Страница 3 из 11
Олег окончил институт, что выбрал для него отец. Хорошо, что его интересы и способности перекликались с отцовским выбором.
— Пора вставать на ноги, — сказала отец, — женись и поезжай, возглавляй наш филиал за границей.
Он не спрашивал — диктовал условия.
— Это обязательно? Жениться? — тогда, кажется, он впервые не то чтобы сопротивлялся, но все же попытался выразить собственное мнение.
— Обязательно, — отрезал отец. — Ивлев — наш партнер, без его капиталов нам не вытянуть этот воз.
— Так мне на Ивлеве предстоит жениться? — сыронизировал Олег.
— На его старшей дочери, — отец шуток не понимал и пер в нужном направлении не останавливаясь. — К тому же, семья — это возможность дурь из головы выбить и заниматься делом. Женись, уважай жену, плоди детей и будь счастлив.
Ангелину Ивлеву Олег помнил смутно: какие-то фрагменты из детства о тощей девчонке с жиденькими волосенками.
Реальность оказалась куда приятнее: Лина выросла, округлилась, где надо, приобрела стиль, шик, дизайнерские шмотки и личного визажиста, что умело скрывал недостатки внешности. Да их и немного было, по сути.
Олег очаровался. Разница между «было» и «стало» ему понравилась, и уже роковое слово «женитьба» не вызывало отторжения.
К тому же, он получил шанс наконец-то стать самостоятельным и вырваться из гиперопеки, которая начинала давить и угнетать. Поэтому — шумная свадьба и тихий отъезд туда, где отцовская рука почти не доставала.
И все в этой истории могло быть хорошо. Хотя, наверное, не совсем, но все же потенциальная вероятность того, что Олег как-то бы разобрался со своей жизнью, существовала. Но случилось непредвиденное. А может, закономерное, потому что однажды такое случается со всеми. Он влюбился.
Не в жену, нет. С Ангелиной они поддерживали теплые отношения, но это, как ни крути, все же был договорной брак.
Олегу могло повезти, как везло до этого: его стремления и чувства могли совпасть с чаяниями и правящей рукой отца. Но в этот раз семейная система управления дала сбой.
Он вернулся на родину не в отпуск или отдохнуть, а чтобы решить деловые вопросы. Ангелина осталась за границей. Поездка намечалась короткой, а растянулась на долгие три месяца — самые яркие, сладкие, насыщенные, с оттенками горечи… потом, позже, когда все как стремительно началось, так стремительно и закончилось.
Он встретил Алю на студенческой вечеринке. Младший брат зажигал, а мать попросила присмотреть, чтобы чего не наворотил.
Глебу повезло намного больше: ему, как меньшему, многое прощали и позволяли. Над ним не так довлело отцовское суровое мнение. Да, по сути, Глеб чихать хотел на многое и поступал по-своему.
Правда, в нужный институт его запихнул отец. Но речь о том, что его женят по договору, не шла. А поэтому младший отрывался на полную катушку.
Кажется, тем вечером Аля и Глеб что-то не поделили. Наверное, напористый младший приставал, а поэтому ходил с ярко-красной пятерней на щеке. Это нежная Алькина ручка так его приложила.
Олегу было плевать на все. Он только ее увидел и пропал. Вспышка. Вся жизнь — в пепел, будто ничего и не было.
Да что там могло быть на самом деле… Ему всего двадцать четыре. Молодой, неотесанный, горячий. Кровь бурлила, как гейзер. А тут… нежная, притягательная, самая лучшая.
Крыша прохудилась, поехала и не спешила возвращаться. Тем более, что симпатия у них с Алей была взаимная.
— Ну ты даешь! — захлебывался восторгом Глеб. — Ну ладно я — паршивая овца семейства, но ты, но ты, Большой Змей, как ты умудрился попрать устои, прописанные Величайшим Вершителем Судеб? У тебя ведь все серьезно, да? — допытывался он, азартно блестя глазами.
— Не лезь, куда не просят, — отбривал его Олег, — и меньше языком мели.
— А как же жена? — не унимался Глеб, не обращая внимания на рычание Олега. — Как же честь, совесть, семейные ценности?
Он сам не знал — как. И что со всем этим делать — тоже не знал. Но если и испытывал муки совести, то только по отношению к Алине. К жене — не очень. Лина рациональная, умная, поймет. Ведь у них будто все не по-настоящему, словно галочку поставили, чтобы родителям угодить.
Олег понимал лишь одно: как раньше, уже не будет. И только ему решать, разбираться, разруливать. Тогда казалось: это не так сложно, справится.
— Аля — это словами не описать, — делился позже он с Глебом. — С ней все по-другому.
Ему всегда не хватало слов, чтобы выразить свои чувства. Особенно ей. Не робел, нет. Не тот характер. Вот в силу своей некой жесткости и скупости эмоций считал, что косноязычен и не речист.
Его прорывало на откровенности только с братом. И то… рубил рукой, как топором, пытаясь подобрать, нащупать, осознать.
Он нырнул в ее харизму и магнетизм с головой, а вынырнуть так и не смог.
— Я люблю тебя, — сказал в минуту близости, в самый первый ее раз, и это было правильно, как дышать.
Она такая нежная и хрупкая. Он большой и сильный. Ему все казалось: может сломать ее ненароком, обидеть, а поэтому боялся дышать. И от избытка чувств — тоже.
Они сорвались и летели, летели, летели… как ошалевшие бабочки на огонь друг друга. Сгорали и возрождались, любили и наслаждались, мечтали и разбрасывались поцелуями — щедро, не копя впрок, будто понимали: им отпущено немного, совсем чуть-чуть вот этого всего, когда столы чувств ломятся от яств, которых завтра может и не стать.
Глава 4
— Что ты себе позволяешь, щенок! — бесился отец и пытался поднять на Олега руку.
Он никогда не думал, что дойдет до этого, но ударить себя не позволил — остановил отцовский горячий порыв.
Естественно, все зашло слишком далеко. Безусловно, он был беспечен, хоть они с Алей и пытались держать в секрете их отношения.
Але едва восемнадцать. Он женат. Да, Олег не стал обманывать и скрывать, что не свободен.
— Я не могу сказать, что мне все равно, — покачала головой его девочка, — но я так люблю тебя, что все остальное кажется не важным. Давай жить здесь и сейчас, а что будет завтра… то будет завтра.
И они жили. Тайком, скрываясь от мира и родных. Но мир их все равно предал и догнал.
— Если ты еще раз повысишь голос или замахнешься, — сказал Олег тогда отцу, — то можешь считать, что у тебя больше нет сына.
Он видел, как обмяк отец, как враз потяжелели его могучие плечи. Они, Змеевы, очень похожи друг на друга. Из одного материала сделаны. И то, что его несгибаемый отец так быстро сдался и словно постарел лет на десять, больно зацепило. Но сдаваться он не собирался.
— Это моя жизнь, — заявил Олег твердо, — и хватит уже крутить мной во все стороны. Я хочу жить своим умом и собственным сердцем, без ваших указок и — тем более — приказов. Я собираюсь развестись с Линой.
— И что?! Что дальше?! — взвился отец. Глаза у него налились кровью, а губы тряслись от еле сдерживаемого гнева.
— А дальше буду жить. Так, как хочу. С той, которую люблю.
Он тогда ушел, хлопнул дверью, не стал ничего слушать — слишком зол был на давление, резкость отца, на желание сломить.
Олег вдруг понял, что не жил своим умом — плыл по течению. Он не безвольная тряпка, просто тогда его все устраивало, не вызывало отторжения. Но все изменилось, и ему больше нет нужды плясать под чужую дудку.
Да, именно так он и подумал об отце: чужой. Всегда делал только так, как понятно и выгодно ему. И почему именно с ним? Почему Глебушку не напрягали? Или просто не пробил его час? И однажды и младшего точно так окрутят, опутают липкой паутиной обязательств и заставят, как марионетку, дрыгать ногами и руками под чужую мелодию и на потеху кому-то?
Олег старался не думать о несправедливости. А еще больше — пытался не сорваться. На брата или мать, что приехала к нему на следующий день в его собственную квартиру. Не купленную отцом, а доставшуюся в наследство от бабушки и дедушки Алейниковых — родителей мамы.
— Не руби с плеча, сынок, — гладила она его легонько по предплечью, и пальцы ее дрожали. — Ты еще так молод. Дров наломать легко, а разожжешь ли костер — неизвестно. Сумеешь ли кашу сварить — не понятно.