Я рожу тебе детей

Ева Ночь

Я рожу тебе детей

Глава 1

Я всегда верила в судьбу, высшее провидение или какие-то неземные силы, что ведут нас по жизни и заставляют совершать те или иные поступки.

Человек не кузнец своего счастья. Все мы куем то, что предначертано и никак иначе. Это мое убеждение, и вряд ли кто-то может меня в этом переубедить.

До недавнего времени все в жизни меня устраивало. Согласитесь: не каждый в двадцать шесть может похвастаться хорошей любимой профессией и отличным карьерным ростом. Я могу. У меня есть.

Папа и мама. Отдельная квартира. Машина. Подруга. Поклонников целый воз. И вроде бы все хорошо сложилось, удачно, замечательно. Но стала я замечать, что чего-то не хватает. Какой-то еле уловимой, но очень важной мелочи.

Я психолог, знаток человеческих душ. Всегда умела и любила копаться в этих самых мелочах, чтобы понять, выстроить стратегию и помочь.

И плохим бы я была психологом, если б не смогла разобраться в самой себе. Может, поэтому, одним дождливым вечером, я села перед зеркалом, заглянула себе в глаза и постаралась не запихнуть собственный чемодан без ручки поглубже, а вытянуть его на свет божий, чтобы посмотреть: есть ли шанс на починку или стоит освободить его и выкинуть на помойку.

Я вдруг поняла, что одинока в толпе. Жизнь насыщенна и многогранна, я полна ею, касаюсь с разных сторон, проживаю ее в своих клиентах, друзьях, родителях, подруге, в общении, но не сама.

Внутреннее ощущение пустоты. Будто ты сосуд, вокруг которого — изменчивое и красивое море, а за стеклянными стенками — почти ничего нет, так, на донышке.

Нет ничего личного, индивидуального. Нет второй зубной щетки в ванной. Нет разбросанных по квартире чьих-то вещей. Нет никого, кто бы спал на моих простынях и согревал мои озябшие ладони.

Я бы могла иметь все это в избытке, но никого не пускала за двери собственной души. Может, потому что все вокруг меня мужчины проходили по касательной. Милые, хорошие, влюбленные — разные. Я относилась к ним как к друзьям, и ни один не увлек меня настолько, чтобы я хоть кого-то впустила в свою жизнь.

Мне было не до того. Я не находила времени на личную жизнь: спешила, строила, увлекалась всем подряд, помогала родителям и подруге, а тратить время на ерунду не желала. Я сама для себя была ерундой. Все, что касалось меня лично, отбрасывала подальше, как досадные помехи, что мешали познавать все на свете, кроме собственной души.

Это было болезненное осознание своей никчемности. Я ощущала растерянность и тревогу, боль и сумятицу, будто с разбегу врезалась в стеклянную дверь — я знала о ее существовании, но не замечала.

На улице стоял апрель — холодный и неприветливый, ветреный и стылый. Он был под стать моему настроению. Он срывался дождями, тряс снегом, выстуживал воздух и заставлял клацать зубами.

Именно в такой день — хмурый и дождливый — все и началось.

— Мне нужен психолог, — заявил этот тип, как только перешагнул порог моего кабинета.

Я улыбнулась ему в ответ. Не дежурно, а ободряюще.

Я знала тысячи способов, как решить проблемы разных своих клиентов. У меня их было в избытке: занудливых и печальных, взбалмошных и взрывных, мнительных и плаксивых, эмоциональных и порывистых, робких и не верящих в себя. И к каждому я находила подход, умела вытягивать на свет божий их страхи, сомнения, боли, печали, комплексы и горькие тайны.

Я могла помочь буквально любому. Я не умела и не знала лишь, как помочь самой себе. Но последнее грызло меня лишь с недавних пор, а поэтому я не растеряла ни свои навыки, ни способности.

— Проходите, — повела я рукой, предлагая раздеться и расположиться в удобном кресле.

Мужчина посмотрел на меня свысока. Смерил взглядом. К этому я тоже привыкла: трудно тягаться со всеми, кто выше метра пятьдесят в прыжке. А этот индивидуум явно тянул на приз — метр девяносто навскидку.

Что-то зацепило меня сразу, заставило сердце сжаться в груди.

Упрямый взгляд. Невыносимо синие глаза. Крутой подбородок, что демонстрировал надменность. Темные волосы падают на высокий лоб. Твердая линия скул, под которыми так и ходят желваки.

В тот миг я еще не поняла, что меня встревожило и насторожило.

— А психолог, простите, где? — вежливо, но холодно и с плохо скрываемым пренебрежением поинтересовался он.

— А я кто, по-вашему? — мягко спросила, вглядываясь в линии лица этого конкистадора. Хищный, смуглый. И весь словно из углов состоит. Но красивый — этого не отнять.

— Секретарь? — склоняет он голову набок, изучая меня. — Девочка на побегушках?

Так меня еще никто не оскорблял!

Я не склонна к фонтану эмоций и не привыкла действовать сгоряча, хоть и холодной рыбой меня тоже назвать сложно, но в ту самую минуту я вдруг поняла, что внутри что-то вспыхнуло и шарахнуло огненной молнией прямо в голову. Ослепило вспышкой, и я почувствовала, как растет в груди неконтролируемая ярость, которой я, естественно, наружу прорваться не дала. Это непрофессионально.

— Вы как сюда попали? — отзеркалила я его позу и, склонив голову к плечу, вернула изучающий взгляд. Наверное, дерзкий и оскорбительный, потому что глаза у конкистадора зажглись почти неоновым светом. — Вы с улицы пришли?

— Да, — сказал он твердо, ничуть не тушуясь. — Шел мимо, увидел вывеску. Решил зайти. Так где, говорите, психолог?

Мы стояли друг напротив друга, потому что этот заносчивый тип так и не удосужился ни пальто свое дорогущее снять, ни в кресло сесть. Во мне честные метр пятьдесят один, и он с высоты своего роста будто букашку разглядывает.

Отступать я не привыкла, а поэтому развернула плечи, выпятила грудь и, глядя ему прямо в глаза, отчеканила:

— Анишкина Валерия Андреевна, психолог. Это мой кабинет, здесь я работаю. Вам показать диплом?

Он снова мерил меня глазами. Уже не так, как раньше. Что-то мелькнуло в его взгляде. Не заинтересованность, но уже теплее, ближе к цели визита. Он оценивал и, наверное, что-то для себя решал. Губы его на мгновение презрительно сжались.

— Я знаю цену некоторым дипломам, — выдал он, а затем решительно расстегнул пальто, снял его, повесил на вешалку и уселся в кресло.

У него все движения естественные, не фальшивые. Ни грамма напряжения, но все та же резкость, как и в чертах лица.

— Удивите меня, Валерия Андреевна, — сказал он, расстегивая пиджак и ослабляя узел галстука. — Удивите так, чтобы мне захотелось остаться.

Я обошла его и села за стол. Сложила руки под подбородком и еще раз внимательно вгляделась в этот образчик властного господина, что повелевал мною, как чернью, как рабыней-наложницей, которая должна для него танец живота станцевать так, чтобы ему понравилось.

— Может, вы для начала представитесь? — постаралась побольше иронии в голос добавить.

Конкистадор решительно кивнул головой.

— Вряд ли вам что-то скажет мое имя, но согласен, извините. Змеев Олег Никитович.

Зря он думал, что его имя ничего мне не скажет. Он очень сильно ошибался. Между нами повисла пауза длиной в несколько лет и трех человеческих жизней. Вряд ли он об этом знал, зато я хорошо понимала, кто этот мужчина и из последних сил пыталась сохранить лицо.

Глава 2

Нет, я никогда не видела его раньше. Ни разу. Но столько о нем, тогда неизвестном, было сказано и обмусолено — словами не передать.

Мне бы сразу ему отказать — слишком много личного завязано на этом Олеге Змееве, но в голове выла сирена: «Опасность! Опасность! Система выходит из строя! Опасность!», что я, за считанные мгновения, прокрутив в мозгах сальто, решила все-таки повременить и сходить в разведку.

Он отец детей, что воспитывала моя подруга Юлька[1]. Таинственный папаша, о существовании которого мы до поры до времени не знали. Женат, живет где-то за границей. И вот он по какой-то причине сидит в моем кресле, здесь, на исторической родине, и желает получить консультацию. Наверное. Правда, я ему не хороша, судя по всему.

1

История Юли Васильевой и Юры Вересова — в моей книге «Я тебя ненавижу, босс! Но это неточно».