Страница 21 из 173
Саня с трудом тянулся за группой. Не раз товарищи останавливались, помогали ему выбраться из сугроба…
Лыжня круто вильнула вниз. Двигаться в темноте лесенкой Буркова не рискнула. Все сняли лыжи. Пока спускали на веревках лодочку с Крестовниковым, Саня отдохнул, вытер пот.
Занятый своими горестями, он не заметил, что и остальным пришлось нелегко. Наклон усилился. Все чаще проскальзывали лыжи. Приходилось притормаживать. Особенно доставалось тем, кто шел в лямках. Лодочку уже не столько тянули, сколько придерживали на скате.
— Ребята! — Буркова подождала, пока подтянулись отставшие. — Надо бы поставить Саню на лыжи. Хоть на время.
Вася молча нагнулся и стал отстегивать крепления.
— Нет, нет! — остановила его Буркова. — С твоим весом по такому снегу недалеко уйдешь.
— Бери лыжи. — Люся успела отстегнуть крепления и сошла с лыж в сугроб. — Я меньше всех устала.
— Правильно, — поддержала ее Буркова. Она видела в поступке Люси лишь справедливое и разумное решение. — Устанешь, не пижонь, скажи.
Люся шла тяжело. Под толстым слоем рыхлого метелевого снега был слежавшийся хрупкий наст. Иногда он не выдерживал тяжести ноги, проваливался. Желая хоть чем-то отвлечь себя от растущего ощущения усталости, Люся стала считать шаги. Сбилась. Снова начала считать, стараясь не смотреть на редкие огоньки поселка. Они по-прежнему оставались далекими, недоступными.
Такой усталости Люся в жизни не испытывала. Несколько раз она уже была готова признаться в ней, остановить Буркову и не могла. Остальные устали не меньше. У кого можно попросить лыжи? Ребята, часто меняясь в лямках, тащили лодочку с Крестовниковым. Клава ведет группу.
— Надо отдохнуть, — не выдержала Люся.
— Пора, — согласилась Клава.
Люся тяжело опустилась на уложенные по борту лодочки щупы. Взглянула на часы и недоверчиво поднесла их к уху. Идут! Неужели группа движется всего пятьдесят минут? Сколько же они прошли? Километра два? Или двести метров?
На ее холодное запястье легла теплая мужская ладонь.
— Устали? — спросил Крестовников.
— Не больше, чем остальные, — качнула головой Люся. — Я не слабее других.
— Не слабее, — мягко согласился Крестовников. — Знаю. Зато куда упрямее. Еще по лагерю помню. А как вы требовали, чтоб я взял вас в разведку.
— Знали б вы, как я чувствовала себя все эти дни в поселке! — Люся помолчала, подбирая нужные сильные слова. — Как человек, сидящий сложа руки в горящем доме.
— В горящем доме, — повторил Крестовников. — Вы бросили слова, не представляя, что испытывает другой. Легко ли мне лежать в лодочке и думать о понесенном тяжелом поражении.
— Поражении? — растерянно повторила Люся. Никак не ожидала она такого поворота в беседе.
— Тяжелом поражении, — жестко уточнил Крестовников. — Вы удивлены? Перед отъездом из Москвы мне пришлось выдержать трудное объяснение с профессором Фалиным.
— С вашим шефом? — Удивление Люси было так велико, что сна даже об усталости забыла. — Он же всегда поддерживал вас!
— Поддерживал, — подтвердил Крестовников. — А на этот раз у него появились сомнения в точности моих расчетов по лавинному прогнозу. И тут очень кстати подобрались данные о лавинной опасности на Кекуре. Я прилетел сюда за доказательствами своей правоты.
— Вы их получили, — торопливо вставила Люся.
— Я их разрушил, — глухо произнес Крестовников.
— Разрушили? — недоумевающе переспросила Люся.
— Да. Я летел сюда, полагая, что помогу комбинату защитить шахту и электростанцию. Удара лавины нельзя было избежать. Но я считал, что он не причинит ущерба комбинату и подтвердит точность моих расчетов. Угроза с Кекура оказалась значительно серьезнее, чем я предполагал. Не мог же я ждать, пока лавина дозреет и обрушится широким фронтом на шахту и поселок? Подрывая лавину, я вместе с нею подорвал и свои расчеты. — Крестовников помолчал. — Дом сгорел. Надо строить новый. А это нелегко.
— Вы считаете, что доказать точность ваших методов прогноза уже невозможно? — спросила Люся. — Совершенно невозможно?
— Лавина обрушена искусственно, — ответил Крестовников. — С точки зрения хозяйственной это вполне целесообразно. Даже если б вероятность схода ее была один к десяти. Но для ученых такое обрушение — разумная профилактика, но не доказательство точности прогноза.
Люся сидела, пораженная услышанным. Ей припомнилось появление Крестовникова в управлении комбината, сборы в разведку, уверенный тон в разговоре с отцом, а затем и с нею. И вдруг… поражение. Какой-то сумбур в голове. Невозможно ни разобраться в бьющих ключом мыслях, ни заставить себя думать о чем-то другом.
Из темноты прозвучал голос Клавы Бурковой:
— Подъем, ребята.
От одной мысли, что надо встать, усталость с новой силой сковала тело. Хотелось попросить Клаву не спешить, дать отдохнуть. Но Вася и Шихов уже взялись за лямки лодочки. Поднялись и остальные.
— Люся! — позвала Буркова. — Становись на мои лыжи.
— А кто поведет? — спросил Шихов.
— Люся и поведет. — Клава передала Люсе фару. — Лыжня хорошая, четкая.
На лыжах Люся ожила. После изнуряющего пешего передвижения по сугробам у нее появилось как бы второе дыхание. А из головы не выходил недавний разговор с Крестовниковым. Он спас поселок, но проиграл важную битву с Белой Смертью? Снова будет она угрожать селам и аулам на Тянь-Шане, в горах Кавказа и Алтая.
Буркова отстала, затерялась в темноте. Люся остановилась, подождала старшую.
Я отдохнула… — начала было Люся.
— Следи за лыжней, — строго сказала Клава. — Не отвлекайся.
Не отвлекайся! А если мысли упорно возвращаются все к тому же. Поражение. Тяжелое поражение!..
Отец, сталкиваясь с препятствиями, тормозившими строительство комбината, появлялся дома бурный, не находил себе места. Крестовников сам вызвал удар на свою работу и ничем не выдал своего состояния в поселке, в горах. Вот только сейчас не выдержал. И оттого, что Крестовников раскрылся в самых неподходящих обстоятельствах, еще сильнее чувствовалось, как трудно ему…
— Надо бы присмотреть местечко в заветерке, — перебила ее мысли Буркова.
— Пора отдохнуть, — торопливо согласилась Люся.
Над иззубренным хребтом повисло подрумяненное с востока облачко. В светлеющем глубоком небе тонули мелкие звезды. Зато склон впереди стал еще темнее. Лыжи стремились выскользнуть из-под ног, держали все тело в постоянном напряжении. Приходилось почти непрерывно притормаживать.
За спиной послышался сдавленный возглас. Саня скользнул вниз, но успел вовремя свалиться на бок, под рванувшуюся по откосу лодочку.
— Привал! — крикнула Люся и отыскала взглядом Клаву. — Бери лыжи. Дальше я пойду пешком.
— Я сама скажу, когда мне понадобятся лыжи. — Буркова легла навзничь, широко раскинув руки, расслабила все тело.
Люся тоже легла на спину. Она смотрела на голубеющее над хребтом прозрачное небо. Сколько же времени длится их спуск?..
Буркова не спешила с выходом. Крутизна склона увеличивалась. Спускаться усталым людям, да еще и с нагруженной лодочкой, было опасно. И она зябко ворочалась, глубже засовывала руки в рукава, но команды «подъем» не подавала.
Первые лучи солнца достали гребень горы, вызолотили снежного медведя, оставшегося без одной лапы, окрасили в багрянец выщербленный камень. Предрассветный сумрак отступал медленно, прятался под скалами, неохотно уползал в расселины, таял в снежных складках. Но утро неотвратимо наступало. Золотистое, яркое, спускалось оно с гребня. Все в природе прихорашивалось в ожидании солнца, заблистали снежные карнизы наверху и гребни заструг на склоне, даже камни жадно ловили мшистыми вершинами первый розовый свет.
— Пошли, ребята! — Буркова отряхнула налипший на лыжный костюм снег.
Продрогшие спасатели поднимались медленно. Люся видела понурые фигуры, усталые лица, серые обветренные губы в розовых трещинах. Как не похожи были окружающие ее ребята на бойкую комбинатскую молодежь. Она потерла ознобленные негнущиеся руки, с трудом разгибая ноющие ноги, встала.