Разожми ладонь

Когда он выбирается из машины и кривит рот в злой усмешке, тело уже слабо поддаётся контролю, но я держусь из последних сил, чтобы не вынести ему челюсть, сделав так, что бы он навсегда забыл, как улыбаться. За семь лет моя злость к нему так и не перестала разъедать душу, а только сильнее нарастала на сердце, как плесень.

— Я уже давно не тринадцатилетний мальчишка, поэтому в этот раз вам придётся приложить максимум усилий, чтобы заткнуть мне рот, — пытаюсь сосредоточиться и не поддаться ярости, которая выжигает меня изнутри.

— Маленькая собака по жизни щенок. Надеюсь, это ты уяснил за эти годы? Ты всего лишь щепка в этой лесопилке жизни, — подходит ближе, сокращая между нами дистанцию и обдаёт меня шлейфом дорогого пойла, которого в этом теле не меньше литра. Осмелев от повышенного градуса и пары-тройки буйволов у себя за спиной, продолжает меня провоцировать. — Мелкий жалкий воришка, которого я когда-то пригрел в своём доме. И я ничуть не сожалею о том, что у второго такого, как ты, не осталось шансов на жизнь, потому что дворняга никогда не родит породистое потомство.

Действительность смещается, отправляя меня в прошлое на несколько долгих минут, в которые я не слышу ничего, кроме шума. Гнев горечь и боль накрывают меня с головой, как цунами, а мозг вновь и вновь включает на быстрой перемотке пленку с воспоминаниями.

300..2014г.

— Сынок, скажи честно, ты брал эти деньги? — Мама села рядом со мной на край кровати и приложила свою холодную ладонь к моему пылающему лбу.

— Я ничего не брал, — обижено произнёс, отвернувшись к стенке. — Если ты веришь ему больше, чем мне, тогда я попрошу тебя оставить меня в покое и больше не заходить в эту комнату.

— Павлуш, что ты такое говоришь? Конечно я верю тебе, — мама резким движением стряхнула в руке градусник и сунула его мне под мышку. — Я просто не понимаю, куда они могли деться. Сумма ведь очень большая, чтобы она могла вот так просто испариться. Александр Владимирович очень зол. Я понимаю, что ты его не любишь, но раз уж мы здесь, пожалуйста, попробуй вести себя с ним немножечко сдержанней. И с Сережей тоже. Зачем ты опять его избил?

— Потому что я видел, как он разговаривал с тобой, — я повернулся к маме лицом и сел в кровати, не сдержав эмоций. — Почему ты позволяешь ему так с тобой общаться?

— Его можно понять, он скоро станет не единственным ребёнком у своего отца, ему это нелегко принять. Поэтому он злится на меня. Но, когда родится ваш общий брат, я уверена, что он смягчится. Ему просто нужно время.

— Вообще-то я тоже стану не единственным сыном, но почему-то не позволяю себе совершать такие поступки.

— Эх, Паша, — мама с любовью улыбнулась и легко потрепала меня за волосы, прижав к себе. — Как хорошо, что у меня есть ты. Понимающий, любящий и храбрый защитник.

В маминых объятиях всегда было уютно, вот только не спокойно в последнее время. Ее глаза потухли, улыбка на лице все чаще казалась натянутой, а на лице с постойной регулярностью просматривалась тревога. В своём детском возрасте я не сразу придал значения тому, почему ее стройную фигуру так редко стали подчёркивать открытые красивые платья, и все чаще кожу скрывали водолазки с высоким воротом и классические брюки.

— Опять температура, — щёлкнув языком, мама покачала головой и потянулась к тумбочке за жаропонижающим. — Сейчас я попрошу Зину Аркадьевну сварить тебе витаминный морс.

— Мам, — обратился, поймав ее за руку.

— Что?

— Скажи честно, он тебя бьет?

— С чего ты взял? — Мама напряглась и отвела взгляд, еле выдавив на лице улыбку. — Глупости какие! Нет, конечно.

— Тогда, что это? — я резко задрал рукав водолазки, под которым скрывался большой темный синяк, и Мама поспешно вскочила с кровати.

— Случайно ударилась, — протараторила и попятилась к двери. — Не бери в голову. Отдыхай. Как будет готов морс, я тебе принесу.

От высокой температуры накатила ужасная слабость, глаза слипались против воли, и организм требовал крепкий долгий сон. Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я в него провалился, но резкий удар за дверью заставил меня проснуться.

Когда подошёл к двери, услышал голос своего отчима, который снова где-то набрался. И тихий успокаивающий шёпот своей мамы:

— Саша, тише, пожалуйста, — мама держала в руках кружку и пыталась успокоить своего громкого мужа.

Я немного приоткрыл дверь и теперь наблюдал за ними сквозь узкую щель.

— Я у себя дома! Как хочу, так и разговариваю, а ты не смей меня затыкать!

Он еле стоял на ногах, опираясь руками на лестничные перила, перегородив маме дорогу.

— Твой сын стащил из моего сейфа большую сумму денег, и если сейчас эти деньге не будут лежать у меня в кабинете, я заставлю его принести мне их в зубах.

— Он их не брал! — мама ответила тихо, но твёрдо. Настолько, что я был уверен, что она мне поверила.

Его деньги я действительно не брал. Он это прекрасно знал, как и то, что я никогда не просил денег у матери, зная, что она возьмёт их у него. Его злила моя гордость и упрямство, я твёрдо стоял на своём и имел свои принципы, но был ещё слишком мал, чтобы обеспечивать себя самостоятельно, поэтому против своей воли был финансово от него зависим.

— Тогда кто их взял, может быть, ты? — он подошёл вплотную и положил руку на женский затылок. — Решила стащить деньги и сбежать, чтобы обеспечить себя и двух своих отпрысков?

— Саша, что ты такое говоришь? Я ношу твоего ребёнка!

— Это ещё нужно выяснить.

— Может, ты спросишь у Сергея. Возможно, он знает, где деньги.

— Ты на что намекаешь, тварь? — он с силой схватил ее за подбородок, а я больше не мог спокойно на это смотреть.

Открыл дверь и вышел в хол, но по-прежнему оставался незамеченным.

— Ты только что назвала моего сына вором!

— Я этого не говорила, — испуганно покачала головой, — я просто...

— Заткнись! — оборвал ее и с силой ударил ладонью по лицу.

— Убери руки, ничтожество! — я бросился на защиту, но тут же был отброшен, как котёнок.

— Саша, пожалуйста, не трогай его, — взмолилась мама, и я больно стиснул зубы.

Вскочил на ноги и хотел оттолкнуть его от неё, но не успел. Он сам сделал шаг мне навстречу, когда мама вцепилась ему в руку, а он с мужским напором отшвырнул ее назад, и она с коротким криком перелетела через перила, упав с высоты второго этажа на мраморный пол, на котором тут же образовалось алое пятно крови.

В груди резко что-то оборвалось и жгучей болью обдало все тело. Липкий, густой ужас обрастал вокруг меня гигантской паутиной, запутывая мне руки и ноги. Я стоял неподвижно, в глубоком ступоре, как парализованный. Хотелось кричать от нестерпимой боли, которая прорастала внутри, но не мог выдавить из себя ни звука. Чувствовал, как скользило по сердцу холодное острое лезвие ножа, как горло затопило горечью, и как бежали по щекам горячие слёзы.

Красная пелена застилает взгляд и даёт возможность распирающему гневу вырваться. Меня клинит и срывает с тормозов, приводя в бешенство.

Я уже давно не слышу, что он говорит. Он только успевает рассмеяться, как я резко поддаюсь вперед и вкладываю в удар всю силу, заглушив этот вопль.

Как невменяемый с ледяной яростью наношу неконтролируемые точные удары противнику, ломая ему кости. Я долго мечтал устроить ему персональный ад и теперь не могу остановиться.

Вспышка гнева превратилась в оружие в моих руках, и, оказавшись перед мишенью, я поспешно нажал на курок.

Один из охраны пытается ввязаться в этот замес, но тут же напарывается на мой кулак и впечатывается затылком в землю. Со вторым повторяется та же история. И я возвращаюсь к своему главному врагу.