Страница 26 из 78
Глава 9
Боевые порядки остатков 163-й пехотной дивизии вермахта рушились один за другим. Только что адъютант доложил, что русские вышли к последнему рубежу. И генерал артиллерии Эрвин Энгельбрехт отчетливо понял, что для него все кончено. Оставалось выбирать для себя плен или смерть.
Он почти не спал несколько ночей, находясь сутками в штабном блиндаже и очень редко выбираясь на воздух. И все это время он нервничал так, как еще не нервничал никогда раньше. От всего этого его лицо приобрело сероватый оттенок, почти слившись с цветом мундира, а левая щека начала дергаться в нервном тике. Есть он тоже нормально не мог. Пища не усваивалась, куски ее просто не лезли в горло, вызывая лишь отвращение.
Энгельбрехт мог только пить, уничтожая остатки трофейного коньяка. Страшная тоска накатывала на генерала. Рассматривая карты местности пьяными глазами, он уже даже не видел их содержимое, зато перед ним вставали картины из прошлого. Он вспоминал взлет своей карьеры, как в январе 1939-го получил звание генерала, а в начале апреля 40-го возглавил штаб войсковой группы, предназначенной для захвата Норвегии. Вспомнилось и то, как чуть не утонул тогда на погибающем тяжелом крейсере «Блюхер», потопленном береговыми батареями норвежцев возле Осло. Впрочем, Эрвину в тот раз сильно повезло, потому что сумел покинуть тонущий корабль и вплавь добраться до берега. Вспомнил он и поход через Швецию, который был предпринят ради присоединения его дивизии к войскам Финляндии. Вспомнил и победное вторжение в Восточную Карелию. Такое недавнее, но уже, увы, тоже оставшееся в прошлом.
А настоящее надвигалось на генерала неумолимо вместе с приближением новой шагающей техники русских, от поступи которой уже явственно подрагивала земля. Судя по звукам боя, приближавшимся с каждой минутой, ждать оставалось совсем недолго. И в голове у Эрвина на фоне всей пьяной путаницы из обрывков воспоминаний пульсировала только одна ясная мысль: «Это полный провал!». Энгельбрехт понимал, что его последняя битва проиграна, что финские союзники разбежались, а его дивизии, как боевой силы, больше нет. И это понимание только усиливало для него страшную тоску и безысходность.
Тем более было обидно немецкому генералу, что совсем недавно положение его войск казалось просто прекрасным, ведь немцы так успешно развивали наступление вместе с финским шестым корпусом. Но, все слишком быстро переменилось, и удача изменила им. Они сами себя загнали в угол своим слишком стремительным продвижением. И вот результат: русские отрезали их от тылов и разбили в самом настоящем котле, прижатыми к Онежскому озеру. Какое отвратительное завершение карьеры для немецкого генерала!
Энгельбрехту оставалось лишь застрелиться. Эрвин вытащил пистолет из кобуры. Но, руки его уже плохо слушались. И оружие, выскользнув из пьяных трясущихся пальцев, упало на пол. Пистолет отскочил от сапога, больно ударив генерала по ступне левой ноги, и с грохотом отлетел куда-то далеко под широкий стол с картами. В этот момент снаружи послышался шум и раздались выстрелы, а через несколько секунд в штабной блиндаж ворвались красноармейцы, угрожая ручными пулеметами и крича: «Хенде хох!» Так Эрвин Энгельбрехт попал в плен к бойцам младшего лейтенанта Владимира Рокотова.
Через сутки после отъезда Берии из Петрозаводска, Мерецков доложил в Ставку, что шестой финский корпус и 163-я немецкая пехотная дивизия полностью разгромлены в районе между руслом Свири и Онежским озером, в плен взяты почти две тысячи финнов и около тысячи немцев вместе со штабом во главе с немецким генералом Эрвином Энгельбрехтом. Остальной личный состав вражеской группировки «Онега» уничтожен. Через несколько часов после этого доклада Кириллу Афанасьевичу позвонил сам Сталин. Вождь был немногословен, сказав командарму-7 всего лишь несколько слов:
— Мы удовлетворены вашими действиями, товарищ Мерецков. Принято решение назначить вас командующим всем Карельским фронтом от Баренцева моря до Ладожского озера. Вместе с нашими новыми союзниками из Гипербореи решительно гоните врагов на запад.
Вскоре прислали и директиву Ставки Верховного Главнокомандования, в которой говорилось, что в состав Карельского фронта под командование Мерецкова передаются, помимо 7-й армии, еще 14-я и 23-я армии. А боевой задачей фронту поставили разгром противника на всем Северном стратегическом фланге. Получив обширные полномочия и приободрившись, Кирилл Афанасьевич взялся за дело с утроенной энергией. Три армии, пусть и потрепанные боями, представляли собой все-таки немалую силу, которой оставалось лишь распорядиться по-умному в интересах скорейшего приближения победы. Начав с налаживания мысленной связи между командирами, Мерецков вскоре добился невероятно четкого управления войсками. Благодаря подключению к Живому Камню, теперь он мог отслеживать ситуацию и передавать приказы почти мгновенно.
Достаточно было генералу мысленно опросить несколько человек, находящихся на передовой, как он уже владел обстановкой на конкретном участке фронта в реальном времени. А командиры на местах навсегда избавились от проблем взаимодействия с соседними подразделениями, наоборот, они получили возможность действовать сообща в непрерывном режиме, постоянно обмениваясь мыслями по телепатической связи, к которой их подключил Мерецков. К тому же, подобным способом наладили взаимодействие и с фронтовой авиацией, что сделало ее удары гораздо более эффективными и губительными для врага, а вот досадные случаи, когда советские летчики по ошибке сбрасывали бомбы на красноармейцев, полностью прекратились. Также, как прекратились и обстрелы собственными зенитчиками своих же самолетов. Благодаря мысленной связи между командирами, система опознавания свой-чужой прекрасно заработала.
Расходование сил личного состава пехоты впустую тоже сразу прекратилось. Штурмов и бессмысленных атак с людскими потерями на Карельском фронте теперь повсеместно избегали. Основную боевую работу по разгрому противника на передовой все больше брали на себя каменные машины. А красноармейцы лишь занимали и зачищали от остатков противника те рубежи, с которых врагов уже выбили гранитные шагающие танки Гипербореи. И каменной бронетехники становилось с каждым днем все больше и больше. А сопротивление финских войск, наоборот, делалось все более вялым. И все это вскоре привело к решающей битве за полное восстановление советского присутствия на Ладоге.