Страница 19 из 26
Рядом с лавочкой — настоящий птичник. Старик расставил веером клетки, в которых поют, чирикают и даже, кажется, разговаривают множество попугаев самых разных размеров. Не хочешь обзавестить попугаем — можешь купить дюжину цыплят.
Стрелки приближаются к пяти. Развозчик круглых лепешек и булочек прислоняет свой велосипед к стене. Владелец магазина вешает замок. Таксист не соглашается везти даже на аэродром. Трое молодых людей поспешно жмут руку и, не окончив беседы, расходятся. Вот-вот грохнет артиллерийский выстрел, и весь Каир, точнее, весь мусульманский Каир, начнет есть. В дни рамадана верующий не должен принимать пищи от восхода солнца до заката. Даже сглотнуть слюну — грех. Но как это ни трудно, он все же должен работать.
Улица Замалека
Каир ранним утром
Говорят, что рамадан приносит пользу телу: оздоравливаются желудок и дух. Богатые, например, становятся добрее к бедным, потому что остро чувствуют, что такое голод. Я спрашивал знакомых арабов, не наносит ли такой пост ущерб производству. Они утверждали, что нет.
Но вот прошло полчаса с того момента, когда выстрелила пушка. Город оживает. Рядом с кафе люди устраиваются играть в шашки; часто эти шашки сделаны из пробок от бутылок. У одного — пробки от кока-колы. У партнера — от пепси-колы. С удовольствием раскуривают первую за день сигарету или кальян. Молодые собираются у витрин магазинов или автомашин — они подпевают радиоприемникам, пританцовывают, смеются. Начинает работу продавец цветов, а владелец мясной лавки сейчас не чувствует себя виноватым: попробуй весь день простоять у огромных бараньих туш, которые невольно будоражат аппетит прохожих.
Самые занятые полицейские
Если гулять по Каиру, то улицы помимо вашей воли выведут вас на берег Нила, а потом к центру. Зама-лек связан с центром двумя мостами. Из тысячи ста полицейских Каира гем, кто стоит у моста, работы больше всех. Каждый водитель, сообразуясь со своими собственными правилами, пытается быстрее проскочить через Нил. И беда, если вдруг посредине моста заартачится верблюд или ослик. Тогда пробка! И рассосется она не скоро — ни гудки десятков автомашин, ни сердитые выкрики шоферов тут не помогают. Королями транспорта здесь чувствуют себя только автобусы. Увешанные (особенно в часы «пик») пассажирами, наклоненные непомерным грузом на правый бок, они мчатся на огромной скорости. Их побаиваются даже дерзкие, отчаянно смелые таксисты.
Но вот мост позади. Справа — темная с отсветами огней река, по ней медленно идут баржи и речные пароходы. Слева — набережная, на ней — бывший дворец египетского паши. Но набережная Нила знаменита не только этим. Здесь расположено новое великолепное здание радио и телевидения. В новых стенах и программа изменяется. Ведь до недавнего времени голубой экран чуть ли не целиком оккупировали ковбои и голливудские красавицы, дюжинами отправлявшие на тот свет своих вышедших из милости фаворитов. Недалеко от резиденции коротковолновых передатчиков расположена серая громадина здания Арабского социалистического союза.
Когда витрины гипнотизируют
Если повернуть налево от здания Арабского социалистического союза и пройти мимо Египетского музея, который отдыхает в полной темноте, то попадешь в центр города. Не верится, что когда-то в Каире был грандиозный пожар — 26 января 1952 года загорелась бензинная станция. Пожар охватил близлежащие улицы. Это был стихийный протест каирцев против короля Фарука, против нищеты, бесправия и засилья чужеземцев. Сейчас нет никаких следов пожара. Только полыхают рекламы — они здесь красивее, чем в любом городе Европы, потому что неон заключен в причудливые формы арабской вязи.
Ореол реклам придает несказанное очарование центральным улицам — 26-е июля и Талаат Харб. Хочется зайти в магазинчики, где продаются платья и костюмы самой последней моды. Хочется выпить чашку кофе в чистеньких и маленьких — всего с тремя столиками — кафе. Соблазнов много ночные клубы, кинотеатры (их в Каире около сотни), рестораны с арабской, индийской, китайской и европейской кухней. Вот прямо на улице на огромном вертеле вращается туша. Она дымится, источает удивительный аромат-тут же наготове с огромным ножом стоит повар, и, будьте уверены, он отрежет самый вкусный кусок.
Витрины магазинов, кафе, авиакомпаний обладают чудовищной силой: они заставляют не замечать, что происходит вокруг. Мальчишка бежит со щетками и предлагает довести до блеска ботинки. А владелец ботинок вперился в позолоченный спальный гарнитур, который наверняка стоял в каком-нибудь дворце. Разносчик газет пытается остановить внимание прохожих, сообщая: «В Гане переворот… США решили прекратить поставки ОАР пшеницы…» А человек, не могущий дня прожить без политики, здесь, в центре, среди мира огней, изучает кофейный сервиз из кованого серебра. Он не замечает и ребятишек, которые собирают окурки или просят бакшиш.
Я прочитал брошюру «Статистическое исследование детского бродяжничества». В ней говорится: «Мы уже установили, что малолетние преступники, обвиненные в бродяжничестве, в большинстве случаев собираются в районах, расположенных в центре Каира. Это, может быть, объясняется тем, что центр Каира является самым богатым, наиболее привлекательным и наиболее людным местом, где расположены магазины, увеселительные места, кафе, бары и т. д.».
Там, где не так много света
Прийти в себя от блеска и красоты можно только в конце улицы Талаат Харб. С древнего минарета раздается успокаивающий, печальный голос муэдзина. Микрофон возносит молитву над площадью. Напротив — здание оперы, где впервые была поставлена «Аида». За театром начинается старая часть города. И там уже не так много света. Правда, старожилы говорят, что несколько лет назад в Каире произошло перераспределение света. Центр вынужден был передать часть своего блеска другим районам города. И от этого он якобы стал менее элегантным. Я бы этого не сказал. А что касается окраин, то это особый разговор.
Окраина строится. И это очень важно. Арабы с гордостью показывали мне районы Гелиополиса, где много больших домов для рабочих, служащих, интеллигенции. Дома окружены просторными газонами, магазинами, детскими площадками. А самое главное — они дешевы. Благоустраиваются старые районы. Как-то я прочитал объявление в газете о том, что продается тюрьма. Вот так штука! Кто же купит ее? Оказывается, городские власти постановили уничтожить тюрьму. Она портила вид, мешала работам по реконструкции района. Тюрьму решили разрушить, а железные решетки, камень, кирпич продать строительным компаниям. Говорят, что торговля шла успешно.
Насколько важны работы по благоустройству города, можно понять, только побывав в старых кварталах. Ширина улиц там не больше двух метров. По ним трудно проехать. Улицы служат продолжением жилья. Здесь торгуют, разжигают костры, когда ночи особенно холодны, едят. Парикмахеры стригут и бреют, прислонив зеркальце к стене. Тут же повозка, с которой с грохотом разгружаются железные трубы. Конечно, такие улицы доживают свой век. Они будут изменены, расширены и благоустроены.
Но мне хочется, чтобы остался Хан эль-Халили. Он тоже узок, неудобен, мрачноват и грязноват. Но Хан эль-Халили — это музей. Это что-то совершенно невероятное. Здесь рядами локтем к локтю сидят золотых и ювелирных дел мастера. Они гранят алмазы, удивительной чеканкой разрисовывают серебряные кувшины, создают такие браслеты и ожерелья, которые зачаровывают женщин. Если исследовать методы работы ремесленников, украшавших могилы фараонов, то нужно идти в Хан эль-Халили. Положи в Египетский музей любое колечко, любую тарелку, сделанную даже пятнадцатилетним мастером из Хан эль-Халили, — и их не отличишь от оригиналов, собранных во время раскопок. В этот район Каира можно ходить сто раз, можно провести там тысячи часов — и никогда не устанешь. Столь удивительная, потрясающая красота создается в этих почерневших, тесных, старых мастерских с наковаленками и молоточками, которые издают серебряный, тонкий звон, выковывая настоящие произведения искусства.