Страница 26 из 101
Вадим задумался. Могло показаться — он опять не знает, что сказать. А он лишь не мог решиться: говорить — не говорить.
— Я вообще-то подумал… Надо взять его на поруки…
— Кого?!
— Ну этого, который… все-таки он из «Маяка», поэтому, думаю, не такой уж он подлец. То есть по идее не должен быть…
ТКП весь притих и, забыв таиться, убрал голову в плечи. А никто даже не думал за ним следить. Всем было куда интересней то, что происходило в зале.
— Не подлец, да?! — крикнул Ромка. — А ты его своей безнаказанностью как раз до подлеца и перевоспитаешь!
— Правильно! — крикнул Грошев из второго отряда. — Надо еще разобраться.
— Нет, неправильно! — закричала Ветка. Они сидели рядом. Грошев так и шарахнулся и потом покраснел. А Ветка чуть ли не бегом кинулась к микрофону: — Он именно что наказан. Ведь подумайте: любой может сюда выйти и сказать: «Я не делал!» — и Ветка выставила вперед ладони. Но тут же смутилась, убрала их за спину. — Хотя это неправильно, что Лучик Рома предложил. А вдруг у меня порез какой-нибудь? Потом ходи доказывай, что ты не верблюд… Да не в руках дело. Вот мы сидим, и у нас у всех такие лица… ну, что мы не врем! — Тут она остановилась. — Ох! Как чую, сейчас Лучик будет по рядам ходить — выискивать, у кого другое лицо.
Зал засмеялся, и сам Ромка засмеялся, покраснел:
— Вот умна… болты болтать…
— И, между прочим, не найдет, — продолжала Ветка. — У него, который… — Ветка показала на банкетки, — лицо как у нас. Он же старается. Чтоб мы не догадались! А это, думаете, легко — сидеть с честным лицом, когда ты врун? — Она помолчала и неожиданно очень серьезно закончила: — Не-а… Вот ему и наказание! А еще я предлагаю: заделать эти буквы «3» аппликацией в виде цветка. Даже устроить конкурс: «На лучшую заплатку». А тому человеку я советую все же сходить к Олегу Семенычу. Самому потом будет легче. А то еще полторы смены жить!
Снова все захлопали, как вначале Тарану. Но Ветка поступила по-другому, не так, как Жека, — угрюмо и торжественно, а наоборот, взбежала обратно на сцену и стала шутливо раскланиваться, как артистка после номера. Ох, строит же из себя эта Ветка! И многие девчонки сейчас от всей души позавидовали ей.
Но странное в эту минуту творилось на сердце у ТКП… Во время Веткиной речи он несколько раз украдкой бросал взгляды на сцену. Нет, Ветка смотрела совсем не на него — просто мелькала по залу своими боевыми глазами. Но слова ее так и притягивались к ТКП, словно пули снайпера. Он больно прикусил себе палец…
А по залу шло такое хорошее настроение, такое всеобщее братание, что дальше некуда. Действительно ведь — молодец эта дружина «Маяк»! Все сумела, все преодолела и движется к своему еще более светлому будущему. Кстати, о будущем. Ужинать пора, от духовной пищи переходить к телесной.
Завозились, готовые встать. Только ждали последнего слова Олега Семеныча — так уж было заведено, к этому привыкли.
И он действительно вышел. И начал с тех самых слов, которые вы только что прочитали — про дружину «Маяк», ее светлое будущее и отличные перспективы.
Народ в общем-то был согласен — насчет будущего и перспектив. Только говорилось это каким-то непонятно насмешливым голосом. Хм… чего он еще хочет от них, Олег Семеныч? А он и сам спрашивал себя: «Чего же еще? Не многого ли я хочу?»
— Говорю сейчас только в порядке обсуждения. Кто не согласится, будет прав. И кто согласится, будет прав. Я тоже был против предложения Ромы Лучика. И на месте каждого из вас тоже не разрешил бы себя осматривать! А все-таки что-то есть в его словах… хотел сейчас сказать «справедливое». Нет, не справедливое, но правильное. Сделал один человек, а виноваты мы все. Мне лично кажется, что в этих банкетках есть и наша вина… Погодите! Я все знаю: не резали, не видели, а если б увидали… это понятно. И все-таки! Где-то, когда-то мы вели себя так, что дали тому человеку повод решить: «Разрежу — ничего страшного не будет». Да еще какой лихой знак изобразил! Ишь ты, Зорро! Значит, чуть ли не на похвалу рассчитывал…
— Я обычно бываю с вами согласен, Олег Семеныч. — На сцену опять вышел Купцов. — А сейчас не согласен. И раз уж «Открытый Микрофон»…
— Ты мне решил прямо и со всей откровенностью…
— Да. Только вы меня не перебивайте, пожалуйста. Я думаю, что у нас лагерь, Олег Семеныч, все-таки хороший. И таких уж провинностей нет, чтобы брать с нас пример, а потом резать мебель.
— А я говорю не о конкретном злодеянии. Допустим, его действительно нет. Я говорю о нашем равнодушии. Вернее, о нашем благодушии: мы молодцы, а там и ладно!
— Ну это уж вообще… Пусть Олег Семеныч даст конкретные примеры!
— Примеры чего?
— Равнодушия!
— Могу… Знаете то место, как через Переплюйку перейти и к поселочку по дороге?..
— Ну знаем… Что дальше?
Начальник решил не обращать внимания на раздражённый вадимовский тон.
— Нет, это я у тебя спрашиваю: что там дальше… когда из леса выйдешь?
— Поле там! — крикнули из зала. — И сад какой-то заброшенный… Ну и что?
— Стоп! — сказал начальник. — Об этом и речь, о саде и об «ну и что». Я вчера как раз звонить ходил и остановился там, сел под этими яблонями… Какой же вид жалкий, ребята! Эх, думаю, до чего мы все-таки равнодушные люди… Вот яблоня, да? Думаешь, дерево и дерево. Вроде березы. А это же домашнее. Выведено людьми. Когда кошку выкинут, вы как к этому отнесетесь? Или собаку? А домашнее дерево ничем не сильнее. Даже слабее. И так мне за себя обидно стало… Когда оттуда колхоз ушел? Лет пять, наверно?.. Пять лет, как этот сад бросили, а я впервые заметил только вчера. Плохо!
— Ну и что делать? — спросил Вадим.
— Вы́ходить этот сад!
— И думаете, потом банкетки не будут резать?! — крикнули из зала. А кто крикнул, неизвестно — спрятался.
— Нет, не думаю. А вот мы лучше от этого станем. Собственно, теперь у нас другого и выхода-то нет. Знаем, что яблони выкинуты на улицу, и не помогаем им…
— Колхозники забросили, пусть они и делают!
— Ну вот, приехали, — сказал начальник досадливо. — Слушайте, а кто это все время выкрикивает? Сидит у нас на «Микрофоне», извините, как черт в рукомойнике… Ну, кто это?
Наступила пауза. ТКП невольно оглянулся, ища крикуна. Подумал: «Вот гад какой!»
— Это кандидат выкрикивает. — Вадим махнул головой на банкетки. — Слабо́ показаться-то? Ну и сиди!
Назавтра ранним утром из лагеря вышел маленький отряд. Это была странная группа: Михаил Сергеевич, Жанна Николаевна, руководительница биокружка, Вадим Купцов, Маша Богоявленская, Жека Таран, Ветка и Зорик Мелкумян из четвертого отряда. Так что представители всей дружины, кроме малышей. Ну да им в такую рань вставать тяжело.
Это была «Группа разведки сада», которой предстояло определить степень запущенности и количество корней. С особым удовольствием они произносили это слово — «корней». Неспециалисты, конечно, сказали бы «яблонь» или «деревьев». А садоводы говорят только «корней»!
У мостика через Переплюйку их догнал Олег Семеныч. Сказал:
— Я в качестве наблюдателя.
Сад стоял хорошо — красиво отделенный от дикого леса широким озером луга. Этот луг тоже был когда-то культурным полем, а теперь, на удобренной земле, трава поднялась по пояс. Жеке Тарану даже и того выше, особенно где росла дудка, высоченное растение с шапками пахучих белых цветов на макушке.
Заросли дудки, если посмотреть на все поле сверху, представлялись бы, наверное, неровными белыми льдинами среди зеленого простора. И над этими льдинами сплошь гудели пчелы.
Так подумалось Маше Богоявленской, и она пожалела, что не взяла с собой записную книжку. Она вошла в одну из дудковых зарослей, в одну из этих льдин. Пчёлы гудели и гудели, не обращая на неё внимания.
А вся остальная компания продолжала идти по тропке среди высокой травы. Последним топал Купцов, не смея остановиться и подождать Машу.
Деревья действительно закорявили. В слишком густых, неухоженных кронах полно было сухих веток. Под ногами трава почти как на том поле. Начали считать корни — сто пятьдесят шесть: двенадцать рядов по тринадцать яблонь… Видно, те колхозники не верили в приметы.