Страница 9 из 188
— По-городскому танцуют, — шепчутся сельчанки.
— Нашим не суметь.
Елизавета Николаевна сидит на стуле. У нее на руках прикорнул внук. Он сегодня очень разволновался от встречи с отцом, раскапризничался, не пошел спать. А теперь посапывает, свернувшись калачиком.
Мать забыла утренние страхи. Вон как Клара веселится.
— Становись все! — командует Клара и берет аккордеон.
До поздней ночи от реки плывет музыка, смех, песни, веселые возгласы.
А ночью Елизавете Николаевне снились несуразные отрывочные сны. Ей чудились стоны, вздохи, торопливые шаги. Она проснулась с неясным тревожным чувством. Подошла к внукам, поправила на них одеяльца, поцеловала. Может, сходить к палатке Эдика и Клары? Вышла на порог веранды. Ночь, глубокая, тихая, с желтой спелой луной над горами, успокоила ее.
А утром, когда проснулась, Клара уже была одета.
— Где Эдуард?
— К начальнику пошел. Пока он ходит, я к шурфам сбегаю. Срочно нужны данные.
— Хоть бы позавтракала. Я быстро разогрею.
— Не хочу, мама. Я недолго.
Свекрови показалось, что Клара бледна, измучена. Наверно, не выспалась после танцев-то. Отдохнуть бы денек. Ни выходных, ни отгулов все летечко.
Прибежал Эдуард.
— Где Клара?
— К шурфам пошла.
— Опять свое. Ей в больницу надо! Разве ты не знала? У нее по ночам бывают припадки. Поэтому она и спала в палатке, чтоб не напугать тебя и ребят.
— О господи!
— Начальник распорядился отправить ее в город.
Эдуард бежал через лес, кустарник.
— Только бы ничего не случилось! — шепчет он. — Я отвезу ее в больницу. Пусть опять будут чистки, пункции, операции, пусть вернутся все ужасы первых лет семейной жизни! Пусть что угодно, только бы она жила!
— Кла-а-ра-а! — несется над далекими сопками.
Но никто не отзывается на призыв Эдуарда. Только где-то над озером надрывно кричит одинокий — кулик.
Вот и первый шурф. Его заложили в прошлом году по указанию Клары. Метрах в пятистах — второй. Качаясь от слабости, Эдуард продолжает бежать. У третьего шурфа поднимает ее планшет. И чуть впереди на краю насыпи четвертого шурфа он видит Клару, лежащую лицом вниз с широко раскинутыми руками.
Последним усилием она пыталась обнять всю землю.
Эдуард прижимается ухом к ее груди. Сердце не бьется.
— Кла-а-а-ра-а-а!
Глава седьмая
Перед рассветом Юра вышел из палатки. Падал снежок. У костра белела заснеженная фигура Жбанова.
— Почему не спите, Эдуард Федорович?
— Думка одолела, Юра. — Геолог стряхнул снег, поправил костер.
— Посиди со мной, дружище.
Юра пристраивается рядом, закуривает, и между ними снова, в который раз, происходит безмолвный разговор.
Все о том же.
…Прошло четыре года с того дня, как не стало Клары. Но Эдуард никак не может освоиться с мыслью о потере. Ведь все вокруг осталось таким, как было и при ней. Так же пробивается из земли, растет, зеленеет и жухнет трава. Все так же выпадают и снова тают снега. Все так же завывают зимами в горах пурги, а летом шумят теплые дожди.
Как и при Кларе, вокруг те же старые спутники, с которыми столько исхожено троп по Саянам, Забайкалью… Как и раньше, — рядом тот же верный, всегда готовый прийти на помощь Юра. После службы он окончил вечернюю школу, курсы радиометристов и вернулся сюда, чтобы помогать Эдуарду и всем, кто продолжает дело Клары.
Юра считал себя должником Клары. Она спасла ему жизнь, она пробудила в нем самое лучшее качество человека — потребность быть всегда полезным людям, обществу. Она заставила его поверить в себя, полюбить суровый труд искателя…
Имя Клары никогда почти не произносится в разговоре Эдуарда и Юры, но они почти постоянно ощущают ее незримое присутствие. В блеске струй горного потока им чудятся ее лучистые то строгие, то улыбчивые глаза. В шуме вершин кедров им слышится ее бодрый голос, зовущий к действию, вперед, скорее вперед…
Нет, не напрасно торопилась Клара. Разработанный ею метод зимних биогеохимических поисков применяется в ряде районов страны. Геологи Казахстана, исследуя с его помощью сухие степи и полупустыни, обнаружили несколько биогеохимических аномалий меди, свинца, цинка. Проверка бурением подтвердила наличие рудных тел. Уральцы доказали эффективность этого метода при поисках медноколчеданного оруденения. Это было признание, которое увековечило имя Клары.
Значит, не ушла она из жизни! Значит, оставила след в мыслях, сердцах, душах ее друзей, коллег, последователей! Этим Клара выполнила свой долг ученого.
Да разве только в этом ее жизненный подвиг? Она выполнила священный долг женщины! Дала жизнь двум существам, которые должны вырасти — и вырастут! — людьми, достойными своей матери.
В чем же тогда главный подвиг Клары Жбановой?
Кто ответит на этот вопрос?..
— Давайте отдыхать, Эдуард Федорович, — нарушает молчание Юра. — Скоро рассвет.
— Ты прав, дружище. Отдых нужен. Завтра, точнее, уже сегодня, у нас будет трудный день.
Мужчины скрываются в палатке. Скоро оттуда доносится их мерное дыхание. Легкий снежок продолжает идти, укрывая палатки, тюки, оленей, вертолет, стоящий поодаль.
Порыв ветра прилетает с вершин гор, смахивает белую порошу, но тут же стихает, чтобы не тревожить короткий сон искателей…
Завтра у них трудный день.
Еще один трудный.
Об авторе
Никитина (Постнова) Антонина Ефимовна родилась в 1926 году в с. Ново-Студеновка, Сердобского района, Пензенской области. Во время Великой Отечественной войны служила медсестрой в полевом эвакогоспитале. После войны окончила педучилище, работала учительницей, затем корреспондентом районной газеты, в настоящее время — литсотрудник Энгельсской газеты «Коммунист» (Саратовская область). Автор многих очерков, статей, рецензий, фельетонов в периодической печати. Повесть «Маршрутом жизни» — первое крупное произведение А. Е. Никитиной и первое ее выступление на страницах альманаха. В настоящее время автор работает над новой повестью из времен Отечественной войны — «Девчонка из Ахун».
К повести Антонины Никитиной
«МАРШРУТОМ ЖИЗНИ»
Клара Жбанова в районе «Студенческого» месторождения. Хребет Хамар-Дабан
Клара Жбанова с лайкой Рудой. Саяны, 1959 год
Валентин Зорин
ПЯТЬДЕСЯТ ЛИНЬКОВ
Рассказ
Рис. Е. Скрынникова
От норд-норд-веста еще шла низкая и частая волна, с хлюпающим коротким звуком била в смоленый борт транспорта, но ветер стихал. Небо светлело, одевалось в розоватые тона и было ясно, что вскоре установится штилевая погода. В этих широтах она была в общем-то редкостью, хотя июнь так или иначе вступал в свои права.
«Начато, что и говорить, во благовременье», — подумал Невельской, вжимая в глазницу медный окуляр подзорной трубы. Прозрачное, чуть с желтизной окружье, в которое вдруг втиснулся мир, рывком приблизило низкий заснеженный берег, белые буруны среди черных камней-валунов, смутно рисующиеся вдали темные горы, размытые пятна леса… Окружье медленно передвигалось, и вот уже только зыбкая, едва уловимая линия горизонта плыла в нем, деля надвое линзу. Северный берег, неуютный берег неуютного Сахалина, Охотское море…