Страница 24 из 101
Теперь все удивленно смотрели на Мишу, потом — внимательней — на банкетки… В середине каждая из них была располосована, потом аккуратно зашита. В результате остались как бы шрамы, похожие на зигзаг молнии или на латинскую букву «зет».
— Где они были? — спросил начальник и нахмурился.
— В столовой я их увидел, — ответил Зотов.
— А я говорила, — Аня потрогала шов, — не надо нам покупать дорогую мебель.
— Ну… покупать ребятам грошовую мебель тоже не выход, — хмуро сказал начальник, и Аня покраснела.
— Я убрал их, — сказал Миша, — потому что…
— Ты правильно сделал, Миш. Драни в лагерных помещениях стоять не должно. — Начальник кивнул. Но лицо его оставалось всё таким же хмурым. — В общем, какие будут мысли?
Он посмотрел на Валерию Павловну, на Лерку, с которой он проработал бог знает сколько лет… Ему хотелось, чтобы то странное предложение, которое пришло ему в голову, исходило не от него. Встретился глазами с доктором. Тот чуть прищурился и неожиданно кивнул. Неужели понял?
— Вы меня только простите, Михаил Сергеевич… — Это заговорила Ольга Петровна. — По-моему, швы надо распороть. Надо сделать как было.
— Я тоже так считаю, — сказала Валерия Павловна.
Начальник улыбнулся и подумал: а ведь это и значит единомышленники — единый ход мысли!
— А я не очень согласна. — Аня снова провела рукою по шву. — Это не этично… Но даже оставляя в стороне Мишкины старания… извини, Миш… здесь же будут дырочки от ниток… Ребята сразу поймут!
— Это, конечно, накладка. — Начальник кивнул. — Ну… выкрутимся как-нибудь!
— Да к чему это?.. Вы тоже за то, чтобы распороть?
— Обязательно! — Начальник встал, но, почувствовав излишнюю торжественность своего жеста, мотнул головой и сел. — Нам не надо бояться происшествий. Не надо их замазывать. Чем больше происшествий, тем лучше: есть на чем расти.
— Ну, это тоже, знаете…
— Ничего-ничего! Уж пусть происшествия будут в «Маяке», чем потом — в жизни.
— Значит, что же вы предлагаете, Олег Семенович? Общий сбор дружины? — спросил Люся Кабанова.
— Да. Причем «Открытый Микрофон»!
— Я думаю, — сказала Ольга Петровна, — надо хотя бы попробовать сейчас выяснить… кто это мог сделать.
Олег Семеныч собрался было что-то сказать, но не сказал. Сидел с таким растерянно-сосредоточенным видом… Не хотелось ему сейчас доискиваться. Но в то же время он не мог этого сказать — стеснялся… «Если надавлю сейчас, я, конечно, своего добьюсь. Но какая же это будет демократия?..»
— Ну чего мучаемся? — сказал доктор. — Давайте попробуем. Если найдем, завтра легче будет. Как, Олег?
Андрей Владимирович впервые за все время произнес слово. Единственный во всем лагере человек, который звал начальника по имени и на «ты».
«Да не нужен мне «преступник», — думал начальник, — не будет нам завтра от этого легче. Надо, чтоб все по-честному. Вы не знаете, и мы, взрослые, не знаем. А знает только один человек, тот, который сделал. А иначе получится инсценировка!»
— Ну так у кого какие есть идеи? — спросил доктор. — Кто этот мальчишка?
— Почему обязательно мальчишка? — подняла плечо Аня. — В наше время такое и девица может сделать… Назло.
— Нет, мальчишка, — улыбнулся доктор. — Третий-четвертый отряд. Пятый просто мал для таких дел. А второй и первый взрослы. Хотя второй я не исключаю.
— Да как вы узнали, Андрей Владимирович? — удивилась Люся Кабанова.
— А что, неплохой ребус, — улыбнулся начальник. — Я согласен. Третий или четвертый отряд. Я бы даже сказал, третий!
— Ну вот, обязательно третий! — обиделась Люся.
— Кончайте вы загадки, Андрей! — сказала Валерия Павловна.
Доктор провел пальцем по шраму на банкетках. Они были, как мы помним, одинаковы.
— Видишь: «зет». Знак Зорро. А это фильм как раз для третьеотрядников!
— И для усатых докторов, — заметил бородатый Миша.
— Ой! — сказала Люся. — Я все знаю. Я видела у своего пионера, Жени Тарана, такой железный нож с длинным лезвием.
— Как это — железный? — удивился доктор.
— Ручка железная… А лезвие как огонь. Жуткий нож. С ним только на большую дорогу выходить. Я карандаш им один раз точила…
— Ну и где же он теперь? — без улыбки спросила Аня.
Люся Кабанова беспомощно развела руками.
— Стало быть, с концами ножичек. — Аня значительно кивнула.
— Наверно, слишком уж ты его заинтересованно рассматривала, — вслух подумал начальник.
— Постойте, — сказал доктор. — Таран… шустрый такой? Животом болел?.. Нет, это не он. По-моему, хороший парнишка. Помнишь, как он потом, Олег?..
— Слушайте, я вас умоляю… Мы узнаем сейчас. Еще двадцать минут посидим и узнаем… вычислим. Мы с вами молодцы — я согласен. Но давайте этого не делать!
Так говорил Олег Семеныч. И еще потом сказал про честность и про инсценировку честности. А ведь это разные вещи!
— Понимаете, мы владеем этим самым «педагогическим каратэ». Но именно поэтому мы и не должны его применять.
Наступила пауза.
— Так что делаем-то? — растерянно спросил бородатый.
— Все по домам! — сказал начальник. — Вот так. И больше ни слова. А завтра «Открытый Микрофон»!
Валерия Павловна и Ольга Петровна вместе шли по тёмному лагерю. Молчали.
— Чудит он? — то ли утвердительно, то ли вопросительно произнесла Валерия Павловна.
Ольга Петровна улыбнулась, пожала плечами.
— Вы чего?
Ольга Петровна снова улыбнулась:
— Выполняю распоряжение начальства: «И больше ни слова!»
Известный Алька Лимонов нервно вошел на террасу второго отряда:
— Денис! Пой песни и кричи «ура»! Сегодняшний футбол отменяется.
— Это еще что такое? Прекрати, Лимонов! — строго сказала Наташа Яблокова, которая вместе с Денисом Лебедевым и Аликом входила в футбольную сборную второго отряда.
О чем Алька сообщил, вы уже поняли — об «Открытом Микрофоне» (спокойно! Что такое «Открытый Микрофон», скоро узнаем). Это стало известно из трех расклеенных по лагерю объявлений, которые, между прочим, сегодня в полседьмого написала старшая вожатая Аня.
«Внимание! 17 июля в 16 часов состоится внеочередной сбор «Открытый Микрофон». Тема сбора будет объявлена особо».
После завтрака лагерные умы уже вплотную приступили к решению проблемы: что это еще за «внеочередной» и почему «будет объявлено особо»?
Вожатые и воспитатели хранили каменное молчание. Было совершенно ясно, что они знают, но… хоть ты убейся! И постепенно ребятами овладело особое, тревожное и торжественное, волнение, которого, между прочим, и хотел Олег Семёнович. Иначе не получится, думал он. А что не получится? Всего до конца он и сам не знал. Вернее, и не хотел знать. Повторял себе: дружина ничего не знает, и я не должен. Все на равных!
Прошел тихий час, который при сегодняшнем состоянии лагеря был чистым инквизиторством. Но режим есть режим.
Наконец можно было встать. Проглотили наспех полдниковый сок с оладьей. Горн, построение. Замерла дружина: «Товарищ старшая пионервожатая! Пятый отряд в количестве…» — ну и так далее, все председатели по порядку. А флаг на мачте, словно по заказу подхваченный ветерком, реет выше островерхих елок… И за это тоже стоит любить лагерь — за торжественную тишину линейки, и за островерхие ели, которые вольно качают головами, и за вьющийся флаг, словно ты стоишь не на земле, а на палубе.
Наконец: «Дружина, нале-во! В клуб шагом марш!»
Почему в клуб? Почему не на свежем воздухе? Потому что «Открытый Микрофон» требует времени. Значит, лучше сидеть, чем стоять. И потом, «Открытому Микрофону» противопоказана подчеркнутая торжественность линейки. Он что-то вроде сборища вольных казаков. А когда приходится стоять по стойке «смирно», это уж не то.
Обычно на все фильмы и прочие мероприятия рассаживались кому где вздумается. Сейчас сели строго по отрядам. Дело такое — лучше быть к своей компании поближе.
Что было на сцене? Микрофон посредине. А чуть сзади что-то непонятное, какой-то обломок баррикады, что ли… да еще закрытый белым полотном. В общем, как фотография с шестнадцатой полосы «Литгазеты»: «Что бы это значило?»