Страница 58 из 65
Данте снова врезается в меня.
— Мы не занимаемся любовью, Ив. Мы трахаемся. Вот так.
Жестко и грязно. Удовлетворяя эту потребность в нас обоих.
— Возможно, нам стоит все освоить заново. Может быть, мы трахаемся только потому, что небытие, в которое это приводит, позволяет легче забыть, насколько мы разные на самом деле.
Данте ругается и полностью отстраняется, внезапное отсутствие тепла его тела оставляет меня холодной и опустошенной. Я поворачиваюсь и вижу, что он стоит в метре от меня, просто уставившись на меня во всем обнаженном, возбужденном великолепии. На его лице снова появилась эта холодность.
— Неужели это такая безумная теория? — осторожно выдаю.
Он не отвечает. Вместо этого я с растущим недоверием наблюдаю, как он надевает свои джинсы и футболку.
— Мне пора уходить. Передай мне мой пистолет.
— Данте…
— Я попросил тебя передать мне мой гребаный пистолет, Ив.
— Нет, — я подхожу к нему и обвиваю руками его шею, вдыхая его разочарование и гнев, ставя себя между хладнокровным убийцей и его оружием. Я никогда не чувствовала себя более обнаженной и незащищенной.
Данте не отстраняется, но и не отвечает на мои объятия.
— Займись со мной любовью, — шепчу я, и на этот раз чувствую, как все его тело содрогается в ответ.
— Я не могу, Ив… — его голос полон боли. — Простой трах дает мне элемент контроля. Я не могу потерять его рядом с тобой.
— Ты не потеряешь. Я доверяю тебе.
— А не должна, — резко говорит он, отталкивая меня. — Ты понятия не имеешь. Думаешь, твое воображение уносит тебя в темные места? Поверь мне, мои возможности намного хуже.
Он делает шаг ко мне и обхватывает мою челюсть руками, грубо проводя подушечками больших пальцев по моим губам, пока я пытаюсь не отпрянуть. Данте, по крайней мере, на тридцать сантиметров выше меня, и я чувствую необузданную мощь, исходящую от его тела.
Запугивающую меня.
Очаровывающую меня.
Его глаза такие темные и непоколебимые. Глаза убийцы.
— Ты права насчет той ночи в клубе, Ив. В тот день я убил трех человек. Я пытал последнего в течение пяти часов, прежде чем он дал мне то, что я хотел.
Я пытаюсь повернуть голову в сторону, но он не ослабляет хватку. Данте не оставляет мне выбора, кроме как принять всю его правду.
— Это то, что ты хочешь услышать? — спрашивает он, растягивая губы в оскале. — Потому что я могу сделать целую перекличку разврата и греха, которой могу поделиться с тобой.
— Почему? — шепчу я.
— Почему мне доставляет такое удовольствие причинять людям боль? Потому что мне это чертовски нравится, Ив. Это единственное, что заводит меня так сильно, как это делаешь и ты, — наступает ужасная, затяжная пауза. — Спасение меня теперь кажется немного бесполезным, не так ли?
Я знаю, что он делает. Данте бросает мне вызов отвернуться теперь, когда поделился своим ужасным секретом.
— Такие мужчины, как я, не занимаются любовью. Мы берем то, что хотим, а потом уходим.
— Ты закончил брать то, что хочешь от меня?
Я презираю боль, которую слышу в своем голосе. Как я могу все еще хотеть его после всего, что он мне только что сказал? Это человек, который процветает за счет убийства людей.
— Если я не уйду сейчас, то в конечном итоге причиню тебе боль.
Он опускает руки, чтобы застегнуть джинсы, в то время как я хватаю серый клетчатый плед со спинки дивана, чтобы обернуть его вокруг своего тела.
— Возможно, я не понимаю, каково это — убивать и наслаждаться этим, Данте, но я знаю, каково это — быть сломленным внутри.
— Думаю, у нас могут быть разные понятия о том, каково «быть сломленным», — усмехается он, беря свой мобильный с моего кофейного столика и набирая быстрое сообщение.
— У тебя не должно быть из-за этого чувства преимущества.
— О, я думаю, что должно.
Я смотрю, как он надевает туфли и направляется к двери.
— Остановись, — тихо говорю я. Но его рука уже на ручке. — Пожалуйста, Данте, я не хочу, чтобы ты уходил, — он открывает дверь.
— Я люблю тебя.
Эти три слова слетают с моих губ, словно запоздалая мысль, но они — красноречие, завернутое в простейшие идиомы, соединяющие мой пыл и желание к нему так безупречно, что я ловлю себя на мысли о том, почему я никогда раньше не говорила их ему. Я наблюдаю, как он в замешательстве морщит лицо. И вот, меня осеняет. Данте думает, что не заслуживает любви. Не сейчас. Никогда. Он причиняет людям боль, потому что это все, что он когда-либо знал. Ему никогда не показывали альтернативы.
Я подхожу к нему, беру за руку и веду в свою спальню. Он охотно следует за мной, даже покорно, но как только мы переступаем порог, Данте прижимает меня к ближайшей стене и пытается вернуть хоть какое-то подобие контроля, наматывая мои волосы на свои кулаки и прижимаясь всем весом своего тела к моему.
— Как ты можешь любить меня? — рычит он. — Как это вообще возможно? Я украл, похитил тебя, причинил боль, показал свое истинное я…
— Может быть, я вижу больше, чем это. Может быть, несмотря ни на что, я все еще думаю, что ты достоин любви.
Мгновение он пристально смотрит на меня, прежде чем стягивает плед и подхватив меня на руки осторожно кладет на центр кровати. Быстро раздеваясь, он устраивается у меня между ног.
— Хотел бы я быть тем мужчиной, которого ты видишь во мне, — стонет Данте, утыкаясь носом в мою шею.
— Ты станешь, — говорю я, немного ослабляя тяжесть в его глазах своей уверенностью. — Потому что я отказываюсь видеть кого-либо другого.
Данте целует меня, переплетая наши языки в глубокой, восхитительно медленной борьбе, от которой я извиваюсь на простынях. Я провожу руками по твердому узлу мышц на его спине, когда он приподнимается на локтях и снова зарывается пальцами в мои волосы, его эрекция прижимается к моему лону. Обхватив ногами его талию, я широко открываюсь ему, и он легко скользит внутрь, покусывая мою шею, обжигая своей щетиной мою щеку, когда двигает бедрами вверх, медленно, очень медленно, вводя в меня каждый сантиметр своего идеального члена. В его прикосновениях есть нежность, которой я никогда раньше не знала. Он так старается дать мне то, о чем я его просила, и я ловлю себя на том, что люблю его за это еще больше.
Мы устанавливаем умеренный ритм, он так глубоко проникает в меня, что я чувствую прикосновение кожи к коже, Данте постоянно меняет свое положение, чтобы убедиться, что нижняя часть его живота намеренно касается кончика моего клитора. В то же время я чувствую, как дрожит его тело, когда он изо всех сил пытается сдерживаться. Он убирает руку из моих волос, чтобы вцепиться в ближайшую наволочку так крепко, что костяшки пальцев белеют, когда его стоны наполняют тишину моей комнаты.
— Посмотри на меня, — выдыхает он, и я делаю именно это, смотрю на эти темные радужки с их редко встречающимися золотыми крапинками, так напоминающими о душе этого человека. Как путеводные огни в море тьмы. — Ты для меня все, Ив Миллер, — заявляет Данте. — Если бы я считал себя способным произнести эти три слова, я бы вернул их тебе, клянусь.
— Все в порядке, — шепчу я, крепче обнимая его за шею. — До того времени я буду любить достаточно за нас обоих.
Он наклоняет свой рот к моему, продолжая входить в меня в этом божественном темпе, занимаясь любовью с каждой частью моего тела своими словами, своим членом и языком; усиливая удовольствие до тех пор, пока ни один из нас не может больше сдерживаться.
Мы кончаем вместе под звуки моих тихих криков и его звериного рыка, мои ногти оставляют неровный красный след на его спине, когда Данте снова и снова стонет в мои волосы, останавливаясь только тогда, когда изливает в меня каждую каплю своего семени. И в этот момент нет никаких нарушенных правил или скомпрометированной морали, никаких осложнений или греха.
Единственное, что здесь имеет значение — это мы сами.
Глава 30
Ив
— Слишком много прощаний, Данте, — мягко упрекаю я его, наблюдая, как он одевается в третий раз за сегодняшний день, награждая меня не менее эротичными действиями обратными стриптизу.