Страница 46 из 173
Со стороны восходящего солнца бесшумно прилетела серая глухарка и с деловитым квохтаньем села на сук. Звуки на току сделались стройнее, громче. На поляне появилось еще несколько глухарей. Птицы часто и сильно взмахивали крыльями, расходились в стороны, чтобы вновь и вновь сцепиться клювами. Терпение Белогрудого было вознаграждено. Вот один из глухарей, грузный, краснобровый, сделав широкий круг, совсем близко подбежал к соболю. Теперь медлить нельзя! Будто подброшенный вверх стальной пружиной, Белогрудый сделал трехметровый прыжок… Птица отчаянно рванулась, взмах крыльями, разбег с пригорка, и она в воздухе. В тот же миг, громко щелкая крыльями, сорвались с места и остальные глухари.
Как ни старался сильный глухарь, отделаться от соболя не смог. Белогрудый когтями впился в спину своей жертвы, зубами рвал черное оперение на шее, добираясь до мяса. Через минуту оба тяжело шлепнулись на землю. Не перегрызи соболь глухарю шею, плыть бы ему по воздуху на этой сильной птице.
Природа наделила соболя ловкостью и смелостью. Иногда, не рассчитав свои силы, он набрасывается на животное в несколько раз крупнее себя, и схватка может кончиться для зверька печально. Но Белогрудый сумел справиться с такой крупной птицей, как колымский глухарь.
Насытившись, соболь уволок недоеденную птицу в сторону, сделал ямку и, положив туда остатки глухаря, забросал их землей. С противоположной стороны распадка донеслись знакомые звуки — побрякивание котелка. Столько раз он слышал их в пути перед кормежкой! Белогрудый повернул было голову на эти звуки, но он был сыт и лениво побрел в осинник. Там он высмотрел себе для гнезда обломок дерева с гнилой сердцевиной.
Устроившись в новом гнезде, сытый Белогрудый долго зевал, обнажая овальный бледно-розовый рот, полный крепких зубов.
Остальные соболи-новоселы в первую ночь на новом месте оказались не столь удачливыми. Многие, побродив по лесу и ничего не добыв, голодными вернулись к клеткам, чтобы подобрать остатки корма. Три соболя уже успели изнежиться за время пути. Они не стали утруждать себя заботами о добыче корма и все время крутились возле клеток.
Многодетная мать-соболюшка часто высовывалась из дупла, тревожно нюхала воздух, канючила то сердито, то жалобно. Только ее детеныши, плотно прижавшись друг к другу, спали спокойным сном.
Потомство
Весна продолжала хозяйничать в лесу. Давно распустились почки на деревьях. Светлая зелень опушила лиственницы, на открытых местах в перелесках зазеленела трава, в белые пушистые барашки сережек вырядилась ива. В лесу появилось много пищи для Белогрудого. Он растолстел, стал гладким и немного ленивым. Продираясь сквозь чащу, соболь терял волоски начавшего линять меха. В это время года ни один пушной зверь уже не привлекает охотника.
Однажды, рыская по лесу, Белогрудый встретился с соболюшкой. Они долго обнюхивались, тычась друг к другу носами, а потом, заигрывая, как старые знакомые, бок о бок побежали дальше.
Парочка соболей поселилась в верховьях речки Саскылаха в дупле огромной, наполовину высохшей березы. Но жить вместе им долго не пришлось. Соболюшка вдруг сделалась злобной и не стала подпускать к себе Белогрудого. Он был вынужден приютиться в зарослях кипрея, наскоро устроив себе лежку.
Родительские чувства у соболюшки были так остры, что она старалась заранее отогнать Белогрудого от своих будущих детенышей. Но он не покидал подругу, которая теперь почти не выходила на промысел, добывал и приносил ей корм. Поурчав, отходил в сторонку. Услышав его зов, спускалась из гнезда соболюшка. Так повторялось изо дня в день. Добывать корм на двоих было нелегко. Белогрудый находил и разорял птичьи гнезда, раскапывал мышиные норки, иногда удавалось задушить зайчиху, поймать у берега задремавшую рыбу. Обычно соболюшки задолго до щенения отбиваются от соболей-отцов, боясь их кровожадности. Белогрудый оказался редким исключением.
Однажды Белогрудый вернулся с промысла, держа в зубах голову зайца. Но соболюшка впервые не спустилась на землю. Из дупла доносился слабый писк. Там в гнезде копошились, припадая мордочками к сосцам матери, только что появившиеся на свет детеныши.
Белогрудый долго слушал доносившиеся оттуда звуки. Вечером он попытался влезть в дупло, чтобы обнюхать соболят, но мать с визгом отогнала его.
Сын Белогрудого
В Якутию пришло лето. Давно отжили свой короткий век подснежники. На смену им пришли другие цветы, чтобы ненадолго украсить тайгу.
Вечереет. Прячется за горизонт солнце, но в лесу еще светло. В короткую летнюю ночь как-то незаметно наступает рассвет. И кажется, вечерняя заря встречается с утренней. Только птицам известна эта таинственная грань, отделяющая ночь от утра. Они радостно встречают пробуждение нового дня. Защебечет одна, другая, и вскоре их голоса наполняют лес.
Разгребая муравьиные кучи, бродят бурые медведи. В поисках корма для своего прожорливого потомства рыщет хищная волчица. Не попадайся ей на глаза, соболь!
На лесную елань, прислушиваясь к шорохам тайги, выводит пастись своих телят осторожная косуля.
Игриво журчит горный ручей, унося пух цветущего ивняка. В воде, как в зеркале, отражаются прибрежные кусты, горбоносая голова лося. В дупле упавшего дерева ютятся с матерью крохотные детеныши колонка, из темной норки появляется с малышами мать-горностаиха. Новость и в кустах ольховника: здесь только что проклюнулись птенцы белой куропатки.
Солнце щедро льет на землю горячие лучи. От раскаленной земли пышет жаром. Белогрудого томила жажда, а в кустах, в тени, беспокоили комары, он пустился бежать в глубь заповедного леса. Такого жестокого зноя Белогрудый не испытывал на своей далекой родине. И вдруг на зверька повеяло прохладой. Впереди, в долине речки, среди сочной зелени лиственниц, ослепляюще ярко блестело ледяное поле. Соболь еще никогда не встречал таких чудес. Громадными глыбами распалось большое тело наледи. С мощной толщи льда стекали ручьи, разноцветными искрами играло на нем солнце. А рядом буйно зеленело разнотравье, горели золотисто-желтые венчики лапчатки, испускал тонкий медовый запах зверобой. Порхали бабочки, пронзительно верещали кузнечики, с цветка на цветок с жужжанием перелетали шмели. В жаркие летние дни Белогрудый стал часто бывать здесь.
В один из таких дней Коля Кылтасов шел по лесу, совершая очередной обход своего участка. Тайга уже полностью оделась в свой летний наряд и надежно укрыла от посторонних глаз потаенную жизнь своих обитателей. Но охоттехнику были известны многие ее тайны. Вот он увидел, как нога какого-то зверя надломила лист зверобоя, примяла траву. Затем его зоркие глаза заметили еле видимые следы на краю лужицы.
Присев на корточки, Коля стал внимательно изучать их. Два соболя прошли здесь утром. След покрупнее принадлежал самцу, помельче — самке. Соболи шли мелкими шажками, играя. Значит, где-то недалеко должно быть их гнездо. Коле захотелось хоть мельком взглянуть на эту пару. На раскидистых сучьях ели он соорудил наблюдательный пункт и засел в дозоре.
Летний день постепенно шел на убыль. Умолкли птицы, злее запищали назойливые комары. Коле пришлось натереть лицо и руки противокомариным средством. «Придут зверьки, не могут они вечером отсиживаться в своем логове», — думал охоттехник.
Медленно тянутся минуты. Но Коля привык целыми днями просиживать с биноклем у излюбленных лазов зверей. И вот мелькнула легкая тень.
О-о, это кто? От волнения у Коли в руках дрогнул бинокль. Мимо шла соболюшка. Она часто останавливалась, оглядывалась. За матерью, неуклюже переваливаясь с боку на бок, черными шариками катились соболята.
Под Колей чуть слышно треснула ветка, соболюшка бросилась наутек. За ней последовали малыши. Только один, самый слабенький, отстал, спрятался в листьях осинника, да так, что весь зад остался на виду.