Позывной ’Грэй’

Завоняло ещё сильнее, я даже находиться там не смогла, потому что меня всю скрутило от рвотного спазма. Смотреть на булькающее в дыре говно было выше моих сил! Я выскочила в коридор, жадно глотая воздух и вставшую в горле слюну.

Ничего, — успокаивала я себя. — Ребята мне помогут. Я со всем справлюсь! Это лучше, чем ложиться под кого-то из солдат, а тем более не под одного!

Боже, у меня вся жизнь перед глазами пронеслась, пока я стояла возле туалета. Послушайся я отца, меня бы тут просто не было.

Почему? За что?

То успокаиваясь, то снова заливаясь слезами, я никак не могла настроиться на это унижение, в глубине души до последнего надеясь, что мне не придётся делать этого.

Вскоре солдаты вышли. Один из них нёс в руках грязный трос, второй измазанные перчатки. Они остановились возле меня и одновременно сняли противогазы.

— Держи, рыжая! — протянул мне свой противогаз тот, что держал перчатки. Потом он протянул мне и их. — Занесёшь в 18 палату потом! А ты ничего такая! — Его заинтересованный взгляд скользнул по моей фигуре, и мне стало не по себе. — Это же ты фрогийская репортёрша?

Осторожно, чтобы не испачкаться в нечистотах, я взяла из его рук средства защиты, косясь теперь на него с опаской.

— Я кижанка, болван! — гордо заявила я, и солдаты развернувшись, пошли прочь по коридору.

— Эй, вы куда? Вы мне разве не поможете? — окликнула я их.

— Так мы уже помогли, рыжик! — едва обернувшись крикнул один из них, и они ушли. — Не забудь вернуть противогаз!

Я прошла все стадии принятия неизбежного. Ждать чего-то ещё было бессмысленно, надеяться на чудо тоже.

С отвращением я осмотрела средство индивидуальной защиты, которое только что надевал другой человек и дышал в нём. Должно быть, там полно микробов?

Боже, о каких микробах я думаю? Тут бы не сдохнуть от вони и не подцепить чего-нибудь похуже. Держу пари, в одном из углов меня поджидает чума или брюшной тиф — тут явно не убирали пару веков!

Надев противогаз, я смело шагнула в туалет!

Начав с самого чистого, по моему мнению, унитаза я начала его мыть. Истратив почти полбанки чистящего порошка, я поняла, что нужно быть экономней. И расторопней. От противогаза всё лицо вспотело, дышать было трудно, стёкла запотели, а лицо чесалось! Жуть!

Пришлось его снять! К тому же я боялась, что меня вырвет прямо в шлем-маску и я захлебнусь собственной рвотой.

Я надеялась, что моя брезгливость со временем притупится, и тошнота отступит. Но нет. Я то и дело сдерживалась, чтобы не блевануть прямо перед собой.

Солдаты сновали туда-сюда, отвлекая меня. Сначала я выходила, чтобы подышать и не мешать нуждающимся справить нужды, но потом мне надоело. Кто-то из мужчин тактично шёл в другой туалет, а кому-то было влом, поэтому они ссали прямо в соседний унитаз, не стесняясь меня.

Слава богу, срать никто не присел. Хотя бы это мужчины предпочитали делать не в присутствии женщины! Один попросил меня выйти, причём довольно грубо. Меня это так разозлило, что я тоже не сдержалась!

— Пошёл на хуй отсюда! — заорала я на него. — Я сейчас позову полковника, если не свалишь!

Берлесский мат подействовал на наглого мужика должным образом.

— Да ладно, чё ты? — извиняющимся тоном сказал он и ушёл.

Надо взять на заметку. С людьми, не знающими элементарного этикета, нужно разговаривать именно так.

Мне просто нужно было это как-то пережить. Оставалось надеяться, что это самое ужасное унижение в моей жизни!

Я почти закончился, когда пришёл полковник, чтобы проверить, как я выполняю поставленную задачу. Он сделал мне несколько замечаний по уборке, подавляя меня этим ещё больше! Ни слова благодарности! Ни капли сострадания! А ведь я была уверена, что это самая отвратная работа, которую можно представить!

— Ваша подруга уже в прачечной! — сообщил мне полковник. — Инвентарь оставьте пока у себя, до выполнения задания. Вы несёте за него ответственность лично!

О! Какая честь, охранять ведро, перчатки и вонючую тряпку!

— У меня чистящее средство закончилось, — сквозь зубы сказала я.

— Это ваши проблемы, мадам! Я же вам чётко поставил задачу? Какие ко мне претензии? Научитесь слышать то, что вам говорят!

На ужин я не пошла. Не было аппетита, только тошнота, тошнота и тошнота.

Берта действительно прибрала в нашей палате. Застелила чистую постель и выстирала мою одежду из рюкзака. Большая щеколда, прикрученная к двери сразу бросилась мне в глаза. Хотя бы спать мы будем в безопасности и чистоте. Эти бытовые мелочи должны были поднять мне настроение, но на душе была только опустошённость.

Пока все ужинали, я пошла мыться. В душевой тоже было мерзко и грязно, даже до кранов было неприятно дотрагиваться. Хотя бы горячая вода была! Я знала, что мне надо торопиться, чтобы меня не застукал кто-то из мужчин, но я всё стояла и стояла под горячими струями воды, яростно, до красноты растирая своё тело мочалкой. Мне казалось, что мне за всю оставшуюся жизнь не отмыться от этой грязи и вони.

Глава 10. Анна

Через несколько дней я немного адаптировалась в этом беспросветном аду. В госпитале никто не препятствовал нашим с Бертой передвижениям. Военные пили с утра до ночи, с ночи до утра. Пьяные разговоры, споры, драки, даже было одно убийство — им было просто не до нас, как и их командирам.

И слава богу, что нас никто не зажимал по углам! У пьяных мужчин, страдающих от безделья, на уме было только одно, но нас с Бертой обходили стороной. Скорее всего, все давным-давно прознали, чья я дочь, вот и весь секрет нашего с подругой иммунитета от домогательств.

Мы начали понемногу выбираться в город вместе с выжившими после пьянок военными. Нас брали неохотно, но мы стали действовать и разговаривать наглее и требовательнее, завели пару нужных знакомств, и всё начало получаться.

В город нам было необходимо и по личным нуждам. У нас с Бертой заканчивались элементарные предметы гигиены. После мытья хозяйственным мылом мы стали похожи на бездомных, и пахли так же. Стиральный порошок тоже оставлял желать лучшего. От выстиранного белья у меня слезились глаза, и я чихала без конца. Это была какая-то аллергия. Мне бы пропить курс антигистаминных препаратов, но где их достать? В местных уцелевших аптеках не было даже бинтов, а у военных не допросишься.

Нам было всё равно на внешний вид, даже хорошо, что мы стали менее привлекательными и убогими, но жили мы с подругой бок о бок, и только ради друг друга стоило хоть как-то следить за собой, чтобы не опуститься окончательно.

Поводов расчехлить камеру была масса. Городишка, где мы расположились, был разбомблён в хлам — снимай, не хочу. Выжившие местные были довольно дружелюбными, охотно шли на контакт. У нас с Бертой сложился неплохой тандем. Она снимала, я вела репортаж, потом мы менялись.

Моя подруга снимала всё подряд, даже наш быт, а мне нужна была сенсация, поэтому я таскалась за ней повсюду в качестве оператора, не находя свою тему.

Берлессы постарались на славу — половина города осталась без воды и электричества, редкие здания выстояли, ещё реже с уцелевшими стёклами.

В нашем госпитале хотя бы была горячая вода и питьевая. Можно сказать, роскошь. Теперь многое казалось роскошью, даже гигиенические прокладки или свежее яблоко.

Найти бы солдат, побывавших в плену у берлессов или изнасилованных берлессами кижанских женщин, трупы детей или стариков. Но ничего такого не было и в помине. Это всё уже сняли до нас, давным-давно. Наш удел — шляться по развалинам и нюхать запах гари.

Чтобы найти что-то реально ужасное, тут нужно было находиться месяцами, сидя под обстрелами, налаживать связи, контакты, всё время быть в движении. А мы что?

Прогуливаясь по местности, можно только натереть мозоль на ноге, больше ничего. Чтобы добыть реально стоящее, нужно было рисковать своей жизнью, побороться со смертью за эту информацию на передовой.