Гретель

Конечно же! Что там ещё? Чай с лимоном? Бутер с дорадо? Счас, только скажите! Чёрт.

Юрик принёс стакан с бутилированной водой. Девица вынула из сумочки таблетку, закинула в рот и запила.

– Простите… – Гарик потерянно взирал на неё. – Но если это… То есть, я хочу сказать…

– Мой коллега спрашивает, не является ли данный препарат психо-активным средством или транквилизатором? – холодно припечатал Юрик.

– Ну что вы, – Гретель бесцветно улыбнулась, – Противозачаточное. Просто с утра забыла, а сейчас вот вспомнила.

У Гарика отвисла челюсть.

Гретель уснула сразу – спокойно и легко, с той же бесцветной улыбкой на губах. Юрик выдохнул, мысленно выматерился и отправился на кухню к своему термосу. За окном нещадно лило. Потоки воды медленно несли по асфальту пластиковую бутылку. Юрик наблюдал за ней, и ему всё казалось, что бутылка вот-вот застрянет. Но она всё тащилась, тормозя брюхом на каждом шагу, а потом вдруг закрутилась, прибавила скорости и скрылась за поворотом. И ведь так внезапно! Прямо не мусор, а целая драма. Тьфу. Юрик хлебнул кофе, обжёг губу, послал всё на три буквы и углубился в созерцание телефона – как в ванну залез.

Где-то в холодных мутных водах плыла себе пластиковая бутылка. Всё равно застрянет. Сколько там такие бутылки разлагаются? Лет двести? Тысячу?

– Эй, кофе плесни.

– Допивай, – Юрик подвинул термос.

– А она заспалась.

– Вот и славно. Отдохнёт. А то всё торопилась.

– Пойду, проверю.

– Да сиди ты, ну её к лешему. Гарик!

– А!

– На меня напала скука, уныние и понимание бренности мира.

Гарик прыснул в чашку.

– Ну, это норм вообще-то. Весеннее обострение. У меня что ли, думаешь, не бывает?

– А бывает? Ух ты, какое счастье, что я не одинок. И что ты делаешь? Ходишь по городу с топором?

– Ты не поверишь. Две таблетки афобазола и три глицина. Красота.

– И никаких топоров? Ты меня разочаровываешь. Ладно, чё. Тоже куплю. Афобазол и глицин… как бы не забыть. Сомы грамм – и нету драм.

– Что?

– Книжка такая есть, страшная. Тебе такое нельзя.

– Угу, прикол защитан. Пойду, проверю всё-таки.

Гарик ушёл. Юрик повозил по клеёнке пальцем. Закрутил крышку термоса. Уставился в окно, но там больше ничего не плавало. В коридоре что-то грохнуло – опять, наверное, споткнулся о чужие ботинки, вот раззява, как всегда…

– Э… там это… – он в перекошенных очках ворвался на кухню. Сюда иди… она это…

– Да чего?!

– Не дышит. Или… я не знаю…

– Блииин!

Когда Юрик увидел мёртвую Гретель, он тоже немедленно захотел умереть. Мозг отказывался понимать липкий ужас происходящего. Где-то на самом дне робко трепыхались мысли о суде, позоре и тюрьме. Трепыхались, но пока особо не высовывались – мозг сам себе хозяин, в большинстве случаев знает, как не свихнуться. Зато поистине страшным было мёртвое тело на диване. На Юрика словно столбняк нашёл. А вот Гарик повёл себя на удивление грамотно – быстро справился с истерикой, подобрался, успокоился и принялся тормошить бездыханную девушку.

– Ну что ты стоишь?! – крикнул он, открывая ей веко и светя в глаз фонариком от телефона. – Сердце жми!

Бесполезно – Юрик стоял столбом и таращил глаза.

– А, чёрт… Охренеть с тобой можно! Эй!

Внезапно он оказался возле Юрика. Раз… и тот согнулся пополам. Доходяга Гарик врезал ему прямо в солнечное сплетение.

– Всё! Хорош симулировать! Сюда иди, сказал! Будешь тупить, с трупаком останемся.

Дальше было как в тумане. Гарик нещадно жал грудную клетку. По лбу его лился пот, щёки покрылись красными пятнами. Юрику достался рот. Вдыхая свой воздух, свою жизнь в чужое вялое тело, он дрожал от отвращения. Губы девушки были похожи на сдувшийся шарик, пролежавший всю зиму на снегу. Если бы Юрик мог думать, то подумал бы о том, что навсегда передумал целоваться и теперь сожалеет, что не раз допускал такую оплошность. Но он не мог думать – только чувствовал, что ему страшно, неизъяснимо страшно. И ещё, что запах Гретель ему совсем не нравится. Из её рта пахло съеденной пищей, мясным теплом и чем-то острым и химическим, похожим на мяту с хлоркой.

– Замечательно… Пошла, родимая… – Гарик пригладил потные волосы, отдышался.

Гретель коротко вздохнула и пошлёпала губами – как во сне.

– Давай, красотка, вставай, – бормотал Гарик, наклонившись к её лицу.

Девица улыбнулась и повернулась на бок.

– Сеанс окончен, все на выход! – Гарик потряс её за плечо.

Ноль внимания.

– Просыпайтесь!

Юрик чувствовал опустошение и приближение мигрени. В висках поламывало, на лоб будто надели железный обруч.

– Нашатыря ей надо понюхать, – сказал он.

– У тебя есть?

– В аптечке в машине.

– Так тащи!

Когда чистый сырой воздух окутал с головы до ног, наполнил измученные дыхательные пути и вернул ясность зрения, Юрику захотелось раздеться догола и лечь плашмя в лужу. Как та бутылка. А потом медленно-медленно переползти за руль и уехать – тихо, не включая фар. «Почему тихо?» – спросил он сам себя. И сам себе ответил – «Потому что Гарик»

Он нарочито долго рылся в аптечке, ощущая как капли стихающего дождя проливаются за воротник и ползут по хребту. Чувствовал – отпускает. Страх уходил, унося намечающуюся мигрень. А может, и правда – афобазол? А то нервы совсем ни к чёрту.

В полутьме подъезда навстречу спускалась девочка. Она испуганно прижалась к стенке и стремительно проскочила мимо. Юрик недоумённо оглянулся и понял, что несёт пузырёк в прямо вытянутой руке, напряжённо и торжественно, как Святой Грааль.

Девушка сидела на диване, опасливо сжавшись, подвернув ноги, и диким взглядом оглядывалась кругом. Потом порывисто метнула руку в сторону, схватила своё пальто и натянула на себя как одеяло. В глазах застыл ужас непонимания происходящего.

– Что происходит? – Юрик застыл на пороге.

Гарик молчал. Девушка перевела на него безумный взгляд.

– Что происходит?! Это вы спрашиваете? Какого хрена! Почему я тут?

– Э… девушка, вы сами…

– Кто вы, мать вашу?

Голос неприятно звенел. Ничего похожего на недавнее спокойствие.

– Она не прикалывается, – выдохнул Гарик. – Вот блин.

– Кто вы такие?! – снова взвизгнула девица. – Зачем я тут? Вам денег надо, да?! Или меня?

– Э, хорош! – Юрик обрёл дар речи. – Ничего нам от вас не надо. Вам стало плохо, мы помогли. Все. Теперь лучше?

– Лучше, – сказала Гретель. – Кажется.

– Вот и славно. Домой проводить?

– Нет. Я сама.

– Может, чай? Кофе? – Юрик вспомнил про почти пустой термос.

– Нет, благодарю.

Девушка сунула руки в рукава пальто и поспешила к двери.

– Спасибо вам большое, – обернулась она у порога. – Извините, мне очень неловко.

– Да ничего страшного.

– Лампа у вас очень красивая, – послышалось уже с лестничной площадки. – До свидания!

Шаги катились вниз – торопливо и свободно. Где-то на том конце вселенной хлопнула дверь подъезда.

– Что это за дерьмо? Что это за херня, а? – Юрик так и стоял с пузырьком, как дурак.

Гарик молчал. Дверь квартиры так и осталась распахнутой.

– Я вообще-то тебя спрашиваю!

– Капец, – сказал Гарик. – Валить отсюда надо.

Чудо шестое

Даже если он плотно перекусил перед самым сном, Юрику часто снилось, что он голоден. Один и тот же сон, повторяющийся с угрюмой периодичностью – он маленький и голодный, а кругом темно и тепло.

Тётя Вика водила маленького Юрика ко всяким психологам и психотерапевтам. Это были совершенно разные люди – мужчины и женщины; молодые, пожилые и совсем древние. Они приветливо разговаривали с ним, совали ему карандаши и краски, просили рассказать сказку, придумать несуществующее животное, рассмотреть что-то в размазанных кляксах или сказать на какое растение он похож – в общем, занимались какой-то ерундой, по мнению Юрика.