Оружие Вёльвы

– Я верю, что ты, Эйрик, не менее меня желаешь, чтобы Свеаланд процветал в мире и благополучии, при соблюдении обычаев и справедливости…

– Я всегда только этого и желал. Главным препятствием к справедливости был мой дед.

– Не хочу обсуждать решения моего отца, но могу тебя заверить, что мне известно о законности брака твоих родителей и твоего рождения. Теперь я остался старейшим мужчиной рода Мунсё, потомков Бьёрна Железнобокого. Предлагаю тебе следующее. На весеннем тинге в Уппсале я объявлю – если до тех пор получу право распоряжаться собой, – что твое рождение законно, что ты – полноправный потомок Бьёрна Железнобокого и законный наследник его власти и владений. Ты сможешь предложить свеям избрать тебя конунгом. Как и я.

– То есть это будет наша первая сделка: я возвращаю тебе свободу, а ты признаешь меня законным наследником Бьёрна Железнобокого?

– Именно так. Рад, что ты меня понимаешь. Но пойми и другое. Свеи тебя почти не знают, а знают… э… то, что они о тебе знают… короче, тебя знают как «морского конунга», который всю жизнь враждовал со своим дедом, главой рода и конунгом.

– Это была не моя вина.

– Я с тобою согласен. Но ты знаешь, как рассуждают люди? Они мало склонны задумываться о причинах и докапывать до дна. Многие скажут: если Бьёрн конунг не хотел признавать внука, на то были причины, при нем сыновья Анунда не смели ни на что притязать, и только после его смерти…

– Это я не смел? – Изумленный Эйрик подался вперед. – Да что же я тогда всю жизнь делал? В чем же меня тогда обвиняют, если я был смирен, как ирландский отшельник?

– Эйрик, чего ты хочешь от людей? – не без снисходительности ответил Олав. – Люди… э, сеют свой ячмень, ловят свою треску и стригут своих овец. Им нужно, чтобы в Уппсале сидел конунг, чтобы конунг был удачлив и… э, угоден богам, чтобы ячмень хорошо всходил, треска хорошо ловилась, а овцы хорошо плодились. Больше ни до чего им нет дела. Если бы ты поездил, подобно мне, лет тридцать по усадьбам, разбирая тяжбы, ты бы все это знал. Есть немало любителей покричать, уверенных, что они лучше всех разбираются во всех на свете делах, но решают не они. Люди выберут конунга… э, который обеспечит им овец, ячмень и треску.

– Кто-то сомневается в моей удаче?

– Люди знают, что у тебя есть… э, удача «морского конунга». Как воин ты не имеешь себе равных, в этом никого не надо убеждать. Но сможешь ли ты обеспечить им мир и процветание – этого они еще не знают. Должно пройти время, пока они привыкнут к тебе и убедятся, что ты сможешь им все это дать. Ты должен будешь жениться, завести детей, каждую зиму ездить по стране, приносить с людьми жертвы, разбирать их споры, выслушивать их. Тогда они будут знать тебя и верить тебе.

– Ты хочешь сказать, что сейчас люди знают тебя и верят тебе?

– Со мной они знакомы уже лет тридцать.

– Олава все знают как человека миролюбивого и справедливого! – вставил Кетиль хёвдинг. – Это я могу засвидетельствовать.

– Но я, как ты видишь, немолод, – продолжал Олав. – У меня нет таких средств продлевать свою жизнь, как у моего отца, так что я могу… э… Может случиться так, что моего наследства долго ждать не придется. Наша полная сделка, как ты это назвал, могла бы выглядеть так: на весеннем тинге я объявлю тебя законным наследником нашего рода, а ты… э, поддержишь меня как будущего конунга. За то время, что я еще проживу, люди успеют тебя узнать. Я оставлю за тобой Кунгсгорд, острова в Озере и даже Готланд, а за мной останется Уппсала, Свеаланд, Уппланд и Норланд.

– Мы разделим страну? – оживленно спросил Эйрик. – Если бы дед согласился на это, мы бы давным-давно помирились.

– Не хотелось бы делить страну, возвращаться к старому, когда… э, в каждом фюльке сидел свой конунг, чтобы потом наши потомки снова сражались, пытаясь захватить чужие владения. Я признаю за тобой звание конунга, но после моей смерти ты и мой сын Бьёрн… э, будете на равных правах притязать на власть над всей страной, подчиненной нам сегодня. И пусть после меня свеи выберут из вас одного, кто будет владеть всей страной, а второй… э, признает свое подчиненное положение. Ведь если наша держава опять развалится на множество мелких, уже на другое лето здесь буду корабли Харальда или датчан, и все свеи… э, окажутся вынуждены платить дань уже чужим конунгам.

Эйрик молчал. Олав, Кетиль, все люди в гриднице напряженно ожидали ответа.

– Я подумаю, – сказал наконец Эйрик. – Посоветуюсь с моей норной.

Полночь застала Эйрика и его норну на Конунговых Курганах. Затих Ховгорд, только убывающая луна заступила в дозор и обшаривала серебряным копьем воды Озера, будто искала злоумышленников. На вершине одного из трех древних курганов был выложен из камня небольшой очаг – сюда часто приходили ночами те, кому требовался совет мертвых, – и Эйрик разжег там огонь.

Рядом из земли выступал довольно широкий плоский камень – на нем расстилали белое полотно, если гадали по рунам. Встав на колени возле камня, Снефрид с одной стороны положила нож, с другой поставила небольшую расписную чашу – подарок Рандвера, – куда было налито немного меда, а между ними – свое веретено с янтарным прясленем. Потом она бросила на горящие угли конопляного семени, сушеного ясенца и лаванды. Когда над углями стал подниматься душистый дым, она заговорила:

Она взяла веретено за середину и крутанула. Острый конец описал полукруг по камню, потом немного вернулся и замер, указывая на чашу.

Спе-диса посоветовала мир.

Снефрид подняла глаза на Эйрика и кивнула ему:

– Выпей с нею.

Эйрик взял чашку, почти потерявшуюся в его ладони, отпил немного и вылил остаток на угли. Мед зашипел, взлетая белым паром. Мысленно Эйрик пытался увидеть свою спе-дису – он знал, что она обликом как молодая Хравнхильд, хотя никогда не видел лица своей первой вирд-коны. Он сам и был тем сыном конунга, которого Снефрид обещала ей в награду, а будут ли у него земли – это они и хотели узнать. Можно было принять предложения Олава и надеяться, что в будущем удастся получить весь Свеаланд законным и мирным путем. Сейчас Эйрик имел достаточно силы, чтобы просто захватить его, но понимал: если он выберет этот путь, ему предстоят еще годы войны со своими же подданными, ему придется истребить своих последних кровных родичей… А главное, как он сам сказал Снефрид, глупо враждовать с Бьёрном Молодым, когда тот оставит свое наследство сыну Альрека.

Вот и она… Выходит из мрака и пахучего дыма трав – рослая, стройная молодая женщина. Эйрик видит продолговатое лицо, струящиеся темно-русые волосы… Лицо у нее приятное, приветливое, и от взгляда ее больших синих глаз начинает сладко биться сердце.

«Нет нужды длить раздоры, Эйрик, – говорит она. – Твой брат пролил кровь в этой борьбе, Один принял жертву и повелел прекратить вражду. Там, где ключ подойдет к замку, удача пребудет с тобой. Ты станешь конунгом, у тебя будут большие богатые владения и многочисленное потомство…»

Эйрик вдруг очнулся; показалось, что он заснул и спал очень долго, но Снефрид смотрела на него спокойно – она не заметила, что он побывал где-то далеко. Небольшая чаша с зелеными и черными ростками на розовато-буром поле так и была зажата в его широкой ладони.

– Я видел ее сейчас…

– Видел? – Снефрид широко раскрыла глаза.