Страница 36 из 66
Максим и Юрий молча выскальзывают из комнаты, чтобы присоединиться к Виктору снаружи. Предатели.
Так что остаюсь только я, с двумя братьями и сестрой, у которых совершенно разные характеры, их с таким же успехом можно считать полярными противоположностями.
— Какого хрена ты только что сказал? — Кирилл смотрит на своего брата, который смотрит на него в ответ.
Теперь, когда они стоят лицом к лицу, есть некоторое сходство, но оно не такое вопиющее, как к примеру, насколько Карина похожа на Кирилла, на первый взгляд
— Ты меня слышал, — Константин говорит более спокойным тоном. — В конце концов ты доведёшь его до точки невозврата. Это твой способ действия, уничтожать всех вокруг, не так ли?
— Клянусь трахом, Константин, если ты не прекратишь болтать, я собираюсь сделать своей миссией активное разрушение всего, что вы и ваша дорогая мама строили.
Константин замирает, и жестокая ухмылка приподнимает губы Кирилла.
— Ты думаешь, я не знаю, чем вы двое занимались за моей спиной? Если вы думаете, что планирование переворота с целью изгнания членов семьи Юлии, которые решили помочь мне, нанесёт мне какой-либо ущерб, подумайте ещё раз. Просто потому, что я позволяю тебе делать своё дело, это не значит, что я в неведении. Я просто жду, чтобы увидеть, как далеко ты зайдёшь, прежде чем я уничтожу тебя. В конце концов, чем выше ранг, тем круче падение. Если я захочу, я могу прикончить вас обоих, — он щелкает пальцами перед глазами Константина. — Просто так.
Лицо младшего брата напрягается и становится темно-красным. Он бросается вперёд, но я преграждаю ему путь, и качаю головой.
Если он проявит физическую силу, то даст Кириллу тот стимул, который он так долго искал.
Дело не в том, что Константина легко спровоцировать, а в том, что Кирилл раздражает его больше, чем кто-либо другой, и ему трудно контролировать свои эмоции, когда речь заходит о нем.
Кирилл шагает к двери и, не оглядываясь, приказывает:
— Мы уходим, Липовский.
Я ободряюще киваю Константину и улыбаюсь Карине, которая ёрзает на протяжении всего разговора. После того, как она нерешительно улыбается в ответ, я прихрамываю, чтобы догнать Кирилла.
Его длинные ноги рассекают сад с большой скоростью, из-за чего добраться до него было практически невозможно.
Я выдыхаю, когда, наконец, иду в ногу с ним.
— Ты не должен был говорить это только что.
— То, как я отношусь к своей семье, не твоё грёбаное дело.
Тяжесть его резких слов ударяет меня в грудь, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы оправиться от метафорического удара.
— Ну, я все равно высказываю своё мнение, раз все остальные так боятся высказывать его вслух.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— И что это за мнение?
— Ты был придурком только что. Ничто из сказанного Константином не оправдывало такого обращения.
— Вот тут ты ошибаешься. Константин продолжает хотеть добавить тебя в свою грёбаную банду некомпетентных дураков. И если он не остановится, я буду продолжать давить на него, пока от него не останется ничего, что можно было бы узнать.
— Не похоже, что это произойдёт, так что я не вижу проблемы.
— Вот тут ты ошибаешься. Существует множество проблем, а не только одна. А теперь брось это.
— Но...
— Я сказал. Брось. Это.
Я крепко сжимаю губы, даже когда меня распирает изнутри. Иногда я искренне удивляюсь, почему, черт возьми, мне так нравится этот человек, что я готова пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти его.
Он такой засранец, а они и близко не в моем вкусе.
Почему он должен был быть исключением?
То, что он спас меня, не помогает. Ещё раз. На данный момент он защищал меня больше раз, чем я защищала его, это так хреново, учитывая, что я телохранитель.
Ещё одна проблема. Если мы будем продолжать в том же духе, вероятно я, никогда не смогу расплатиться с ним, и я буду в долгу перед ним на всю жизнь.
Мы молча идём к его комнате. Как только мы оказываемся внутри, он указывает на ванную.
— Прими душ.
— Ты иди первым.
Он незаметно подталкивает меня.
— Тебе нужно серьёзно прекратить изображать мученицу, прежде чем я найду неортодоксальный способ извлечь это из тебя.
— Я просто хотела быть милой ... — Я замолкаю, когда он пристально смотрит на меня. — Что?
— Ты не двигаешься.
— Прекрасно. Я иду, я иду, — он мог бы он снизить интенсивность на ступеньку или что-то в этом роде? Это не очень хорошо для моего переутомлённого сердца.
Я закрываю дверь ванной и прислоняюсь к ней, чтобы отдышаться. Затем я снимаю куртку и рубашку, морщась каждый раз, когда причиняю дискомфорт своей ране.
Мои руки дрожат, когда я спускаю штаны и боксёры.
Образы тех мужчин, раздевающих меня, накатывают на меня. Я почти чувствую отталкивающую толщину этого члена у своего рта. Сильный запах алкоголя, сигарет и отвратительного мужского мускуса. Моя кожа восстаёт, и ощущение, похожее на наждачную бумагу, взрывается в задней части моего горла.
К горлу подкатывает тошнота, и меня чуть не вырвало. Мне приходится ухватиться за стену, чтобы сохранить равновесие, иначе я рухну на пол.
Я была уверена, что у меня достаточно сил, чтобы не пострадать от этого инцидента, но я явно переоценила себя.
Чувство бессилия и неспособности остановить их домогательства бьётся под моей плотью, заставляя мою кожу покрываться мурашками.
Я соскальзываю на пол, полностью обнажённая, и подтягиваю колени к груди.
Дыши.
Тебе нужно дышать.
Все кончено, я знаю это, но мой мозг, похоже, не догнал.
Часть меня заперта в том грязном подвале, неспособная защитить себя, когда они одолели меня, раздели и…
— Саша?
Я вздрагиваю от голоса Кирилла, доносящегося из-за двери, но, кажется, я не могу пошевелиться.
— Д-да?
— Что происходит?
— Н-ничего.
— Ты дважды ответила заикаясь. Обычно ты этого не делаешь.
— Я в порядке. Мне просто... нужна минутка.
— К чёрту это, — дверь с грохотом открывается.
Кирилл резко останавливается, чтобы посмотреть на сцену, где я лежу голая на полу и, вероятно, выгляжу отвратительно.
Однако выражение его лица нейтральное, как будто это обычное явление. У него всегда был сильный характер, которому я часто завидовала. Ничто не беспокоит его, ни потеря людей, которые были с ним всю его жизнь, ни смерть его отца, ни даже иррациональная ненависть его матери к нему.
Иногда мне кажется, что я смотрю на робота в образе человека.
Проходит несколько секунд, пока он наблюдает за моим хаотичным состоянием, а затем он приседает передо мной.
— В чем проблема?
Я качаю головой.
— Клянусь, черт возьми, если ты не начнёшь говорить, — он обрывает себя и смягчает свой голос, или настолько смягчает, насколько Кирилл может это сделать. — Ты можешь сказать мне, Саша.
— Я.. — я задыхаюсь от собственных слов, и мне приходится выпалить их. — Мужчины похитители раздели меня и узнали, что я женщина, поэтому они прижали меня к полу и попытались ... изнасиловать меня.
Его лицо напрягается, но выражение остаётся прежним.
— Неужели они это сделали?
— Нет. Я подумала… Я уже была уверена, что меня точно изнасилуют, но потом Рай помогла мне, и ты пришёл и ... Это глупо. На меня не должно это так влиять.
— Это не глупо, — говорит он с обманчивым спокойствием. — Что тебе нужно, чтобы я сделал? Чем я могу помочь?
Он спрашивает.
Вау. Кирилл спрашивает, чем он может помочь.
Я подавляю улыбку. Я знаю, что он не из тех, кто утешает других, и что эта концепция ему чужда.