Страница 138 из 173
Наступил день, назначенный для полета. Вместе с Тотом поехали фараон, наследник с Дочерью Неба и Раннаи, собиравшаяся вскоре подарить Сыну Неба ребенка. За ними следовали жрецы, придворные и телохранители.
Когда Тот вошел в птицу и затворился в ней, Дочь Неба повелела, чтобы все отошли подальше, легли на песок и крепко зажмурили глаза.
— А кто встанет и будет смотреть, — сказала она, — того поразит смерть!
Что-то зашипело, зашумело внутри птицы, блеснуло яркое пламя, такое яркое, что его увидели все, хотя глаза их были закрыты, и дрогнула земля. А когда шум затих, птицы уже не было.
Вдруг Дочь Неба громко вскрикнула и побежала к колеснице:
— Скорее, скорее! — торопила она. — С Тотом случилось несчастье, его птица загорелась, она падает…
Погнали лошадей во весь дух, но птицы нигде не было видно. Долго мчались они, пока кони не упали в изнеможении. Переменили лошадей и снова помчались.
Много дней скакали Дочь Неба и рыдающая Раннаи, пока не добрались до берега Великого Зеленого моря. Рыбаки, жившие на берегу, видели, как горящая железная птица упала в волны и как вода закипела вокруг. И поднялся огромный водяной столб, и задрожала земля от сильного грома.
Долго ходили по берегу моря осиротевшие сестра и жена Сына Неба, проливая горькие слезы, а рыбаки рассказывали, как из горящей птицы выскочило что-то объятое пламенем и полетело над морем. К вечеру на берег выбросило волнами великое множество уснувшей рыбы. Великое Зеленое море стало превращаться в красное…[39]
Когда стало известно о гибели Тота, вспомнили Рома и стали обвинять его в разразившейся катастрофе. Слухи дошли до Раннаи и Дочери Неба. И повелела Дочь Неба привести к ней Рома.
В большом дворцовом зале в присутствии фараона, наследника и всех придворных Ром держал ответ. Он повинился в том, что испортил железную птицу по наущению жрецов. Когда он умолк, Дочь Неба встала и гневно сказала:
— Ты виновен в смерти моего брата и супруга Раннаи, и нет тебе прощения. Ужели ты не представлял себе, каких трудов нам стоило добраться к вам? Ты отнял жизнь не только у брата, но и у меня, потому что теперь я не смогу вернуться на родину. И я знаю, что тоска убьет меня.
Ты нанес вред всем людям. Ты порвал ту нить, которую мы с таким трудом протянули между нашим и вашим мирами. Только безумец мог это сделать. Тех же, кто толкнул тебя на этот варварский поступок и теперь трусливо прячется за чужими спинами, ждет бесславное будущее. Они заставят вас забыть наши имена, уничтожат записи того, что мы говорили, но никогда не сотрут из памяти народа воспоминаний о посещении Земли Небесными Посланцами. И люди будут стремиться к нам, потому что не в мрачных храмах, а в просторах Вселенной их ждут истинные знания и подлинное счастье. Настанет время, когда и к нам прилетят жители Земли. Но это будут не жрецы, не прислужники богов, а простые смертные, которым мы скажем от чистого сердца: «Добро пожаловать, дорогие собратья по разуму!»
— Пообещай мне, великий фараон, — обратилась Дочь Неба к владыке Египта, — и ты, мой милый супруг, выполнить мою последнюю волю. Чувствую я, что недолго осталось мне жить. Пусть муж возьмет к себе в дом Раннаи, он когда-то любил ее, и после моей смерти назовет ее супругой. Вместе со своими детьми она воспитает и моего сына. Похороните меня так, чтобы в усыпальнице моей было, как внутри железной птицы, чтобы казалось, будто я снова лечу с милым братом.
Так она сказала и горько заплакала. И поклялся фараон, что выполнит все ее желания. И повелел он найти высокую гору, которая, постепенно суживаясь, как бы уходила ввысь, туда, откуда пришла Дочь Неба, а в основании этой горы соорудили последнюю обитель Небесной Посланницы.
Дочь Неба загрустила, затосковала по далекой родине. С нетерпением ждала она наступления ночи и подолгу глядела на звезды. Она верила, что пройдет время и жители Земли полетят в небо. И она записала все, что надо знать, отправляясь в далекое путешествие. Это завещание Дочери Неба далеким потомкам она передала мужу, чтобы тот сохранил его для грядущего. И угасла она, оставив сына, Тутанхатона.
Набальзамированное тело ее обернули тонкими, пахучими пеленами, напоминавшими те прозрачные, душистые одеяния, в которых она впервые предстала перед лицом фараона. Гроб из чистого золота навсегда скрыл ее от людских глаз. Соорудили лазуритовый саркофаг в виде ковчега. По углам его поставили фигуры четырех богинь охранять покой усопшей: Изиды, Нефтиды, Нейт и Селкит. На стенах саркофага изобразили большие орлиные крылья — символ великого полета. Поверх лазуритового ковчега был сооружен второй, из тиса, украшенный изображениями из загробной жизни. Сквозь каменную толщу скалы пробили узкий ход, ведущий наружу, так что из усыпальницы была видна Полярная звезда, она должна была служить путеводным маяком в последнем путешествии Дочери Неба.
Рядом с усыпальницей вырубили в скале маленькую кладовую, куда сложили все, что необходимо в пути Небесной Посланнице: одежду, хлеб, жареную птицу, фрукты, орехи. Не были забыты и душистые масла, и цветочные мази для протираний, и краска для губ, бровей и ресниц, и зеркальце. А потом, совершив последние погребальные обряды, замуровали вход и фараон приложил к нему свои печати. Завалили вход камнями, засыпали песком.
Так завершилась повесть о Детях Неба, как записал ее от начала до конца Кагабу, главный писец фараона.
__________
— Ты плачешь, Анхесенпаатон? Не надо плакать! Не плачь, милая Анхесенпаатон!
И слезы потекли по щекам юного фараона.
На следующий день Тутанхамон со свитой отправился в Фивы, близ которых был расположен храм Хатшепсут.
— Онп нарочно назначили заседание Совета в храме Хатшепсут, — недовольно говорил Тутанхамон, сидя на палубе барки «Великолепие Атона», уносившей его на юг, к древней столице фараонов фиванской династии. — Они хотят этим подчеркнуть, что я, как и Тутмос III, рожден женщиной нецарской крови.
— Ты прав, — грустно согласился Кагабу, — храм царицы Хатшепсут находится возле храма Ментухотепа III, родоначальника династии. Царица Хатшепсут потому и построила храм рядом, чтобы подчеркнуть свое право занимать престол Египта, некогда завоеванный Ментухотепом III.
Помолчав, он спросил:
— Ты видел отца, государь?
— Нет. Он болен и просил не беспокоить его.
— Но ты знаешь о том, какие унизительные требования предъявили ему жрецы?
— Он их отверг.
— Нет, государь, он их принял.
Прибыв в древнюю столицу, фараон со свитой направился к расположенному в горах храму.
Вдоль дороги стояли статуи сфинксов, изображавших Хатшепсут в виде львов с человеческими головами. Сделанные из песчаника сфинксы были ярко раскрашены, и пестрота желтых лиц и тел, красных и зеленых полос головных платков усиливалась ослепительной белизной массивных трехметровых пьедесталов с рельефными фигурами связанных пленников.
Перед зданием храма был расположен большой двор, его ограждал высокий забор, украшенный рядами пилястр и священными изображениями.
С запада к двору примыкал портик нижней террасы храма, образованный двумя рядами колонн. На верхнюю террасу храма вела монументальная лестница. По обеим сторонам портика возвышались восьмиметровые статуи, изображавшие Хатшепсут в образе бога Озириса. У подножия лестницы стояли фигуры львов.
Расположенный на первой террасе двор также заканчивался портиком с лестницей, ведущей на следующую террасу. Здесь были изображены сцены похода в страну Пунт за ароматичными веществами.
Фараон в сопровождении жрецов, вышедших его встречать, прошел большой колонный зал и вступил в малый, где заседал Совет.
Верховный жрец Кенамон сидел на возвышении, напротив него был поставлен трон для Тутанхамона и ниже — кресло для Эйе. Вокруг разместились жрецы — члены Совета.
После традиционного приветствия Кенамон, помолчав, словно собираясь с мыслями, медленно заговорил. Каждую его фразу Тутанхамон воспринимал, как удар молота по наковальне. Юный фараон старался не пропустить ни одного слова, чтобы потом, передав все слышанное отцу и своему наставнику Кагабу, попросить у них совета. Своего жизненного опыта у него еще не было. Ведь ему шел только пятнадцатый год.