Оружие Вёльвы

Через день Бьёрн почувствовал себя лучше и решил встать.

– Я должен завтра ехать, – сказал он Бергдис. – В такую пору нельзя медлить. Парни довезут меня, а конунг должен как можно скорее узнать, что случилось. И… я хотел бы, чтобы Ингвёр поехала со мной в Уппсалу. Конунг должен своими глазами увидеть, что я исполнил его поручение, что девушка на свободе, живая и невредимая. Наверняка он захочет ее расспросить.

– Раз уж ты с нею обручен, можешь сам решать, – вздохнула Бергдис. – Все это, конечно, большое несчастье… но уже ничего не переменишь. Думаю, для тебя будет лучше, если ты не позволишь конунгу уж слишком ее расспрашивать. О некоторых делах чем меньше людям известно, тем лучше.

– Но раз уж Хольти погиб, она теперь единственная, кто знает, как все это вышло. – Бьёрн беспокоился совсем не о тех вещах, о каких тревожилась Бергдис. – Как она туда попала…

Ингвёр отвернулась.

– Я скажу конунгу… – Бьёрн слегка скривился от неприятной необходимости лгать, но ему было уж слишком жаль Ингвёр, – что Снефрид ворожбой притянула ее туда. Она постарше, и, видно, более опытная колдунья…

Он не очень верил в то, что сейчас говорил. Но, имея время подумать, понял, что другого выхода у него нет. О замысле Бьёрна конунга женить внука на Ингвёр знают в этой усадьбе, и ее семья ради сбережения собственной чести постарается сделать это широко известным. Да и без того рассказ о поединке двоюродных братьев ради освобождения похищенной девы разойдется по всем Северным Странам. Если он, победитель, после этого не женился бы на спасенной, их обоих сочли бы обесчещенными. Ему не выскочить из той петли, что на него через предсказанье Эйрика накинул Один.

– Видно, так, – хмуро сказала Бергдис. – Ингвёр уж слишком молода для этого дела. Ей такой груз оказался не по силам. Но она поняла это, и ты не сомневайся – она будет тебе хорошей женой.

Ингвёр не очень-то жаждала ехать к конунгу – что она будет там делать без жезла? Она больше ничем не может ему помочь, поэтому предпочла бы остаться дома, но этому воспротивилась сама ее мать. Она сердилась на Ингвёр за побег, но не уставала думать, как вытянуть дочь из болота, куда та залезла по собственной неосторожности.

– Если мы сейчас дадим Бьёрну Молодому уехать одному, больше ты никогда его не увидишь. Конунгу ты больше не нужна, и уж конечно, его мать воспротивится такой женитьбе.

– Я не очень-то и хочу его видеть. – Ингвёр не стремилась к обществу свидетелей своего позора, и как женщины, и как ворожеи.

– Если он не возьмет тебя в жены, едва ли найдется другой желающий. Пойдут слухи, что ты была наложницей викинга, пусть и убитого. И даже тот, кто тебя освободил, тобою пренебрег – так скажут люди. И тогда, моя милая, у тебя останется один путь – поселиться где-нибудь в пещерах у моря и зарабатывать заклинанием ветров! Так что поезжай к конунгу, ничего ему об этом не говори, добивайся, чтобы он признал ваше обручение. Грози ему обрывом нити и лишением удачи.

– А если он захочет увидеть жезл?

– Покажи ему свой целящий жезл. Откуда ему знать, каким он должен быть? И откуда ему знать, – Бергдис склонилась к дочери и зашептала, – слышит ли тебя кто-нибудь возле Источника? Он не может этого проверить. А если ты и впрямь окажешься беременна, то лучше тебе находиться в это время при Бьёрне. Даже если он будет знать, что сам ни при чем, он не посмеет объявить об этом. Иначе будут говорить, что в этом-де состязании Альреков жеребец его обскакал!

На другой день Бьёрн чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы пуститься в дорогу. В этой поездке Ингвёр сопровождала служанка – ее усадили на корме. Садясь в лодку, Ингвёр угрюмо размышляла, как держаться со стариком. Он спросит ее, как она попала в Кунгсгорд – он ведь ее туда не посылал! Можно сказать, что Хольти сказал ей, будто конунг поручил ей туда поехать… Хольти уже не сможет опровергнуть ее слова. А ему это могло понадобиться из желания отомстить Эйрику за своих родных. Сообразив это, Ингвёр даже слегка повеселела.

– Конунг будет не рад, что Хольти больше нет в живых, – вздохнул Бьёрн, тоже думая о предстоящем разговоре с дедом. – Ему мало кто нравится, а Хольти умел ему угодить.

– Зато он обрадуется, что Альрека больше нет в живых!

– Не знаю… Если правда то, что он вытягивал чужие жизни… то есть это делала для него твоя бабка… Ты сможешь устроить так, чтобы ему достались годы Альрека?

Ингвёр промолчала. Без жезла она ничего полезного для старика уже не сделает.

– Потому что если нет… – тихо начал Бьёрн, – то у него остаюсь только я…

– Этого не бойся. Я вовсе не хочу, чтобы мой муж умер в расцвете сил ради продления жизни жадного старика.

Бьёрн взглянул в ее синие глаза, и у него немного посветлело на душе. Чуть ли не детства он таил в душе опасение, что однажды и его жизнь понадобится деду. Но теперь, когда его жизнь нужна самой вирд-коне, дед ее не получит! Он очень нужен ей, но она готова взамен помогать ему.

– Конунг может… запретить нашу свадьбу, чтобы ты не оказалась на моей стороне, – сообразил Бьёрн. – Может, он придумал это обручение, чтобы заставить меня поехать за тобой, а сам…

– И ты его послушаешь? – Ингвёр пытливо прищурилась, как там, в спальном покое Кунгсгорда. От свежего ветра на Озере и движения, по мере того как остров Алсну уходил все дальше, она постепенно обретала прежнюю уверенность. – Ты не мальчик, а я не игрушка, чтобы он мог то совать тебе в руки невесту, то отнимать! Ты – мужчина, и ты доказал это с оружием в руках! Альрек был «морским конунгом», он превосходил тебя опытом в борьбе, где ценою всегда была жизнь, но ты одолел его! Я скажу об этом кому угодно, хоть конунгу, хоть самому Одину. Теперь никто не вправе тебе указывать, что с собой делать, даже дед! Люди не поймут, если ты будешь вести себя, как дитя, а ведь рано или поздно ты должен стать конунгом свеев!

Бьёрн только вздохнул: одержанная победа его не радовала, и он был уверен, что все это принесет гораздо больше бед, чем радостей.

В этот день сильный противный ветер не дал им добраться до Уппсалы, и пришлось заночевать на берегу. Ингвёр особенно выступала за то, чтобы Бьёрн не утомлялся чрезмерно ради выигрыша в одну ночь, а что для них значит одна ночь? Развели костер, возле него легли хускарлы. Для Ингвёр устроили постель в лодке, накрыв ее парусом, как крышей. Вечером она позвала к себе Бьёрна, желая еще что-то с ним обсудить, потом стала благодарить, что вырвал ее из Кунгсгорда, рискуя собственной жизнью, и так вышло, что обратно он выбрался только на рассвете. Утратив жезл вёльвы, Ингвёр не утратила решимости бороться за победу: теперь даже упрямый старый конунг не сможет разлучить Бьёрна с будущей женой и, весьма возможно, будущим ребенком…

На другой день они еще до полудня добрались до северной оконечности Озера и вошли в реку, впадавшую в него с севера и служившую дорогой к самой Уппсале. Еще по пути Бьёрн замечал, что больших кораблей, стоявших близ устья, стало заметно меньше. На пути лодки возникало заметное оживление; узнавая конунгова внука, люди показывали на него, махали ему, что-то кричали. Наверное, замечали его перевязанную голову и Ингвёр на корме.

На пристани близ Уппсалы лодок тоже стало вдвое меньше. Исчезли шатры и шалаши, где жили части собираемого дедом войска. Бьёрн был в недоумении, его тревога все возрастала.

– Сдается, войско-то разбегается, – говорили его хускарлы. – Видно, люди решили, что пока Олав в плену, из сбора войска толку не выйдет.

– Уж не сказал ли им кто-нибудь, что я погиб? – сообразил Бьёрн.

– Что-то такое было, – заметила Ингвёр. – Видишь, как на тебя смотрят – как на живого покойника!

– Может, сюда уже дошли слухи о поединке и что один погиб, но им сказали, что это был я?

Люди и правда смотрели на Бьёрна вытаращенными глазами. Высадившись из лодки, он повел Ингвёр к усадьбе, и почти все встречные, застыв поначалу на месте, пристаивались за ними следом. Впереди и позади он слышал свое имя и ускорял шаг, желая поскорее во всем разобраться.