Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 65



Запятая 2

Вторая неделя сентября, конкурс совсем рядом, наша команда собрана и вовсю готовится к предстоящему мероприятию, но…

— Что значит «сломал ногу»?! — злобно воскликнула я, когда Уля подошла ко мне с плохими известиями.

— У этой фразы лишь одно значение, — смущаясь, ответила она.

Ярость и гнев бушевали внутри меня, сжигая напрочь всякую адекватность и добрые мысли. До конкурса меньше недели, а у нас нет одного из лидирующих танцоров. Моя дражайшая Мила осталась без партнёра, а у меня совсем нет возможности найти кого-то другого.

Но, к моему горю, этот чудесный одуванчик сама предложила идею.

— Герман? — мягко спросила она, когда я лежала в полном отчаяние на парте.

На секунду подняв голову, я посмотрела в твою сторону. На этот куриный хохолок из золотистых локонов, на твоё нежное и смазливое личико и мигом отказалась от этой идеи.

— Но почему «нет»?! — поинтересовалась она, словно за те недели, когда я всячески игнорировала все её высказывания в твою сторону, она так и не сумела понять, что меня раздражаешь ты и всякий интерес с её стороны к твоей персоне.

— Потому что цыплёнка проще научить танцевать, чем этого самодовольного петуха!

Спойлер: действительно проще. Я сумела научить цыплёнка двигаться в ритм, гораздо быстрее, чем тебя.

— Я, всё же, пойду спрошу, — заявила Мила, вскочив с места и отправившись к тебе за парту.

Игнорировать мои слова и мою значимость, как видишь, для неё считалось нормальным действом ещё в далёком начале нашей дружбы.

К её большому счастью, ты сидел в одиночестве, что-то вытворяя в своём телефоне. Она мило и кокетливо поинтересовалась у тебя какими-то бессмысленными вещами: о друзьях, о погоде, об учёбе. Мягко искала почву, куда со всей силы вонзит лопату, а потом действительно совершила этот жёсткий удар.

Но, что удивительно, ты не отказался. Отчего-то ты решился поучаствовать в этом странном мероприятии. Естественно, Мила потом преподнесла мне твоё согласие, как момент её абсолютного счастья. Ты согласился танцевать именно с ней и тут тебя нельзя обругать или наказать. Девушкой она была и является невероятно красивой. В отличие от моих волос, её каштановые локоны нежные и никогда не запутываются, сами по себе, без помощи завивок и бигудей формируясь в очень привлекательные кудри, мягкие черты лица, красивые, словно бездонные, зелёные глаза. Она действительно миловидна настолько, насколько это только возможно с её ростом. Это — моя любимая девочка полторашка, какой стоило бы существовать на обложке журнала, и…

Зачем я тебе это объясняю?! Ты всё видел и знаешь сам.

Пусть к нам и добавился один член команды, я считала происходящее просто отвратительной идеей. Ты — певец и выпендрежник, оттого убеждённость в том, что ты будешь, хотя бы, неплохим танцором, оказывалась крайне мала.

Что же сказать… Я не ошиблась.

Оставшись после уроков, мы все прошли в спортзал, где, с помощью телефона Ули, включили музыку и повторили то, что уже выучили. Стоило нам только завершить движения, так я сразу обернулась и, увидев твоё лицо, невольно посмеялась. Казалось, что у тебя глаза сейчас вылезут из орбит, и ты не сможешь даже встать на своё место.

Я действительно была уверенна, что ты признаешь свою несостоятельность, заявишь, что тебе попросту страхово пытаться повторить этот танец за нами, ведь у тебя не так много времени, чтобы выучить все детали. Но, к моему удивлению, вместо того, чтобы произнести именно это, ты сказал:

— Кто вам это поставил?!

Ты решил выпендриваться и строить из себя знающего и разбирающегося в подобном деле человека.

— Я, — гордо ответила я, скрестив руки на груди. — Что-то не устраивает?

— Слабовато, — изрёк ты.

Мысленно я показала тебе не два фака, а с миллион, и послала на все буквы русского и португальского алфавита.

Как же сильно мне внезапно захотелось тебе вмазать и, судя по всему, почувствовав это, Мила встала пред о мной.

— Это очень сильный танец, — защищая меня, произнесла она. — В нём куча деталей, а ещё мы все попадаем в движения. Это дорогого стоит.

— Хорошо, как скажешь, — молвил ты, поправляя свой куриный хохолок (да я буду про него шутить. Много и долго). — Куда мне вставать?



Буквально пальцем я указала тебе на позицию рядом с Милой во втором ряду, но ты меня не заметил. Это, вроде, называется «качественно проигнорил». Зато моя подруга, по душевной доброте, тебя буквально за ручку привела к нужному месту.

— Так, ещё раз.

Я начала показывать новое движение рук в продолжении нашего танца. Ребята повторяли за мной, и, чаще всего, у них всё получалось прекрасно.

Но ты был ограничен в этом. Тебе не давались изящно даже обычные подтягивания рук вверх, не то что длительные проходы с быстрыми шагами. Будем честны, ты попросту являлся деревом, не умеющим делать что-то подобное.

— Прости, как там тебя? — обратился ты ко мне, когда в очередной раз у тебя что-то не получилось.

— Арьяна, — пояснила я за своё имя.

— Арьяна, — мягко произнёс ты, стараясь подобрать слова, — Не могла бы ты объяснять всё более понятно и толково? Чтобы всем людям стало понятно?

Вдох-выдох.

— Всем людям всё понятно, — ответила я, вновь скрестив руки на груди. — А вот, если ты — не человек, это, абсолютно точно, твои проблемы.

— Арьяна! — прошипела злобно Уля.

Старосте явно было не очень приятно, что в коллективе, дружном и сильном до твоего прихода, произошёл такой неприятный разлад. И, пусть она прекрасно понимала, что ты тащишь нас вниз, ты также являлся тем самым человеком, против которого она бы никогда не пошла. Всё же, ей, как и Миле, очень хотелось тебе понравиться.

— Если тебе не нравится моё нахождение здесь, то я могу уйти, — выпалил мигом ты.

— Нет! — буквально вцепившись в твою руку, пропищала Мила. — Она так шутит!

На меня посмотрела пара зелёных и злобных глаз, от каких я невольно развернулась и сжала губы.

Твой ной на меня, удивительно, но немного подействовал, и я начала объяснять всё гораздо медленнее. Танцующий рядом Сергей старательно прятал свою сердитость, но, увы, его злобный оскал замечался даже невооружённым глазом. Уже со второго раза он повторял все мои движения идеально, но ему приходилось делать их снова и снова, лишь бы ты сумел всё понять. Оттого, естественно, его несдерживаемая, сочившаяся из всех мест злоба к концу занятия была мне понятна.

— Может, с ним Мила отдельно позанимается? — выпалил он, забирая свою сумку.

— Она занята, — сообщила я. — У неё курсы английского и немецкого.

— Я так понимаю, он сейчас на них её проводит? — спросил он, указав на идущую впереди нас парочку, тебя и моей лучшей подруги.

— Наверное, — ответила я.

Я прекрасно знала расписание своей подруги и точно знала, что её языковые курсы никак нельзя сдвинуть или отменить. У неё попросту не имелось возможности с тобой заниматься отдельно.

Оттого на следующем занятии, спустя целый день злобных комментариев со стороны Милы, я пришла к самому неприятному для себя решению.

— Герман! — какое же ужасное имя. — Можешь остаться ещё? — старалась я говорить, как можно спокойнее.

Все уже покинули зал, и у нас была прекрасная возможность выучить всё, пока школа не закрылась.

— Чтобы мы с тобой смогли выучить все движения?

— По-твоему у меня действительно есть на это время? — нагло выдавил из себя ты и твой куриный хохолок. — В отличие от некоторых у меня дел много…

По твоему мнению, только ты важен и только у тебя имеются задания к выполнению. В то время, как мне нужно было к пяти часам забрать младшую сестрёнку из садика и приготовить ужин до прихода мамы. Но, нет. В начале нашей дружбы ты действительно не зрел чужих деяний и не мог разглядеть хоть что-то дальше своего собственного вздёрнутого наверх гордого носика.