Страница 39 из 113
Вошел молоденький адъютант из курсантов и, подавая Ворошилову конверт, радостно промолвил:
— Долгожданное известие из Кронштадта. Передано лазутчиками.
Ворошилов торопливо разорвал конверт, извлек из него несколько листков, исписанных мелким почерком, прочел их про себя, сказал:
— Донесение от Ковалева… Сообщает, что стрелковый полк, расквартированный в Кронштадте, отказался присоединиться к мятежникам и не позволил себя разоружить. Полк заявил, что он нейтрален. Ковалев называет два номерных форта, гарнизоны которых намерены сдаться нам без боя. В штабе Козловского орудует член Государственной думы, какой-то Кирилл Змиев. Прибыл также из Гельсингфорса бывший командир дредноута «Севастополь» барон фон Вилькен, уполномоченный международного Красного Креста. С финского берега по льду круглосуточно перевозят американские продукты. Белогвардейцы собираются выбросить на берег десант морской пехоты, захватить Ораниенбаум и в дальнейшем действовать, как подскажет обстановка. — Ворошилов понюхал пальцы, затем конверт. — Странно, донесение пахнет дамскими духами.
— Верно, доставила донесение женщина, знакомая Ковалева, — сказал всезнающий адъютант.
Иванов в сопровождении выделенных ему десяти делегатов съезда и вооруженных ручными пулеметами двух отделений курсантов, среди которых был и Лукашка, отправился в свой полк.
Вечерело, когда они добрались до гудевшей, как потревоженный улей, кирпичной казармы, тесно забитой солдатами.
Как Иванов и ожидал, полк митинговал. Ни командиров, ни комиссаров не было видно в бушующей серошинельной толпе, и никто не обратил внимания на группу военных, вошедших в помещение, затянутое синими облаками едкого махорочного дыма.
На грязном расшатанном столе, заменявшем трибуну, топтался подвыпивший стрелок в рваной расхристанной шинели. Ноги его, в обмотках, были худы как палки. Стрелок что-то кричал, но что — разобрать было невозможно, слова тонули в пчелином гуде возбужденных голосов.
Новый командир полка и сопровождавшие его люди с трудом протиснулись вперед. Иванов услышал:
— Променяли Колчака на губчека…
— Ах ты, подлая шкура! — Работая локтями, Иванов пробрался к импровизированной трибуне, столкнул оратора, изо всей силы ударил кулаком по столу и заорал: — Встать!
Все это произошло столь неожиданно, что красноармейцы, сидевшие на скамьях, на подоконниках и на койках, проворно вскочили на ноги. Переглядываясь друг с другом, они поспешно затягивали ремни на рубахах распояской, застегивали вороты.
— Я назначен к вам командиром полка, — громко объявил Иванов, читая в глазах, обращенных к нему, все, что думают о нем сейчас люди.
— Вон оно что, — раздался одинокий насмешливый голос.
— Я делегат партийного съезда. Меня и моих товарищей прислал сюда Ленин, — продолжал механик своим зычным басом.
Понемногу крики стали стихать, и механик смог рассказать о резолюциях X съезда; о том, что решено всемерно идти навстречу крестьянам. Продразверстка отменяется, вводится продналог. Сумма налога будет объявляться крестьянам до весеннего сева.
— Вот это то, что надо, — радостно сказал голос из толпы.
Настроение переломилось. Иванов сказал, что на полк возложена почетная революционная задача — идти на штурм контрреволюционной крепости.
— Вот те и на! — крикнул кто-то и залихватски свистнул.
Вперед протолкался косолапый мужичонка в длинной, не по росту, шинели, поднял руку: безымянного пальца у него не было, видимо оторвало пулей.
— Дозвольте… вопросик?
— Говори.
— Со льду на небо не вскочишь и в землю не закопаешься… Интересуемся, кем возложена такая смертоубойная задача?
— Ах вон оно что… Командованием, партийным съездом, — ответил Иванов.
— Значит, коммунистами? — допытывался настырный мужичонка.
— Да, коммунистами.
— А в крепости до власти дорвались беспартейные — наш брат. Мы тоже беспартейные, беспартейные и беспортошные, — смакуя слова, не унимался мужичонка. — Не пойдем мы сражаться против своих брательников, попутали кровушки, будя. — Оратор оглянулся на красноармейцев, ожидая поддержки.
— Не пойдем, не желаем идти против своей беспартийной власти, — зажужжали десятки голосов.
— Во главе мятежников стоит генерал Козловский, крепость кишит офицерьем, монархистами, эсерами, меньшевиками. Стоит ли родниться с Козловским? — насмешливо спросил Иванов. Его слова и язвительный тон произвели впечатление, толпа опять притихла.
На стол вспрыгнул низкорослый бородач. Задыхаясь от волнения, испятнавшего его впалые щеки, крикнул:
— Как же так наступать — матросы вокруг острова Котлин лед взорвали, кругом вода, а я, к примеру, плаваю как топор! Што ж мне, за здорово живешь идти на дно раков харчить?
— Я тоже не Сус Христос, прохаживаться по воде необученный! Потопну, никто и не увидит, как душа выйдет.
— Одним словом, на каменные стены не полезем, и точка, — решительно донеслось из гнетущего полумрака казармы.
— Точка, запятая, восклицательный знак! Бей его, ребята, я его знаю, — зашумел краснорожий детина и поднял над обнаженной бритой головой механика чугунно-грязный кулак.
Механик со злостью, всегда удваивавшей его силы, схватил детину за широкую кисть руки и, выворачивая ее, с силой рванул книзу. В наступившей тишине все услышали сухой треск кости. Детина по-бугаиному замычал и, медленно приседая, опустился на замусоренный пол.
— Я у Колчака служил, так и там никогда не били, а тут комиссар руки ломает, — со стоном бормотал детина.
— Не били потому, что ты сам, наверное, других порол! — крикнул один из делегатов, прибывший с Ивановым.
Неожиданно толпа расступилась, и сквозь образовавшийся живой коридор, тенькая шпорами, прошел вперед молодой человек в кожаной тужурке, красном галифе, подшитом потертыми леями из желтой кожи, и хромовых сапогах на высоких подборах.
— Что за шум, а драки нет? Ты откуда взялся и кто такой будешь? — обратился молодой человек к Иванову.
— Я командир полка, — вызывающе ответил механик.
— Командир полка здесь я, меня назначил предреввоенсовета Троцкий. — На выбритой левой щеке молодого человека темнел, наливаясь кровью, схожий на тавро, круглый осколочный шрам.
— Вот вы-то мне и нужны. Утихомирим вашу ватагу и пойдем, сдадите мне полк. Вас назначил Троцкий, а меня Ворошилов.
— Арестовать, вывести к забору и расстрелять к чертовой матери, как контру, — приказал молодой человек.
С полдюжины цепких рук потянулись к механику.
— Ну вы, полегче, — в сердцах пробормотал Лукашка, снимая с ручного пулемета предохранитель.
— Полк, стройся!.. Пойдем в крепость сдаваться. Вопрос решен окончательно и бесповоротно! — звонким офицерским голосом, привыкшим повелевать, закричал молодой человек.
Люди, набившиеся в казарму, все до одного переступили с ноги на ногу, не решаясь сделать первый шаг.
— Коммунисты, ко мне, — скомандовал Иванов, становясь спиной к стене и быстрым взглядом окидывая возбужденную толпу, выискивая в ней единомышленников. — Вы слышали, что приказал вам предатель? Он велел вам построиться и идти сдаваться на милость генерала Козловского. Но этому никогда не бывать, если есть в полку хоть один коммунист. Собаке собачья смерть. — В руке Иванова мелькнул новенький синий наган, сухо щелкнул курок — осечка; еще щелчок — опять осечка. Иванов выругался.
— Что ты делаешь? — пытаясь раскрыть коробку маузера, успел крикнуть молодой человек, но здесь пуля из нагана свалила его под ноги расступившейся толпы. Кровь струей ударила из затянутой черной кожей груди предателя.
— На тот свет отовсюду одна дорога, — примиряюще сказали из толпы.
— Теперь за него на том свете провиант получать будут.
— Коммунисты, ко мне! — тихо повторил Иванов, и тотчас вокруг него собралось человек сорок настороженных, готовых на все людей. — Смутьянов арестовать и препроводить в трибунал, да не забудьте вон того кривоногого бородача, — механик кивнул на угрюмого красноармейца, пустившего слушок о том, что вокруг крепости взломан лед; словно оцепенев, красноармеец не спускал испуганных глаз с холодеющего лица своего поверженного вожака.