Страница 29 из 65
— Хотела бы туда?
— О боже! — воскликнула я, резко подскочив на месте и сжавшись в комочек, прижимая к груди красочный рассказ о Португалии.
— Испугалась? — усмехнулся ты, держа в руках нужную книгу.
— Нет! Вскрикнула тупо по приколу! — злобно выдавила из себя я, глядя на твоё наглое личико, прячущееся под куриным хохолком.
Успокоив дух, я тут же вспомнила о книге, что сжимала в своих руках и, вытащив её из крепко сжатых пальцев, поплелась к полке ставить её на место. Посмотрев ещё раз на твой подарок для Милы, я вымолвила: «Идём на кассу», — и в это же мгновенье, не ожидая ответа от тебя, пошла вперёд.
Уже стоя в очереди, пока я разглядывала канцтовары, ты, встав впритык возле меня, под ухо шепнул мне снова свой вопрос.
— Ты не ответила, — мягко взяв ручку из моих рук, ты повертел её в своей ладони меж пальцев, — Хотела бы туда слетать?
Мои губы мгновенно сомкнулись, а улыбка еле заметно сползла с моего лица. В тот момент я ощутила какую-то тревогу в своей плоти, некое уничтожающее беспокойство, хотя не случилось ничего необычного.
Но это чувство… Оно уже было однажды, а потом ещё раз однажды, и ещё раз, и ещё раз…
Эта сказка на повторе об ощущении, что проживалось много раз. Совсем недавно оно возникло во мне снова и возникнет ещё много раз, но ты об этом уже никогда и ничего не узнаешь.
— Нет, — кротко ответила я, схватившись за другой карандаш.
— Почему же? — продолжал ты, говоря более медленно и обыкновенно, будто уже сам догадался о причине. — Ты же учишь португальский и вроде страна тебе тоже нравится.
— Но, всё равно, нет, — вымолвила я, продолжая глядеть куда угодно, но не на тебя.
Видимо, осознав, что мне от подобного диалога больно, ты решил до последнего выдавить из меня всю муку и, взяв мягко за плечи, силой развернул к себе, так, что даже мои попытки отбиться увенчались провалом.
— Арьяша, расскажи, — произносил ты нежно и спокойно, — Я хочу знать, почему нет.
Понимая, что ты от меня не отстанешь, я стала говорить об этой проблеме, и я настолько хорошо помню каждое сказанное мной слово, что с радостью напишу это снова.
— Это страна красива и ярка, — начала я. — В ней красивая архитектура, красивые люди, шикарный язык и чудная еда. Я люблю её, — на секунду я замолкла, двигаясь чуть вперёд в очереди. — И кое-кто её тоже любил.
Помнится, я прервалась, укуталась где-то внутри в одеяло, воняющее воспоминаниями и погрузилась в счастливые детские деньки. Как мне кто-то шептал «Nascer do sol. Aryana também precisa[31]» каждое утро и хвалил за оценки красивыми португальскими словами, а потом, вспомнила, как стало тихо, и я осталась одна, сидя в комнате, где на повторе играла кассета с Белоснежкой, записанная полностью на этом языке и привезенная из той самой страны.
— И эта любовь забрала к себе этого человека всего без остатка, — завершила я, вспоминая, где сейчас валяется та чёртова плёнка с теми чёртовыми песнями. — Мне нравится эта страна, но она очень много всего у меня забрала. Мне кажется, что, находись я там и любуясь всеми этими красотами, мне будет больно. Просто больно.
Стоя, подле меня, ты молчал, глядя мне в глаза и смущённо гладя за плечо. Вроде как, как мой лучший друг, ты обязан иметь выражения, какие легко смогут исправить всё.
Ты их нашёл.
— Мне мама, когда ссорится с отцом, говорит так, — пытался успокоить ты, — «Где счастье, там и боль. Где любовь, там и раздор. Не только пешеход чёрно-белый. Всё в мире черно-белое. Любая жизнь наполнена этим, и что-то нужно пережить, а чем-то нужно жить.»
Будучи по-прежнему в своих грустных мыслях, я невольно усмехнулась и краем глаза заметила, как ты, словно повторяя за мной, улыбнулся тоже.
— Твоя мама — крайне талантливый рекламщик, — вымолвила я, подталкивая тебя к кассе ближе, и удержав тебя перед тем, как ты чуть не наступил на ногу стоящей пред тобой женщины. — Но шоколадную пасту с такой надписью я бы не купила.
— Купила, — воспротивился ты. — Ты бы не прочитала обложку.
Я тут же злобно показала мои два фирменных фака, и мы оба засмеялись.
Увидев на кассе штрих, который не купил из кто-то стоящих впереди пред нами людей, я взяла его в руки и протянула к тебе.
— Кстати, это деталь твоего проигрыша, — произнесла я, кладя поверх книги.
— Какого проигрыша?! — удивлённо и злобно процедил ты.
— У нас было спорим на рассказ о Португалии, — пробовала я гнуть свою линию. — Я рассказала, соответственно, ты продул.
— Но я ничего не говорил…
— А я не спрашивала, — коротко закончила я и улыбнулась.
Не желая прогибаться под о мной, ты взял штрих в руки, собираясь что-то сказать, но потом, словно передумав, положил его обратно и подал продавцу.
— Быстро ты согласился, — не сдержала я своего удивления.
— Я просто сумел придумать с десяток «спорим» с ним, — выдал ты, протягивая деньги.
— Изрисовать парту? — усмехнулась я, направляясь за пару с тобой к выходу.
— Одиннадцать, — сказал ты, поправив свой хохолок, а потом, одарив меня заговорщицкой улыбкой, скрылся на уезжающем вниз эскалаторе.
В какой-то момент, незаметно со стороны вас обоих, я перестала слышать от тебя вопросы, а от неё рассказы, и просто начала замечать, что теперь в наших беседах на одного человека больше. Мила была рядом всегда и везде и вскоре честно призналась мне, что ты предложил ей погулять вместе, но она очень смущалась, и оттого ты выдвинул идею позвать и нас с Сергеем.
Именно поэтому в следующие выходные наша компания собралась, и мы вместе, дружной оравой, поплелись в кино. Я до их пор помню, как до момента захода в зал, мы все стояли подле двери и разговаривали вместе о школе, обсуждали преподавателей, и то, насколько же вонюч штрих, что мы с тобой купили и которыми взбесили уже каждого второго нашего одноклассника. Я напомнила о моменте, когда учительница открыла все три окна, потому что ты полностью размалевал свой тетрадный лист этим белым красителем, и он благоухал на весь класс. Как-то незаметно для меня, чуть ли не сразу после этих слов, вы с Милой встали чуть поодаль от нас и начали шептаться меж собой, а я села на диванчик подле Сергея, глядящего в свой телефон, и заглянула внутрь.
— Что делаешь? — спросила я.
Тогда наш одноклассник спокойно и безэмоциально, но с явной злобой, притянул телефон к себе и мгновенно заблокировал.
— Ничего.
Немного смущённая подобной ситуацией, я грустно вздохнула и прильнула спиной к стене, стараясь скрыться от недовольного взгляда милого зубрилы.
— Это ваше хобби? — внезапно спросил он, скосив брови и пальцем указывая в сторону тебя.
Устремив свой взгляд на тебя, я увидела, как вы вместе с моей лучшей подругой над чем-то хохочите, когда она стоит, прижавшись к тебе, а ты обнимаешь её одной ладонью за плечи.
— Что именно? — не понимая, сказала я.
— Портить другим жизнь.
В эту же секунду улыбка сползла с моего лица, и я, пребывая в полном недоумении, обернулась к своему собеседнику. Здесь же я поняла, отчего его руки так напряжены, а брови так сильно скошены. Он относился к тебе с явным презрением и даже ненавистью, а теперь заимел точно такое же отношение и ко мне.
— Мы не портим, — начала оправдываться я, смущённо глядя на его голубые глаза, обрамлённые квадратными очками (да почему все голубые глазки моей жизни скрываются за чем-то?!) — Это просто шутки.
— Бесить кого-то — это шутки?
Его говор оказался таким серьёзным и оттого тяготил меня ещё сильнее. Я чувствовала себя провинившимся ребёнком, который не просто пролил штрих, а, будто, как минимум, разбил чужое окно. Но только отчитывали меня не родители, а мальчишка, являющийся моим ровесником. В его глазах имелось больше осуждения, чем в очах всех моих учителей, когда я делала что-то действительно очень плохое.