Оружие Вёльвы

– Да, он находится там, – еще более глухим и низким голосом ответила старуха, и этот голос был будто медвежья лапа – мягкая, но смертоносная, что коснулась живота Хольти прямо изнутри. – Он проводил зиму в усадьбе Сэхильд, вдовы Регинмода ярла, и сейчас еще он с нею, она не хочет его отпускать.

– Желает ли он сам покинуть те края?

– Да, желает, ибо наскучило ему сидеть на одном месте.

– Желает ли он направить свои корабли сюда, в Свеаланд?

– Этого решения у него еще нет, хотя желание есть.

– Властью Фрейи, соколиной невесты, я приказываю и принуждаю: идите к Эйрику сыну Алов и вложите в его душу неодолимое желание к Середине Лета прибыть в Свеаланд, к Уппсале. Пусть он не знает покоя, пока не направит сюда свои корабли, пусть это желание сделает для него пресным и питье, и пищу, и женские объятия, пусть терзает его днем и ночью, в доме и под открытым небом, при солнце и при месяце, наяву и во сне. А я дам вам сил для этого, вырезав руны.

– Мы исполним твой приказ…

Бергдис сделала знак, и девушка с веснушками, Ингвёр, осторожно вынула посох из рук старухи. Стук прекратился, настала тишина.

– Духи ушли, – через несколько мгновений давящего безмолвия уже другим голосом произнесла старуха. – Я вырежу руны на кости сегодня в полночь подниму ее на шест. Не пройдет и трех дней, как Эйрик сын Алов почувствует неодолимое желание прибыть в Уппсалу к указанному сроку. Дело сделано, его не отменить. Передай сыну моему Бьёрну, чтобы он был готов. Духи не одержат победу вместо него.

– Но ты ведь поможешь конунгу, когда настанет час? – спросил Хольти; голос его поневоле дрожал. – Ты споешь заклинания, которые нашлют непогоду на его корабли, опутают его войско чарами бессилия, затупят его оружие?

– Я сделаю то, что мне по силам, – кивнула старуха, и голова сокола шевельнулась над ее лицом. – Но не забывай: у Эйрика сына Алов есть своя вирд-кона, и она одна сильнее, чем иные три.

– Но ведь не сильнее тебя! – воскликнул Хольти, будто вовсе не верил в такую возможность.

– Может, и не сильнее. Но пока она жива, моя победа не будет легкой.

Дорога от Уппсалы до Дубравной Горки занимала полный день, и сегодня Хольти уже не мог уехать обратно. Он остался ночевать, и уже скоро – когда старуха сошла с помоста и оттуда убрали сидение вёльвы, – в теплом покое подали ужин. Хольти посадили на самое лучшее место дальнего края, где располагались здешние работники и рабы. Как человек несвободный, он не мог делить пищу с хозяевами дома, но, как посланец и доверенное лицо самого конунга, мог рассчитывать на весь почет, возможный при его положении.

На стол поставили похлебку из рыбы и ржаные лепешки: благодаря щедрости конунга хлеб в этом доме не кончался ни в какую пору года. Из питья подали сыворотку. Появились четверо мужчин – здесь был муж Бергдис и двух ее сестер, а еще сын старухи Трудхильд. Тому, кто в каждый приезд сюда видел торжество женской ворожбы, мужчины казались здесь лишь гостями. Когда все поели и расселись у огня, Хольти увидел, что Ингвёр, сидевшая с краю, делает ему знак подойти.

Несмотря на усталость после целого дня в седле, Хольти повиновался не без удовольствия. Ингвёр весьма напоминала деву из зачарованного леса, и поговорить с нею было приятно. Когда она сняла накидку, стало видно, что красный тканый поясок охватывает тонкую талию, подчеркивая пышность груди и длину ног. Из украшений на ней сейчас было лишь ожерелье из мелких синих бусин, но и так она выглядела молодой королевой. При взгляде на Хольти ее красивое лицо приобретало надменное выражение, но проницательный гость видел, что за этим прячется любопытство. Он не дерзал воображать, будто может понравиться такой мудрой деве – в ее глазах он немногим лучше пса, – но это не мешало ему самому любоваться ею. Ингвёр с ее миловидным лицом, вздернутым носом, прекрасными синими глазами и густыми светлыми волосами и в Уппсале не осталась бы незамеченной. Он был знаком с нею уже несколько лет и порой поддразнивал ее рассказами о тех высокородных и прославленных людях, бывающих при конунговом дворе, которые могли бы к ней посвататься, если бы только знали о ее существовании.

– Расскажи мне, какие новости в Уппсале? – с видом усталой королевы предложила Ингвёр.

На такой вопрос не ответишь в двух словах, и Хольти сел прямо на зеленые еловые лапы, устилавшие пол, – сидеть на помосте рядом с Ингвёр он не дерзал.

– Не тебе об этом спрашивать – ты уже знаешь самые важные новости грядущего лета, пока их не знает еще ни один человек на свете, кроме живущих в этом доме, – Хольти почтительным движением руки обвел женщин на помостах, занятых у огня вязанием или шитьем. Пряжа была уже спрядена за зиму, а ткать было слишком темно. – Важных новостей пока нет: ты сама понимаешь, зимой мало кто приезжает, и то не из дальних краев. Пока могу тебе рассказать, кто в Уппсале за зиму справил свадьбу, умер или родился. Вот к лету могут появиться новости более любопытные. Возможно, Эйрик сын Алов явится сюда со своими викингами и будет разбит войском конунга и его сына Олава.

– Может, он еще и не явится. Духи моей бабки сильны, но ведь у него есть своя вирд-кона – она может проведать о наших желаниях и задержать его на Зеландии.

– Я бы сказал, что на Зеландии его скорее задержит не какая-то старая вирд-кона, а вдова Рагнемода ярла, – лукавым видом заметил Хольти. – Она-то уж будет помоложе и покрасивее, а значит, обладает большей силой управлять желаниями мужчин.

– Ты чрезмерно дерзок для раба! – строго отчеканила Ингвёр. – Как ты смеешь сомневаться в силе нашей ворожбы!

– Разве я сомневаюсь? – Хольти высоко поднял свои подвижные, круто изогнутые брови. – Я сомневаюсь в силе вирд-коны Эйрика, а вовсе не вашей.

– Как будто ты что-то о ней знаешь!

– Откуда же мне знать! А вот вы могли бы что-нибудь о ней проведать, – Хольти показал глазами на старую госпожу Трудхильд, сидевшую на лучшем месте у очага, уже без соколиного убора и синей накидки. – Наверняка вы знаете всех женщин, способных на такие дела, а еще можете спросить духов.

– Если бы все было так просто, мы бы узнали и без твоих советов! – Ингвёр уколола его в плечо тупой костяной иглой, которой вязала чулок, и Хольти, хоть и поморщился, будто от боли, принял это скорее как знак благосклонности. – Но эту женщину Эйрик прячет, как… как будто в ней заключена его жизнь. Это так и есть. Она не просто его вирд-кона – она его «медвежья жена». Она хранит возможность призывать в него звериный дух Одина и возвращать ему человеческий облик.

– Надо же! Это, должно быть, очень сложные чары! Любопытно, как их творят?

– Я не знаю, – высокомерно ответила Ингвёр. – Мы умеем созывать духов и прясть нить судьбы, а разными непотребствами мы не занимаемся! Если та женщина умрет – Эйрик разом лишится удачи, и в первый же раз, как он попытается призвать дух Одина, безудержная ярость разорвет его изнутри.

– Ты уверена? – Хольти лишь чуть приподнял брови, и взгляд его в этот миг был лишен обычной насмешки.

– Разумеется, я уверена. Он обрел этот дух девять или десять лет назад, моя бабка давно все узнала. Кроме одного – кто эта женщина.

– Но ведь это очень важно, – Хольти даже понизил голос от сознания важности предмета. – Если есть какой-то способ это выяснить… конунг ничего не пожалел бы! Ничего! – Он с особым значением взглянул Ингвёр в глаза. – Он дал бы… любую жертву, чья кровь может привлечь… достаточно осведомленных духов.

Они обменялись понимающим взглядом – они знали, что говорят о человеческой жертве.

– А что если, – Ингвёр наклонилась к нему, Хольти подался к ней, чтобы не упустить важных слов, их лица оказались так близко, что он уловил ее запах и невольно вздрогнул, – если это будешь ты?

– Это не буду я, – зашептал он, с наслаждением ощущая ее близость и мало думая о том, что говорит. – Конунг дал мне слово конунга, что возьмет меня с собой в Валгаллу. Только нынче утром он сказал это этими самыми словами. А сам он не собирается умереть ради того, чтобы оборвать нить своего внука. Значит, найдет кого-нибудь другого. Я ему еще нужен живым, а для духов сгодится кровь кого-нибудь поглупее меня.