О.М.Б. Том 1. Пепел власти

Глава 2

Рыжая увидела впереди реку и облегченно вскрикнула.

Краем глаза я успел заметить, что река небольшая, а значит, скорее всего здесь нет сильного течения и она неглубокая. С одной стороны, хорошо — рыжая без труда сможет ее перейти, но с другой — волки тоже могут ринуться следом.

Как раз в тот самый миг, когда волки нас уже почти настигли, рыжая без раздумий бросилась в реку.

Неожиданно река оказалась холодной и глубокой, хоть и узкой, но зато течение спокойное, это обнадеживало.

Рыжая держала меня наполовину в воде. Меня вновь начало подмывать разрыдаться, но на этот раз я каким-то чудом совладал со своим младенческим телом. Рыжая что-то взволнованно сказала, приподняла меня над водой и повернулась.

— Ахасе гай! Ахасе! — громко и сердито крикнула рыжая, заставив меня повернуть голову.

Я увидел волчью стаю на берегу. Они все были здесь — те же что и вчера. Никто из них в воду лезть не осмелился. Некоторые из них злобно рычали, кто-то несмело трогал воду лапой, некоторые даже заходили в воду. Но чувствуя, что дно резко уходит вниз, тут же выходили на берег.

В детстве я любил смотреть передачи про животных, знал, что волки умеют плавать, но они не станут преследовать добычу вплавь, если только совсем не оголодали. А эти волки, кажется, или плавать вовсе не умели, или боялись воды. Потому что, увидев, что мы переходим в реку, они резко потеряли к нам интерес и начали уходить.

Рыжая в край осмелев, теперь улыбалась и продолжала что-то кричать волкам, а сама потихоньку переходила реку.

В какой-то миг ей пришлось замолчать, так как река становилась глубже и глубже и доходила ей до рта. Она несла меня над головой, стараясь не намочить, но я все равно уже был мокрым. И даже хорошо, хоть какие-то водные процедуры.

На середине реки рыжая набрала в грудь побольше воздуха и погрузилась в воду с головой, продолжая идти. Я и сам оказался по шею в воде, но голова оставалась снаружи. Когда мы пересекли середину реки, рыжая вынырнула, тяжело задышала и что-то радостно заговорила. Кажется, обсуждала наше спасение.

Я внимательно слушал, хоть ничего и не понимал. Но зато понимал, что мне все равно придется учить этот язык, поэтому почему бы не начать это делать уже сейчас. Мало ли, а вдруг что-то запомню или пойму.

Когда мы вылезли из воды, стало еще холоднее. Рыжая вытащила меня из мокрой тряпки, затем сняла свой плащ и закутала меня в него. Стало немного теплее. Зато она теперь так дрожала, что я слышал, как стучат ее зубы даже на расстоянии.

Рыжая оставила меня на поляне у берега, а сама принялась собирать хворост неподалеку и сооружать костер. Делала она это весьма неумело, по всей видимости, раньше ей не приходилось делать подобного, но она справлялась, ломала ветки и складывала их в кучу.

Затем она села над хворостом, закрыла глаза и застыла. Колдует, видимо.

Я к тому времени уже немного согрелся. Рыжая же продолжала выстукивать зубами дробь и трястись, как осиновый лист на ветру. Костер бы нам конечно не помешал.

Вчера у нее неплохо получилось поджечь палку, а вот сегодня ей пришлось сидеть так довольно долго. Было видно, что у нее ничего не выходит. Она хмурила брови, тяжело вздыхала, растирала руки, пыталась подпалить отдельную веточку. И у нее даже кое-что вышло, эта веточка затеплилась, заплясали искры, завился к небу дымок. Рыжая начла дуть изо всех сил, но как бы она ни старалась, огонь так и не появился, а вскоре и искра погасла.

— Тео, — серьезно посмотрела она на меня, — май хе ту кдори. Ита креса. Креса! — на последнем слове она вскинула руки, явно призывая меня к чему-то.

Да в общем-то, догадаться было несложно к чему — она хотела, чтобы я разжег костер. Странно, что взрослая девица просит об этом младенца. Да и еще с такой уверенностью, что я ее понимаю. Может, в этом мире младенцы сразу рождаются с развитым мышлением и знаниями? Нет, бред какой-то.

Я сосредоточился на костре, слабо представляя, как я должен его разжечь. Я мысленно повторял то слово, что сказала она:

«Креса. Креса. Креса-креса-креса!» — это не помогало.

Для себя решил, что это слово — заклинание, что оно сработает так же, как и вчера с щитом. Но, по всей видимости, магия здесь не так работала, а рыжая говорила о чем-то другом.

Я вспомнил в подробностях, как мне удалось создать щит. Я тогда ощущал нечто, что не испытывал раньше никогда. Может в этом дело? Может, просто стоит вызвать это чувство? Но и это оказалось не так уж просто. У меня ничего не выходило.

Рыжая жалобно что-то произнесла и принялась растирать руки. Бросила в мою сторону грустный взгляд, что-то сказала, словно бы молила скорее разжечь костер.

В этот миг я вдруг понял, что она знает, что я не ребенок. Она говорит со мной не как с младенцем, смотрит не так, как на ребенка и больше того — она рассчитывает на меня, просит о помощи. Разве кто-то в своем уме станет просить младенца о помощи? Нет, рыжая знала, куда больше, чем я мог подумать. Возможно, она даже знала кто я. А еще она была уверена, что разжечь костер мне под силу в отличие от нее.

Я вновь сосредоточился на хворосте. На этот раз решил использовать методику визуализации — как в тех дурацких тренингах, которые наша компания устраивала для своих подчиненных ежегодно. Как по мне — бесполезная ерунда, но это было модно и подчиненным нравилось.

Я посмотрел на сухие ветки и представил, как они загораются, как начинает виться к небу дым, как от него исходит жар, согревает меня своим теплом.

Я так увлекся, что даже не сразу понял, что мне стало теплее. И в это миг костер еще не горел, но уже начал дымиться и потрескивать.

Рыжая радостно вскочила, захлопала в ладоши, как ребенок, и бросилась собирать палки побольше и подкидывать их в огонь.

Я перевернулся на живот и уставился на яркое пламя. Если я могу вытворять такое в младенчестве, на что я буду способен, когда выросту? Чувствую, меня впереди ждет интересная и весьма насыщенная жизнь.

Рыжая накидала в костер дров, а после принесла еще и сложила неподалеку.

Затем она взялась за меня. Высвободила из плаща, оторвала подол своей юбки и переложила в него. Он был еще влажный, но зато чистый в отличие от пеленки. Саму пеленку она сполоснула в реке и повесила на ветку сушить.

Затем рыжая взяла меня на руки и принялась снова кормить хлебом и поить водой. Странно, но хлеб не размок в реке, а наоборот, практически превратился в сухарь. Видимо, тоже какая-то магия.

Вдруг рыжая ойкнула и скривилась от боли. Я почувствовал, как свободной рукой она схватилась за живот.