое поведение может показаться подозрительным, и поэтому после завтрака я вышел прогуляться по городу и его окрестностям. Да и сам я чувствовал уже потребность пройтись, ведь невозможно просидеть в маленькой комнатке подряд сорок восемь часов.

На кронштадтских улицах было тихо. Я, довольный тем, что выбрался из четырех стен, бесцельно шел, и ни о чем не думал. Мне хотелось просто так ходить, дышать морским воздухом, никуда не спешить, ни о чем не беспокоиться.

Вскоре мое внимание привлек негромкий звон. Я остановился и оглянулся, пытаясь понять, что это за странный звук. Постепенно он становился громче и сильней. Звон раздавался от железных кандалов каторжников, появившихся на улице, по которой я гулял. Их было человек сорок, может быть немного больше. Они шли в сопровождении нескольких караульных солдат.

Навстречу каторжникам вышло несколько женщин. В руках они держали котомки с едой. Женщины передали осужденным преступникам котомки, в которых была, видимо, еда, после чего отошли в строну. Солдаты, несшие охрану, не мешали им. Видимо, это было обычным явлением. Русские женщины не только красивые, но и милосердные. Они поделятся с нуждающимся человеком последним куском хлеба. Главное, не заставлять их ревновать.

Я с любопытством смотрел на шедших мимо меня каторжников. Одеты они были в чистую робу. Каждого из них заковали в кандалы. Передо мной проходили преступники, осужденные пожизненно за тяжкие преступления на каторжные работы. Других каторжников в Кронштадте не содержали. Как я потом узнал, работали они в военной гавани.

Мне грустно было их видеть. Я сожалел об их тяжелом положении, но при этом радовался, понимая, что наше общество ограждено от них. Будь приговор не таким суровым, большинство из них, отбыв наказание и выйдя на свободу, опять бы совершили новое злодеяние.

Я всматривался в их лица, пытаясь рассмотреть в них что-то общее, то, что характерно только для преступников, — черты лица, взгляд глаз или что другое, — но видел только там отметки палача. Некоторые из каторжников с любопытством поглядывали в мою сторону: они, наверное, не понимали, почему хорошо одетый господин их разглядывает. Действительно, это было скорбное и жалкое зрелище, и я уже хотел идти своим путем, как вдруг лицо одного из преступников показалось мне знакомым. Это лицо мелькнуло, так что я не успел его рассмотреть. Тем не менее, мне показалось, что я уже раньше где-то его видел.

Остановившись, я принялся внимательней всматриваться в толпу каторжан, пытаясь найти того, чье лицо мне показалось знакомым. Однако, колонна прошла мимо меня, и начала удаляться к гавани. Идти за ней я не стал, не желая привлекать к себе лишнее внимание.

«Вот дела, — думал я, возвращаясь в Гостиный двор, — или мне уже начинает мерещиться чертовщина всякая, или среди тех каторжников есть мой знакомый. Нет, не может быть. Просто показалось, вот и всё. Мало ли похожих лиц встречается. Да и бороды у всех каторжников, попробуй рассмотри их».

Вернувшись в Гостиный дом, о каторжниках я не забыл. Весь оставшийся день я безуспешно пытался вспомнить, на кого похож человек в колонне преступников. Только вечером, после ужина, когда я открыл окно, набил турецким табаком пеньковую трубку и закурил, меня наконец-то озарило. Этот каторжник был очень похож на одного моего старого знакомого, Сергея Вдовина, поручика 1-го эскадрона Уланского Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича полка.

***

Со Вдовиным я не был близко знаком. Все знали, что он отличный офицер, отчаянный храбрец, дуэлянт и человек чести. Мы несколько раз встречались на пирушках, участвовали в битве под Фридландом, а однажды я даже дрался с ним на дуэли. Уж не помню, что стало причиной нашей ссоры, но, разогретые пуншем, мы решили тут же сразиться на саблях. Вдовин оказался весьма искусным фехтовальщиком. После того, как мы нанесли друг другу небольшие раны, дуэль закончилась. Никто из нас не остался в обиде друг на друга.