Оружие Вёльвы

– Славься, Фрейя! – в один голос подхватили восемь помощниц.

Бергдис оглянулась и кивнула Оддню. Трепеща, та приблизилась к ней.

– О Великая Диса! – начала она, и голос ее заметно дрожал. – Дай мне сил поддерживать, как то было устроено по твоей воле, долгую нить Бьёрна конунга, слышать голос его спе-дисы, живущей в твоем чертоге…

На этих ее словах Трудхильд на ложе вдруг дернулась и захрипела. От неожиданности женщины взвизгнули и подались прочь; этот хрип показался ответом на призывы, но ответом страшным, будто вместо светлой богини им отозвалось какое-то существо из темной Хель.

А старуха приподнялась на ложе; ее глаза распахнулись, бессмысленный взгляд уперся в стену. Она подняла руки; клок шерсти упал, веретено соскользнуло на пол и покатилось. Руки поднялись и ухватились за горло; выпучив глаза, она хрипела и словно боролась с кем-то невидимым. Старуха давилась, будто ее одолевали бесплодные рвотные позывы, раскачивалась, точно хотела соскочить и убежать, но не могла. Женщины жались к углам и стенам, на лицах был ужас, будто сама старуха вдруг превратилась в нечто ужасное. Трудхильд отчаянно и бесполезно боролась за жизнь; в покое раздавался сдавленный хрип, и никто не смел шевельнуться от ужаса перед незримым врагом, что сомкнул руки на горле старухи. Тянуло бежать прочь, но никто не смел шевельнуться.

Но вот Трудхильд упала спиной на подушку и замерла. На бледных тонких губах показалась пена. В покое настала тишина.

Через какое-то время гнетущей тишины Льотунн осторожно подошла и прикоснулась к руке своей сестры. Все ждали – не бросится ли на нее Трудхильд? Но та не двигалась. Льотунн пощупала жилку на запястье, потом наклонилась и прижалась ухом к левой стороне груди. Покачала головой и горестно вздохнула:

– Это все, девушки. Дух нашей Трудхильд умчался по воздушным тропам.

Медленно все приблизились и опять выстроились полукольцом. Только что их было в покое десять, и вот осталось девять живых женщин и один труп.

– Эт-то знак! – Бергдис одной из первых взяла себя в руки. – Великая Диса… прекратила мученья нашей матери и приняла ее к себе в дом.

У каждой мелькнуло в мыслях: это не Фрейя пришла за Трудхильд, а если Фрейя, то богиня обернулась к ним своей жестокой стороной. Но так же все отметили, что Бергдис нашла самые правильные слова.

– Может, все же ты возьмешь веретено? – дрожа, спросила Ярнтруд.

– Н-нет, – Бергдис мотнула головой, не без мысли о неприятной смерти матери. Ее тоже немного трясло. – Мы решили… нужна молодая женщина, которая сможет служить Великой Дисе и конунгу еще много-много лет. Оддню?

– Н-нет… – Та попятилась, кожей ощущая, что тот губительный дух незримо стоит у нее за спиной, дышит холодом в затылок. – Я не… Пусть кто-нибудь еще помоложе! Чтобы не пришлось еще раз… Чтобы она могла служить на самом деле долго! Хродню на семь лет меня моложе!

– Я не могу! – Хродню в испуге попятилась. – Вы с ума сошли! Какая из меня вирд-кона, я только вардлок петь умею!

– А ты, Гудда?

– Где мне с духами бороться, я со своими детьми управиться не могу!

– Посмотрите, на кого указывает веретено, – пробормотала Льотунн.

Все взглянули на веретено, выпавшее из рук старухи. Оно так и лежало на полу. Теперь, когда женщины вернулись к ложу, острый конец четко указывал на ноги одной из них.

– Ингвёр… – прошептала Бергдис.

Женщины помолчали. Ингвёр в изумлении озиралась и видела кругом знакомые глаза, выражавшие радость то того, что их эта беда миновала. Пока Трудхильд была жива и во всей славе, каждая из них, быть может, втайне мечтала стать ее преемницей. Но теперь, когда они своими глазами наблюдали последнюю схватку Трудхильд с духом-губителем, пришло опасение, что этот груз окажется уж слишком тяжел.

– Но я… – пробормотала Ингвёр, на самом деле не ждавшая для себя такой чести. – Я слишком мало знаю…

– Знаниями мы поможем тебе, – с облегчением сказала Сальдис. – Но спорить с выбором богини нельзя. Подними веретено и закончи то, что начала госпожа Унн.

Под молчаливыми взглядами Ингвёр подобрала веретено и волну. Просто держа клок шерсти в горсти – пряхи на пастбище, бывает, обходятся даже и без палки, – вытянула нить, прикрепила к веретену. Руки у нее дрожали, нить выходила неровная. Стиснув зубы, Ингвёр старалась овладеть собой. Она не была трусливой, но опасалась, что не справится. Она ведь думала, что если и унаследует эти орудия, то много лет спустя, после своей матери или тетки, когда наберется опыта и будет готова…

Но вот «волна» кончилась, на веретене появилось немного нити.

– Да поможет тебе Фрейя, и да будет отныне твое имя перед ликом Великой Дисы – Унн, – произнесла Бергдис, с гордостью и с сожалением глядя на свою дочь. – А теперь… – она запнулась, осознав, что уже не она здесь главная, и снова посмотрела на Ингвёр. – Что нам делать теперь, госпожа «малая вёльва»?

– Мы должны обмыть, оплакать и похоронить госпожу Трудхильд, – начала Ингвёр, прижимая к груди веретено. – И еще… уведомить конунга… и пригласить его к нам.

На нее внезапно накатило чувство собственной значительности – она опередила и собственную мать, и теток, и даже сестру бабки. Сама Фрейя указала на нее! Роилось множество новых мыслей, пронизанных гордостью и тревогой.

Только одна принесла некое успокоение, и как раз эта мысль была в ее новом положении совершенно неуместна. Ведь этот страшный случай приведет сюда не только старика конунга, но и еще одного человека, встреча с которым, может быть, окажется приятной…

Когда юный Идмунд сын Гардара снова примчался верхом в Уппсалу, конунга в гриде он не застал.

– Конунг хворает, ты разве не слышал? – с неудовольствием ответил ему Рэвкель, управитель. – Он у себя в спальном чулане и ни с кем не может видеться.

– Но у меня важнейшее известие! – взмолился Идмунд. – Важнейшее поручение от его молочной сестры, госпожи Трудхильд!

То, что конунг окажется хвор, он ожидал, и мать велела ему во что бы то ни стало добиться свидания. Идмунд знал – если он не пробьется к конунгу, того очень быстро постигнет участь Трудхильд.

– Мое известие поможет конунгу обрести здоровье! – дрожащим голосом, но с твердой волей добавил Идмунд. – Если ты меня не пропустишь, можешь считать себя его убийцей! И тогда уже на днях здесь станет хозяином Медвежий Эйрик, а это ни вам, ни нам ничего хорошего не принесет!

– Ишь ты как заговорил! – Рэвкель, здоровенный рыжий мужик с мясистым лицом и округлой бородой, упер руки в бока. Он был тем более недоволен, что сам боялся смерти Бьёрна и появления здесь Эйрика. – Да чем ему поможет ваша бабья болтовня! Если ты не хочешь видеть здесь Эйрика, то лучше ступай к месту сбора дружин, ты для этого уже достаточно взрослый!

– Я дам тебе вот это, – Идмунд вынул припасенное для этого случая серебряное кольцо из простого куска проволоки, – если ты проведешь меня к конунгу или хотя бы к Хольти Ловкачу.

– Ну, к Хольти могу провести, – буркнул Рэвкель, взял кольцо и разогнул концы, чтобы натянуть на свой толстый палец. – Так и быть. Ступай за мной. Все равно этому бездельнику делать нечего…

Проведя юного гостя в дом, у двери спального чулана Рэвкель сразу утратил свою самоуверенность и даже согнулся, когда осторожно скребся в дверь. Дверь тут же при открылась, в небольшую щель выглянул хмурый Хольти.

– Чего те… – начал было он, но тут увидел Идмунда и осекся.

Из-за спины управителя тот быстро закивал ему, сведя светлые брови. Идмунд, родной младший брат Ингвёр, был сильно на нее похож, с таким же округлым веснушчатым лицом и светлыми волосами, и при виде него озабоченность на лице Хольти немного смягчилась.

– Что случилось? – спросил он у юноши.

– Я должен поговорить с конунгом наедине, – зашептал тот. – Ну, без чужих ушей, тебе можно.

Хольти вышел и закрыл за собой дверь.

– Рэвкель, благодарю тебя, что проводил этого парня, но у тебя же много дел, дальше я сам с ним разберусь, – сказал он управителю.