Страница 6 из 13
Наконец, знакомое крыльцо. Окна светятся. Значит, не спят. Из последних сил Женька начала всем телом биться о дверь, как вдруг сообразила, что притащилась не к матери, у которой жила после развода с Пашкой, а в дом бывшего мужа.
* * *
– Женечка! Что с тобой? – Пашка подхватил её на руки. – Мама твоя прибегала – искала! – он занёс Женьку в дом и, уложив на диван, попытался раздеть, но бывшая жена захрипела и зашлась в истерике:
– Не трожь меня! Гад! Сволочь! Всё, всё из-за тебя! Ненавижу-у-у-у-у! – она захлебнулась в рыданиях.
– А ну, замолчь! – на пороге комнаты появился Пашкин отец – Платон Данилыч Ракитин. – Замолчь, говорю! А не то – собирайся и иди, откуда пришла. Мы люди хоть и простые, но с дерьмом себя мешать не позволим. Мать, ну-ка глянь, чего это с ней, да раздень, а то, ишь, увалилась на диван в сапожищах.
Пашкина мать, Елена Павловна, засучив рукава халата, ловко стянула с Женьки куртку, попутно пощупав ей лоб и шею:
– Э, девка, да ты горячущая, как самовар! Павка, кинь куртку в прихожку, да не на вешалку – на пол грязищу такую! – и снова кивнула бывшей невестке: – Давай ногу!
Ухватив сапог за пятку, слегка потянула – сапог сидел плотно, как влитой.
– Эт чё такое? Ноги у тебя от холода распухли, что ли? – бывшая свекровь рванула, что было сил – сапог соскочил. В ноге у Женьки затукало.
– Второй давай! – Елена Пална дёрнула от души и неожиданно в обнимку с сапогом отлетела на середину комнаты: − Чтоб тебя! Бли-и-ин, локоть зашибла!
В сердцах плюнула в сторону бывшей невестки:
− У неё ещё и ноги разные! Павка, сбегай за сватьей – пусть вызывает скорую или милицию и забирает свою дефектную, куда хочет.
* * *
– Да, ночка удалась! – Платон Данилыч ладонями потёр лицо. – Ладно, хоть завтра суббота – отоспимся. Ну, что, мать, давай по рюмочке, а то не уснём! Пашка, тащи рюмашки из серванта. И графинчик прихвати с кедровой. А ты, мать, сальца организуй, грибочков, капустки с огурчиками. Чай, не алкаши – без закуски пить…
С удовольствием окинув взором стол, главным украшением которого был породистый хрустальный графинчик с такими же рюмками, при взгляде на который можно было понять, что когда-то семейство Ракитиных знавало и лучшие времена, Платон Данилыч разлил собственноручно изготовленный и настоянный на кедровых орешках самогон:
– Ну, что? За избавление от этой напасти! – одним глотком опрокинул рюмку в горло и закусил ароматным рыжичком, предварительно сдобрив его лучком и сметанкой. – Я вот только, сынок, одного не понял: в чём это ты перед женой своей бывшей виноват-то? Ну, что ненавидит она тебя – это понятно! Не о том она мечтала: ещё с зелёных соплей о царевиче-королевиче грезила! Но ведь не силой же она за тебя пошла! Или мы с матерью чего не знаем? – Платон Данилыч налил по второй и жестом предложил сыну выпить.
Пашка, в душе которого уже давно накипело и наболело, проглотил шестидесятиградусный самогон, как воду, и рассказал всё: как любил Женьку с самого детского сада, как верным пажом таскал за ней портфель в школе, как следом за любимой отправился в Пермь, как отвалил ведьме бешеные тысячи за приворотное зелье…
– Так я не понял, – отец сочно захрустел квашеной капустой, – ты ей, что ли, рассказал про этот приворот?
– Да что ты, пап, как можно?..
– Да, Пашка, – расчувствовался отец. – Вот я все эти годы думал, в кого ты у нас такой дурной?! А теперь точно вижу: в мамашку свою! Подумай сам: как Женька может ненавидеть тебя за то, чего не знает? – Ракитин-старший опрокинул ещё одну рюмочку. – Ну да разберёмся, и беду эту поправим, и мозги тебе на место поставим: как приворотила, так и отворотит! Клин клином вышибают – не нами придумано! Где, говоришь, живёт твоя ведьма?.. Послезавтра смотаемся в Пермь. А теперь – всем спать!
* * *
Ноябрь 2006 года, Пермь.
В воскресенье Платон Данилыч и Пашка стояли перед огороженной стоянкой для машин – с будочкой и шлагбаумом – всё, как положено! Только торчащие местами голые кусты акации подтверждали, что это – то самое место.
Попросив у охранника стоянки прикурить и угостив его сигаретой, Платон Данилыч спросил:
– Слушай, а тут, вроде, дом стоял? Небольшой такой…
– Ну, ты вспомнил, – охранник закашлялся и сплюнул в сторону. – Тут уж года два, как эта стоянка. Раньше-то я эту стройку сторожил, потом сюда перешел. А дом тут, верно – стоял. Только он давно расселённый был: не жил там никто…
Глава 6
Ноябрь, 2006 года, Прикамск.
Почти неделю Женька прометалась в жару. К бронхиту присоединился гнойный аднексит. Думали, уж и не выкарабкается.
В горячечном бреду перед ней мелькали картины недавнего прошлого: страшная квартира и приворотное зелье, которое дала ей ведьма, неожиданная беременность, позорная свадьба без белого платья, фаты и лимузина, скитание по съёмным квартирам, мучительные роды, унизительное пренебрежение мужниной родни и позорное увольнение с работы…
Наконец-то на выписку! За две недели надоела эта больница до чёртиков. Спина уже болит от их кроватей с продавленными сетками.
Вот только что делать дальше? Денег − нет, перспективы − нет…
Да и что сказать Виталику? Он, конечно, доверчивый как ребёнок, но тут уж слишком! Скорее всего, просто порвёт с ней всяческие отношения: решит, что это − очередное кидалово…
Разве что справку показать, только кто ж таким справкам сегодня верит…
В вестибюле больницы − между пальмами и разросшимися кустами розанов в деревянных кадках − прятались обтянутые кожзамом диванчики. Женька присела на один из них – ждала мать, которая должна была принести одежду на выписку. На соседний уселись две женщины в верхней одежде. За завесой листвы их почти не было видно, но слышно – хорошо:
− Майя-то Павловна к лечащему врачу пошла. Надо узнать, когда можно тело забрать. Хоронить, наверное, за счёт ГОРОНО будут, да по учреждениям объявят сбор денег. Тамара Алексеевна всю жизнь в этом садике проработала – с самого его открытия…
* * *
Втянув голову в плечи и глядя в пол, Женька шмыгнула за угол, на лестницу и – в палату. Ничего, мать придёт – вызовут или передадут шмотки.
* * *
Тем временем разговор под пальмами продолжался:
− Конечно, если бы не это долевое строительство – будь оно неладно – она бы ещё пожила. А тут такой удар: дети свою квартиру продали, все деньги в долёвку вложили, а строительство заморозилось!
− Да, всё ради детей! Они ведь у неё в однушке впятером остались – когда сейчас этот дом достроится, да и достроится ли вообще! Конечно, она как узнала, так и …
− Жалко её: хорошая была женщина, всем помочь хотела…
* * *
Уже ближе к вечеру, когда народ схлынул, Женька с вещами спустилась в вестибюль. Пошарив глазами и убедившись в том, что никого из бывших знакомых здесь нет, спокойно уселась на диванчик и начала переобуваться.
Правая нога лезла в сапог непривычно туго, казалось, он был на размер меньше. Сунув руку внутрь, Женька обнаружила какое-то утолщение и в тот же миг − будто молния полыхнула − вспомнила, как тогда, уходя от Катьки, попросилась в туалет и, от греха подальше, припрятала деньги под стельку.
Она заспешила, заскребла ногтями…
Даже не глядя, поняла: это они – доллары! Целы!
Жизнь продолжается!
* * *
Декабрь 2006 года, Прикамск.
− Ай, красавица, дай рубль – по телефону позвонить! – цыганка, вильнув цветастыми юбками, легонько тронула Катерину за локоть.
− Возьмите, − Катя пошарила в кармане и протянула монетку.
− Добрая ты, − сочувственно вздохнула цыганка, − только доверчивая очень. Оттого и счастья нет! − и вдруг затараторила: − Я сейчас пойду на кладбище, закопаю твою монетку на могиле. Через день одна её сторона станет чёрная, а другая − красная, и будет тебе большое горе.
Катерину словно кипятком обдало: волосы под капюшоном взмокли, во рту пересохло.