Ложь моего монстра (ЛП)

Сказать, что сегодняшний день был неудачным, было бы преуменьшением.

Как раз тогда, когда я думал, что он наконец-то подходит к концу, оказывается, это не совсем так. Ни сколько.

Даже близко.

Саша дрожит рядом со мной, когда её руки крепко обхватывают мою талию, а ногти впиваются в мою спину.

Она шмыгает носом, и этот тихий звук подчёркивается тишиной в ванной. Я кладу ладонь на её спину, заставляя её всхлипывать громче. Этот звук похож на постоянный пронзительный звук, разрывающий мои барабанные перепонки.

Её обнажённое тело кажется таким маленьким в моих руках, таким слабым и беззащитным. Контраст на фоне моего одетого тела не ускользает от меня, и я должен напомнить себе, что она расстроена, и я не могу сделать ничего, что в данный момент хочет мой член.

— Я думала, с тобой что-то случилось, — бормочет она между всхлипываниями. — Когда я очнулась в том подвале, я подумала, что подвела тебя. Что я не сдержала своего слова, и они похитили меня, а потом убили тебя. Это сводило меня с ума.

— Неужели у тебя так мало веры в меня? — говорю я более лёгким тоном, пытаясь спасти настроение.

— Нет, но ... но я дала обещание защищать тебя всю жизнь, и на первом испытании я не сдержала его.

— Ты сделала все, что могла.

— А что я сделала? — она поднимает голову и смотрит на меня своими глазами цвета земли.

— Зачем задавать этот вопрос, когда ты знаешь ответ?

— Просто скажи мне.

Я приподнимаю бровь.

— Ты хочешь моего подтверждения, Саша?

Она кивает один раз, и мне требуется вся моя сила, чтобы не воспользоваться этим моментом в гнусных целях. Например, съесть её на месте или что-то неуместно похожее.

— Ты действительно сделала все, что могла. На самом деле, ты зашла чертовски далеко.

— Тогда…почему ты злишься на меня?

— Что заставляет тебя так думать?

— Ты зло смотрел на меня раньше, когда мы покидали место албанцев.

— Я мог бы сделать это, потому что ты без необходимости разговаривала с Рай.

— Если бы дело было только в этом, ты бы не был отстранённым и холодным с тех пор.

— Я всегда отстранённый и холодный.

— Сейчас ты не прав, — маленькая засранка слегка улыбается, как будто она сказала что-то, чем можно гордиться. — Дело в том, что в этом есть что-то ещё.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Я просто знаю это. Кроме того, сейчас ты явно уклоняешься от ответа.

— Может быть, я просто пытаюсь лучше понять ситуацию.

— Фу, очевидно, что это ещё не все. Ты просто не раскроешь это, если только это не будет на твоих условиях.

Я слегка улыбаюсь, несмотря на то, что не так давно у меня было желание свернуть ей шею. Я никогда не думал, что настанет день, когда кто-то будет иметь явное понимание того, как я действую. Мои люди, особенно Виктор, имеют базовое представление и знают, когда нужно отступить, если они чувствуют, что что-то не сходится.

Саша – единственная, кто всегда внимательно изучает меня на предмет подсказок. Иногда она приходит с пустыми руками, какой бы наблюдательной она ни была, но в других случаях, как сейчас, она попадает в самую точку.

Я должен был бы злиться, что она вообще так хорошо меня понимает, но, как ни странно, это не так.

Отнюдь нет.

— Если ты знаешь, то... — я провожу пальцами вверх по её спине, наслаждаясь дрожью, пробегающей по её коже, и приоткрывшимися губами. — Почему ты все ещё спрашиваешь?

— Я не пойму, если ты мне не скажешь. Это что-то, что я сделала?

— Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это так. Я просто не знаю, что я сделала. Независимо от того, сколько раз я прокручиваю события в своей голове, я возвращаюсь ни с чем. Кроме того, ты сказал, что я сделала все, что могла, так что я здесь в недопонимании.

— Я сказал. Ты, блядь, зашла дальше некуда.

Её глаза расширяются, и я вижу точный момент, когда она, кажется, понимает всю ситуацию.

— Ох.

Чертовски Ох.

Моя рука соскальзывает с её спины, и я обхватываю её за горло, чувствуя, как под моими пальцами бьётся бешеный пульс.

— Что я говорил о том, чтобы быть мученицей, Саша?

— Я не была…Я была там с Виктором и Владиславом...

— Что, черт возьми, я говорил?

— Что я не должна быть одной из них, но я и не была. Я просто выполняла свой долг, была твоим телохранителем.

— К чёрту эту чушь. Если бы ты так серьёзно относилась к своим обязанностям, ты бы послушалась, когда я приказал тебе оставаться рядом со мной.

— Но я должна была прикрыть тебя!

— Это сделает Виктор.

— Чем Виктор отличается от меня? Он может пожертвовать своей жизнью, а я не могу? Мы разделяем одну и ту же позицию, поэтому я не должна подвергаться тщательному анализу за совершение тех же действий, что и он. Прямо сейчас ты ведёшь себя неразумно.

— Я, неразумно? А как насчёт похищения, нападения и чуть не изнасилования после того, как твой истинный пол раскрылся перед Рай? Это совершенно разумно?

— Как... ты узнал, что она обо всем догадалась?

— Я подозревал это, когда вы разговаривали и отвратительно улыбались друг другу, но я подтвердил это только сейчас, когда ты упомянула, что она помогла тебе. Я собираюсь сделать дикое предположение и сказать, что она была свидетелем того, как тебя раздевали.

Она сглатывает.

— Потом она назвала меня Александром. Я думаю, она сохранит это в секрете.

— Если ты считаешь, что Рай не будет использовать эту информацию против нас, ты чертовски ошибаешься.

Она качает головой, и самое печальное, что она, кажется, действительно верит Рай. Может быть, мне все равно стоит спланировать её убийство. У неё есть много элементов, которыми она может угрожать мне, и, хотя для меня это недостаток, для неё это бомба замедленного действия в её жизни.

Если я упаду, я прикую её наручниками к себе по пути вниз.

Я начну с секрета, который она пыталась скрыть от организации.

Возможно, мне придётся принять для этого решительные меры. И все потому, что чёртова Саша решила, что она будет на передовой и её похитят.

— Мы помогали друг другу там, внизу, — утверждает она. — Она не так плоха, как мы изначально думали…

— Она хочет добраться до вершины любой ценой, и, если это означает разоблачение нас обоих, она это сделает. Неважно, сейчас или в будущем.

— Но…

— Ш-ш-ш, — я прикладываю палец к её рту, чувствуя, как дрожат её губы. — Если только это не обещание никогда, и я имею в виду никогда, больше не быть мученицей, не говори.

Между нами повисает мгновение тишины, и я ловлю себя на том, что изучаю её лицо. Румянец вернулся на её щёки, несмотря на высохшие слезы, покрывающие её лицо. Если не считать повязки, обмотанной вокруг её руки. С ней все в порядке, по крайней мере, физически.