Страница 61 из 173
— Вот, — сказал он и протянул Карабанову плоский камень. — Нашел для тебя. Хорошо топор точить…
Теперь он улыбался открыто, совсем не зло и оттого незнакомо.
Карабанов встал и взял камень. Это был обломок крупнозернистого песчаника. Им можно было точить топор, но не так чтобы уж очень хорошо, потому что песчаник царапает.
Оттого что Назаров улыбался и не кривил свои тонкие губы и как будто забыл про их утренний разговор, отлегло от сердца. Но где-то в глубине души затаилась настороженность. Трудно было смотреть в глаза Назарову, словно прощал начальник ему какую-то вину.
— Дай-ка, — сказал Назаров и наклонился за топором.
Не снимая штормовки, он врубился в кусты. Работал он умело, всаживая топор под самые корни. Кусты почти не дрожали, а сразу пучками заваливались направо.
Карабанов встал и посмотрел на часы. Была половина десятого.
Через пятнадцать минут Назаров отбросил топор и сказал довольно:
— Вот так…
На лбу в морщинах блестел пот.
Карабанов смотрел поверх его головы. Елочки, до которых нужно было рубить просеку, стояли рядом, работы на полчаса.
А Назаров уже возился у нивелира и толково объяснял Нине, что нужно сделать, чтобы не врал уровень.
Она заглядывала ему в лицо очень серьезными глазами и кивала головой: вся внимание и почтение.
Карабанову захотелось, чтобы Назаров отругал Нину за эту собачью преданность. Ведь он всегда такой резкий, прямой… Но тот объяснял ей все спокойно, подробно и, наверное, ничего не замечал.
И тогда Карабанов стал лениво бродить по просеке, обрывать спелую фиолетовую ежевику и все ждал, что сейчас повторится то, что было утром, потому что отдыхал он уже давно. Ждал и хотел этого с непонятным волнением.
А Назаров говорил с Ниной, словно советовался, и почему-то слишком уж громко. Говорили о том, что завтра нужно сходить в маршрут, подняться к истокам Айрыка и описать бассейн, а идти некому. У всех по горло работы.
Потом он ушел, и слышно было, как трещали и шумели за ним кусты.
— Вот видишь, — сказала Нина с восторгом, словно продолжая прерванный разговор. — Это человек…
А Карабанов думал совсем о другом. Он знал: в маршрут придется идти ему… Назаров говорил громко… И не ругал за безделье.
В лагерь они вернулись в одиннадцать. Млела в зное тайга. Зыбкий сухой жар тянулся в небо от лысых валунов, и впитывали его рыхлые, затемневшие по краям облака.
Бродил по лагерю нога за ногу Валерка, да сгибалась над костром Саша. Остальные еще не вернулись.
Карабанов разбросал под елкой спальник и ткнулся лицом в ладони. Туманил голову сон, ломило виски. Хрипло, со всхлипами запела под обрывом Саша. Песня была блатная. Карабанов накрыл голову майкой.
Приснилась ему длинная, очень извилистая дорога с теплой, мягкой пылью, а вокруг седые чии. Из кустов прыгали крупные зайцы и, как собаки, рыли пыль задними ногами. Пыль поднималась столбами в небо, крутилась со слабым шорохом.
Карабанов хотел сойти с дороги, но колея вдруг стала глубокой. Он карабкался вверх и срывался, осыпая глину. Стало трудно дышать, и от этого он проснулся.
Кругом было сумрачно, и Карабанов вскочил на ноги.
Во все небо висела над тайгой вздыбленная пороховая туча, и, раздуваясь, бились и дрожали на ветру туго привязанные палатки.
Белая молния протянулась от тучи к вершине ближней сопки и несколько секунд трепетала, не гасла, словно сверлила землю.
И вдруг раздался взрыв, резкий и такой сильный, что Карабанов присел. Гул катился над тайгой. Ему показалось, что скалу разнесло вдребезги и теперь камни, как ядра, сталкиваясь, летят во все стороны.
Снизу по тропе бежал Жора и хватал застрявшие в кустах листки бумаги. То были таблицы с измерениями расходов за все лето. И тогда Карабанов тоже бросился их ловить.
Он не видел, как появились остальные. Теперь в лагере были все: бегали бестолково, тащили разбросанные вещи в палатки.
Багровые зигзаги падали с неба, впивались в тайгу, и не было больше одиночных ударов. Земля качалась.
Сухая ель напротив вздрогнула, стала прямой, как свеча, и медленно начала падать навстречу ветру.
— …И-и-ись… — услышал Карабанов и метнулся в сторону.
Рядом стоял Валерка и поводил плечами. Саша сидела у своей палатки, втиснув между коленями ладони. У Жоры за толстыми стеклами очков были круглые, как речные гальки, совсем незрячие глаза, и матерился Харитон, отбежав от палаток дальше всех. Как черные вороны, по ветру летели взъерошенные еловые лапы. От скользящего света молний лица людей казались неживыми.
Карабанов увидел: одинокие деревья на склонах долины дрожат до самых корней, а тайга сопротивляется, и гнутся только вершины, хватают и поддерживают друг друга за раскинутые руки-ветви старые и молодые деревья.
— Под обрыв!.. — резко и с натугой крикнул Назаров.
И только сейчас увидел его Карабанов — спокойного, собранного, как кулак перед дракой.
Он поднял голову. В небе, похожем на темный омут, кружили на месте тучи и изломанными ветками среди них всплывали и тонули молнии.
Самым разумным был сейчас назаровский приказ. Тайга трещала. Только под обрывом было не опасно.
Карабанов зажмурился. А когда открыл глаза, люди уже летели по ветру к обрыву, размахивали руками. Последним, спотыкаясь и оглядываясь, спешил Назаров.
И Карабанов не подумал, а скорее всем нутром почувствовал, что нервы у Назарова железные, из проволоки…
Он побежал вслед за всеми. Хотелось только одного: чтобы скорее пошел дождь, чтобы прекратился этот жуткий беспорядочный ветер.
Но дождь так и не пошел. Сухая гроза пронеслась над тайгой. Где-то далеко, за горизонтом, выплакалась туча.
Карабанов первым выбрался из-под обрыва. Туча еще тащила свой черный хвост над долиной, и только по самому краю земли, там, где река делала поворот за плоскую сопку, светилась полоска чистого неба.
Карабанов не успел обрадоваться. Откуда-то с верховьев потянуло гарью, и он увидел тонкие столбы белого дыма на черном небе. Их сносило в сторону, и они качались. Там, наверное, был ветер. Кто-то за спиной очень тихо, почти шепотом, выдохнул:
— Горим…
Замелькали лица. Еще увидел Карабанов, как тряс Жору за плечи Назаров и яростно хрипел:
— За лошадьми… Быстро.
Голова у Жоры моталась…
Недоуздки висели высоко на сучке. Жора, хотя и был длинный, два раза подпрыгнул, чтобы достать их.
Сильно размахивая руками, он побежал вверх по склону. Там утром паслись лошади. Пот затекал в уголки губ…
Полоса чистого неба над горизонтом все расширялась, и от нее сочился дрожащий свет. Тайга стояла измочаленная, усталая, и ели лениво стряхивали поржавевшие хвоинки.
Пожар был далеко. И конечно, пока он вернется, остальные успеют свернуть лагерь. Потом они завьючат лошадей и уйдут вниз по реке. А может быть, к этому времени Валерка свяжется с Большой землей и за ними пришлют вертолет.
Жоре вдруг показалось, что бежит он очень долго и все не может обежать сопку, а на прогалинах среди тайги и по логам не видно было ни лошадей, ни их следов — измятой травы. И тогда он принялся громко кричать:
— Серко! Серко! Серко!
Серко был самый умный конь в отряде. Он всегда отзывался на зов ржанием и работать любил, не то что другие лошади. Но сейчас Серко не отзывался.
Жора свернул с тропы и полез на гребень отрога, чтобы взглянуть на противоположный склон сопки.
Он споткнулся, едва не упал, на секунду остановился, удары сердца отдавались в кончиках пальцев. Сцепив зубы, Жора снова полез вверх, а когда взобрался на гребень, задохнулся от страха.
Совсем рядом по распадку чадила тайга, и дым тянулся вправо, к реке, и, значит, уйти вниз было нельзя. Пока они соберутся, огонь отрежет путь к отступлению…
Он увидел лошадей. Они тоже были рядом, поднимались по южному почти безлесному склону и почему-то прямо бежали к пожару…