Оружие Вёльвы

Хравнхильд понизила голос и почти зашептала, хотя их и так не мог никто слышать. Снефрид напряженно вслушивалась: вот теперь она наконец узнает, как это происходит. Она еще сомневалась, надо ли ей это знать, но неумолимая сила влекла ее вслед за шепотом тетки:

– Перед тем как им войти в ту пещеру, они раздеваются, чтобы снять свой прежний человеческий облик, «медвежья жена» натирает их особой мазью и вручает им шкуру. Состав мази знает только Гаммаль Бирнир, но в ней есть медвежий жир и белена – я узнала ее по запаху. Гаммаль Бирнир поет особую «песнь призыва», и в молодых «медвежат» входит звериный дух Одина-Бурого[23]. А потом, когда они выйдут из пещеры – те, которые выйдут, – им нужно от него избавиться, чтобы снова стать людьми…

Снефрид поежилась, невольно видя это существо, что выбирается из темной пещеры испытаний – зверя в человеческом теле, голого под медвежьей шкурой, израненного, залитого своей и чужой кровью, совершенно обезумевшего, тяжело дышащего, рычащего…

– У выхода его ждет «медвежья жена». На ней вот такая личина и шкура. Она забирает этот дух себе, и дальше берсерк может призвать Одина-Бурого, когда ему это нужно для прибавления сил. Один-Бурый дает им огромную силу, способность двигаться в несколько раз быстрее обычного человека, не чувствовать боли. Правда, это продолжается недолго, а потом они остаются без сил и им нужно отдыхать. Но за то время, что Один в них, они успевают покончить со своими врагами.

– Но как же «медвежья жена» справляется с этим духом? – Снефрид смотрела на тетку огромными от ужаса глазами.

Она думала, что бояться надо обряда – но то, что после него, куда хуже!

– Она – женщина, поэтому не беснуется и не ревет, – успокоила ее Хравнхильд. – Она просто хранит его в себе, как в запертом ларце. «Медвежья жена» остается хранительницей силы своего берсерка на всю жизнь. Если она умрет, никому не передав этой силы, то едва берсерк призовет Бурого, он не сможет с ним управиться, и Бурый убьет его самого.

– А можно взять только жезл… а не это? – Снефрид боязливо кивнула на маску.

– С Эйриком – нет. Раз уж я самого начала это была я одна… Я начала прясть его нить, когда он родился, я была тогда на несколько лет моложе, чем ты сейчас. Через двенадцать лет мы уже знали, что у него есть задатки берсерка. Тогда же я отправилась к Гаммаль Бирниру – Старому Медведю и попросила, чтобы он взял Эйрика в обучение. Спе-диса указала мне путь. Через пять лет Эйрик прошел посвящение, и я приняла его дух Бурого. Это был единственный раз, когда он со мной встречался – не считая того дня, когда родился. Он видел меня только под этой маской. Он даже не знает меня в лицо. И тебя не узнает. Передать дух сложнее, это нельзя сделать без самого Эйрика. Но он уже посвящен, и вы обойдетесь без Гаммаль Бирнира. Ему нужно будет призвать зверя – это он хорошо умеет делать. А потом… передать его тебе. Не бойся, ты не станешь выть, кусать щит и разрывать людей руками. Ты просто будешь хранить в себе ключ от этой силы.

Снефрид прижала руку ко рту, не отрывая взгляда от маски. Ключ… она сама станет чем-то вроде живого ларца, как тот, за которым охотятся люди Стюра. Как же все это переплелось! Может, госпожа Фригг была в дурном настроении. Или норны перессорились и перепутали все нити. А распутывать, выходит, ей!

Тянуло спросить: это обязательно? Но Снефрид знала ответ. Высшие силы не играют в игрушки и не заботятся о мелких страхах тех смертных, кого избрали на службу себе. Против воли она воображала этот обряд, и жуткий, и притягательный в этой жути. Сейчас Эйрику должно быть лет двадцать шесть или двадцать семь. Даже если он не увидит ее лица…

– Нет, я не могу! – Снефрид замотала головой. – Это все… немыслимо! Я замужем! У меня есть муж, я обычная женщина и не собираюсь… иметь дело с какими-то бешеными мужиками… в шкуре…

Хравнхильд насмешливо хмыкнула:

– Опомнись! Вот уже четвертое лето, как твой муж витает где-то между мирами живых и мертвых, и ты вместе с ним. Чтобы снова его увидеть, тебе придется проделать то же путешествие, что Скирнир и Фрейр – через девять ступеней, девять миров, сквозь огонь, ворота Хель и лающих псов. Даже Фрейр принялся стонать и жаловаться, когда узнал, что ему предстоят девять ночей испытаний, но его влекла великая страсть, придающая невиданных сил людям и богам. А что влечет тебя к твоему простофиле? Ему не нужно было брать этот ларец. Мог бы догадаться, что величайшее сокровище Северных Стран, где один залог тянет на сотню серебром, не отдают случайным людям! Ну да где ему! Он игрок. Все жаждал поцелуев норн, не имея к ним настоящего дела. Вот они и выдали ему счастье… смотри, мол, не урони! Пойдешь за ним через девять корней?

– Не знаю… хватит ли у меня сил… тянуть чьи-то судьбоносные нити, – Снефрид перевела дух, подавленная огромностью этой задачи. – Да еще и для человека из рода конунгов.

Сегодня она узнала уж слишком много. Все это требовалось обдумать.

Но кое-что не терпело отлагательств. И она добавила:

– Покажи мне для начала те чары – с передником…

Не застав ворожею дома, Вегард Тихий Волк не увидел повода удивляться: мало ли куда женщина могла выйти, тем более что жильцов на хуторе, как говорят, только двое, она да работник. Странно, что она не закрыла дверь в дом – залезут козы, накидают «орешков», изжуют все полотно. А то и лесной зверь заберется – старый ельник начинался на склоне горы прямо за домом.

Но в эту же ночь, лежа на помосте в теплом покое усадьбы Зеленые Камни, Вегард никак не мог заснуть. Прочие домочадцы-мужчины вокруг него давно спали, а он все ворочался, обдумывая свои дела. Хаки совершенно точно объяснил ему, как и Аслаку, где живет тот человек, кому он отдал ларец. Корабельный округ Лебяжьего Камня, близ самой Уппсалы, хутор Южный Склон, Ульвар сын Гуннара. Ошибки нет. Хаки направился сюда еще осенью, но здесь Вегарду никак не удавалось напасть на его след.

Повернувшись, он вдруг увидел, что возле помоста кто-то стоит – рослый, широкий. В первый миг подумал, что кто-то из домочадцев встал по нужде. Но нет – с изумлением Вегард узнал Хаки…

С Хаки он был близко знаком почти двадцать лет и помнил его куда лучше, чем родного отца и кровных братьев, которых эти же двадцать лет и не видел. Он не мог ошибиться.

Но, едва подавшись вперед, готовый крикнуть, Вегард сильно вздрогнул, ощутил, что падает, и проснулся.

Это был сон. В теплом покое тишина, только сопят и храпят вокруг Кальвовы работники.

Но ведь он видел Хаки. Вегард напряженно вспоминал. Это несомненно был Хаки – закутанный в плащ с головы до ног, с закрытыми глазами, на левой щеке поперечный темный шрам, похожий на еще один рот…

Ворожея, Хравнхильд… Она ускользнула, не показалась, а ведь она что-то знает… Должна знать, раз Хаки пришел к нему сам после того, как он пытался с нею увидеться.

Но как пришел? Вегарда пробило холодом: он понял, что может означать это ночное явление.

Неужели Хаки мертв? Сердце пронзила отчаянная тревога. У Вегарда и ему подобных в жизни было мало ценностей: память о славном прошлом, честь и последние уцелевшие братья – вот и все. Да надежда на будущую встречу в Валгалле. Так неужели Хаки уже там?

Едва побелело небо на востоке, как Вегард соскользнул с помоста, подобрал свою верхнюю рубаху и башмаки, вышел наружу и уже там оделся. И пустился ровным скорым шагом через влажную утреннюю прохладу по уже известной дороге к хутору Каменистое Озеро. Ему предстояло пройти три роздыха, до тех пор как раз взойдет солнце.

Он и правда был на месте к рассвету. И опять хутор оказался пуст, только собака, коза и козел лежали перед домом. Собака вяло гавкнула на незнакомца и ходила следом, пока Вегард осматривал уже знакомые постройки – и опять напрасно.

По всему было видно, что дом не покинут, в нем живут. Но где жильцы? Мелькнула мысль поджечь дом – тогда-то они живо покажутся. Ну а если нет? Если сгорят вместе с домом? Пепелище ничего не расскажет, и в другой раз прийти с вопросами будет некуда.

23

Бурый (Бруни) – одно из медвежьих имен Одина.