Страница 74 из 101
Когда они ехали в метро к Профессору, папа сказал:
— Будут все наши.
Мама сказала:
— Андрюшка рад, а я рада, что он рад. — И мама погладила Андрюшину щеку, а он отстранился, потому что в метро кругом народ.
В квартире Профессора было светло и прохладно, на столе были расстелены самодельные карты-двухверстки, отец иногда приносил такие домой — он брал их в туристском клубе и срисовывал через прозрачную бумагу, кальку. Если карты лежат на столе, значит, сегодня вечером будут выбирать маршрут. И хотя за окном летел снег, и ветер был северный, порывистый, здесь шли такие разговоры, что Андрей почувствовал запах реки, шорох прибрежной осоки, мягкость белого сырого песка. Этот песок от веселых речных волн весь в мелкий рубчик, и под босой ногой этот рубчатый песочек кажется одновременно и крепким, и податливым. На даче у бабушки Андрей часто купался, бабушка не боялась отпускать его на речку. Но речка была мелкая, детская. А папа с мамой, и Профессор, и все те, кого они звали «наши», в это время ходили по настоящим рекам, в настоящие походы, их байдарки шли вразрез волне, не боясь ни ветра, ни шторма, ни порогов, ни мелей. Так считал Андрей. И ждал. И дождался.
Профессор сказал:
— А, Андрей! Здравствуй.
Брови у Профессора весело поднялись, мальчишечий вихор повис надо лбом, а глаза, голубые, ясные, речные, веселой улыбкой сказали Андрею: «Я рад, что ты с нами. Потому что ты наш человек, мне это ясно».
Там было несколько взрослых людей, которых Андрей давно знал. Родители дружили с ними, Андрей не раз видел у себя дома и Профессора, и тетю Марину, и Адмирала. Но теперь все они были другими — разглядывали географические карты, говорили о Печоре. Там, конечно, нехоженые края, но комар…
Тетя Марина закрыла длинные глаза и опять повторила:
— Комар, комар. Некормленый, стосковавшийся по живому человеку.
Все засмеялись.
Они называли друг друга не по именам, а по прозвищам. Наверное, это напоминало им молодость. А может быть, так было удобнее в походах. Адмирал толстенький, лысый, но остатки шевелюры такие кудрявые, что про лысину сразу забываешь, а видишь только эти блестящие тугие кудри.
Профессор пожал руку папе Андрея, а мамину руку поцеловал.
— Мы с Адмиралом все обсудили. Предлагаем в Карелию.
— А Печора? — спросил папа. — Нехоженая, неезженая Печора?
— В другой раз, — ответил Профессор, — а сейчас мы с Адмиралом выбрали Карелию.
— Почему? — Папа любит спорить.
— По ряду причин, — ответил коротко Профессор. Андрею показалось, что синий речной глаз подмигнул, но Андрей не был в этом уверен.
— Хорошо, — вдруг согласился папа. — Карелия — это озера, синие, зеленые, серые и золотые.
Адмирал поставил чашку с чаем, и лицо его стало мечтательным. Он потряс своей кудрявой головой и сказал:
— Там озера соединены протоками, получается довольно длинный маршрут. Трудный в меру, красивый без меры.
— А комар? — нарочно спросила тетя Марина.
— В меру, — быстро отозвался Профессор.
Профессор водил пальцем по карте, все смотрели и были уже не здесь, в комнате с чаем и тортом. Они были там, на озерах — голубых и зеленых, серых, золотых, прекрасных.
— А если протоки заросли? — спросила тетя Марина. Она, кажется, их дразнила. Не боялась она ничего — ни комаров, ни заросших проток. Красивая, худенькая, как девчонка из десятого класса.
— Не заросли, — отмахнулся Адмирал.
— Или заросли, — добавил Профессор.
Андрюшин папа сказал:
— Мои знакомые были там прошлым летом. Места роскошные, туристов мало, черника и грибы.
— Лето там холодное, — опять сбивала всех тетя Марина. — И вообще.
— Уймись, Марина, — попросил Профессор. Андрей понял, что тетя Марина шутит. Он перестал бояться, что она всех отговорит. — В июле везде тепло.
— Рыба есть там? — спросил дядя Павел.
— Фанатик, — проворчала тетя Катя, — только бы рыба. Поэтому у меня до сих пор нет кожаного пальто.
— Какая связь? — простодушно ответил дядя Павел.
— Прямая. — Тетя Катя энергично отпилила ложкой половину конфеты. — Сколько стоят твои спиннинги-блесны-крючки-поплавки? Молчишь? Нет, ребята, с ним жить нельзя.
— Можно, — отозвался Профессор. И Андрей понял, что тетя Катя ворчит просто так, а на дядю Пашу вовсе не сердится. И вообще, она даже гордится им, своим рыболовом. Подумаешь, кожаное пальто!
— Где есть вода, — сказал Профессор, — есть и рыба. Остальное зависит от умения.
— Умения у нашего Павла во сколько! — Андрюшин папа широко развел большие ладони. — Помните, в прошлом году? Щуку помните? Килограммов на пятнадцать!
— Шестнадцать, — скромно и тихо поправил дядя Павел.
— С половиной, — ядовито сказала его тетя Катя.
— Будем проводить тайное голосование? — спросил Адмирал. — Или все согласны на Карелию?
Голосовать никто не захотел, все сказали, что маршрут подходит. Главное, чтобы отпуска совпали.
Андрею нравилось все. И то, что его отца в компании называют Капитаном. Шутка? Ну и что же, не каждого так зовут даже в шутку, а отца вот зовут. И еще нравилось, что все хотя и спорят, а в глубине души друг с другом согласны. Доверяют друг дружке, а спорят просто так. Андрей с Женькой тоже часто спорят, а все равно дружат.
Они возвращались поздно, Андрей удивлялся — он совсем не хотел спать. Зачем же каждый вечер он ложится рано? Надо начинать новую жизнь, он уже большой, он дорос до похода. И сам Профессор рад, что Андрей пойдет с ними. И Адмирал кудрявый рад. И тетя Марина, и дядя Павел.
Мама вдруг сказала:
— Совсем засыпает наш парень.
А он не засыпал. Просто перед глазами качались высокие елки, почему-то голубые, как в Ботаническом саду.
Отец говорит, что у Андрея легкий характер. Наверное, поэтому ему интересно и в пионерском лагере и на даче. В лагере — кросс по пересеченной местности, викторина и, конечно, футбол. А на даче тоже хорошо. Ребята сразу сбивались в компанию, Андрей ходил с ними на речку и в лес за малиной.
Но иногда он вдруг садился на крылечко, снимал тапки, ставил босые ноги на шершавую ступеньку и смотрел в пространство. И никто не знал, что в эти минуты перед его прижмуренными глазами не закат, горящий над водонапорной башней. И не ласточки, быстро перечеркивающие розовое небо. Перед ним плыли в такие минуты байдарки — три больших трехместных «Салюта» и один старенький «Луч». Они шли медленно, плавно, совсем бесшумно, как будто не по воде шли, а летели низко над водой. И не весла их толкали вперед, а сами по себе они двигались, и люди махали веслами просто так, чтобы размяться.
Идут вперед три «Салюта» и старенький «Лучик», у «Лучика» вся обшивка в заплатках, от этого он клетчатый, этот «Луч». Но Профессор ни на какую, самую новую, байдарку свой «Лучик» не променяет — легкий «Лучик», послушный, умный.
А в одном из «Салютов» сидят Капитан и Жадюга, отец Андрея и его мама. И третье место пустое, и сколько времени оно еще будет свободным, Андрей не знал. Он сидел на крылечке, солнце напоследок пригревало щеку. Андрей думал, как необыкновенно все устроено в этом мире. Вот он сидит здесь, на бабушкиной даче. А на самом деле он там, на реке, где цветут у берега белые кувшинки, где скользят длинные байдарки, где его родную маму зовут Жадюгой, а она не обижается, потому что там, где летают синие стрекозы и длинные ветки ивы склоняются над серой водой, там Жадюгой называться очень даже почетно. Это по-настоящему значит завхоз. Она выдает им продукты, она решает, каким сегодня будет обед, а каким завтра завтрак. Мама экономная, хозяйственная. А Жадюга — это шутка. Кто же обижается на шутки? Андрей никогда не обижается, он разрешит им называть себя как угодно, только бы взяли его с собой. Он будет сидеть в длинном «Салюте», он будет грести очень старательно. Но они не берут, и он не знает, когда он окажется там. Он мечтает, надеется, грустит.
— Почему мой внук сегодня невеселый? — спрашивает бабушка.