Страница 36 из 49
Отец ненадолго пережил дочь и умер, проклиная и ее, навлекшую позор на род, и ненавистного старого Исаака, выселившего за долги семью Видалес из маленького уютного особнячка.
Первая встреча Великого Инквизитора и голодного оборванца по имени Педро Видалес произошла больше пятнадцати лет назад. Выходя из небольшого придорожного храма, куда завернул совершенно случайно, просто потому, что один из спутников его заболел, и страждущего надо было пристроить в удобное место, ибо он вовсе не был обычным смердом, Томас наткнулся на стайку дерущихся мальчишек.
Сопровождающие его всполошились, ибо не пристало Великому Инквизитору задерживаться из-за того, что дорогу перекрыл яростно визжащий клубок грязных полуголых тел. Мальчишек разогнали пинками, но один из них, изрядно избитый, только сверкнул глазами и не двинулся с места: его нога кровоточила. Один из офицеров охраны хотел было стегнуть мальчишку плетью, но Томас остановил его.
«Лет восемь-девять, породистое лицо, может быть, даже грамотен.»
-— Подойди ко мне…
Беседа была короткой, и один из сопровождающих Торквемаду вояк вскоре уехал, увозя с собой грязного вшивого мальчишку и короткую записку, написанную тогдашним секретарем Великого Инквизитора. Записка была адресована настоятелю находящегося всего в двух днях пути монастыря де Монсеррат.
Томас уже тогда был немолод, изрядно убелен сединами и достаточно мудр для того, чтобы понимать: каждый поступок совершенный публично, подобен камню, брошенному на гладь озера. Круги, расходящиеся по воде — это людские мнения и разговоры. Если применять это знание с умом, они могут принести великую пользу.
Видалес был не первым и не последним мальчишкой, подобранный Великим Инквизитором на улицах испанских городов и пристроенный в разные места. Кто-то служил при королевских конюшнях. Да, просто убирая навоз, а заодно слушая и запоминая. Кто-то обучался в монастыре грамоте и потом шел служить писцом или секретарем в знатный дом. Некоторые принимали постриг.
Вторая встреча с Педро Видалесом произошла семь лет назад в монастыре Санта Мария де Монсеррат, куда Великий Инквизитор прибыл по делам. Какой бы изумительной памятью Томас не обладал, но запомнить всех мальчишек, которым когда-либо оказывал протекцию, даже он был не в состоянии.
Юношу, следившего за ним жадными горящими глазами, он отметил сразу же. Но узнал только тогда, когда тот кинулся перед ним на колени и, целуя край парадного облачения, живо и ярко заговорил:
-— Я каждый день молюсь за вас, Ваше Святейшество!
Сам не будучи фанатиком, Великий Инквизитор чрезвычайно ценил таких людей, выделял их и приближал к себе, но тот случай был особый. Вернувшись назад, Великий Инквизитор имел длительную беседу с настоятелем монастыря, но уже не о делах и событиях в мире.
В данном случае его интересовал характер и привычки Педро Видалеса. Вот по результатам этого самого собеседования, к удивлению близких к Торквемаде людей, юноша и получил недавно опустевшее место личного секретаря Великого Инквизитора.
С точки зрения Торквемады, мальчишка был в некотором роде совершенством. В нем в идеальных пропорциях сочетались: фанатичная вера в Господа, и такая же фанатичная ненависть к евреям, довольно приличное образование и преданность лично ему, Великому Инквизитору.
Сейчас, Педро Видалес стоял на пороге, поедая глазами своего кумира:
-— Звали, Ваше Святейшество?
-— Принеси мне воды, Педро.
-— Может быть, горячего бульона, Ваше Святейшество? Вы поститесь уже третий день…
-— Ах, Педро-Педро, сколько раз тебе говорить, наше тело — лишь временное пристанище для духа. Неважно, в каком оно состоянии, главное, чтобы душа твоя была обращена к Богу.
Секретарь вышел, и Торквемада услышал, как он звонит в колокольчик, вызывая лакея. Слабая улыбка скользнула по тонким губам. Это и другие маленькие представления, играли в жизни Великого Инквизитора огромную роль. Каждый раз, независимо от числа зрителей, он наслаждался моментом.
Протянуть руку и благословить грязного мальчишку на улице — это все равно, что каждому дворянину и каждому смерду Испании шепнуть на ухо: «Великий Инквизитор добр и милостив. Душа его болит только о своем народе.»
Даже сцена для одного зрителя, как вот для этого самого Педро, имела свой потаенный смысл. Мальчишку можно резать на куски, но он никогда не сдаст своего благодетеля, не откроет ни одной самой крошечной тайны. Пойдет на преступление, ради простого «спасибо» из уст Торквемады.
Но, при этом он так же фанатично будет рассказывать всем, кто согласится слушать, сколь скромен Великий в быту, сколь часто умерщвляет плоть и как стоит ночами на коленях, моля Господа простить грехи и ниспослать милость своей пастве.
Как уже говорилось выше, Торквемада очень высоко ценил фанатиков, прекрасно умел ими пользоваться, но иногда, в мгновения каких-то неудач и слабости духа, даже жалел, что самому ему такая слепая вера не досталась.
«Сколь благостна и легка доля малых сих» -— размышлял, сидя в кресле, Великий Инквизитор, -— «И господь не зря ставит пастырями подобных мне, а не подобных этому мальчику. Ибо кто чист душой, тот почти так же чист и разумом, и не способны они вести за собой стадо.»
В Палос-де-ла-Фронтера Торквемада счел нужным прибыть лично: в последнее время донесения отсюда казались ему слишком уж спокойными. Нельзя позволять людям забывать страх перед живым воплощением воли Господа на земле — святой Матерью церковью. Когда враги веры спокойно живут и благоденствуют, самое время вразумить паству.
Сегодня днем, Торквемада присутствовал в подвале на допросе лично и… нет, он вовсе не был садистом, наслаждающимся муками еретиков. Никакого удовольствия разорванная, покалеченная на дыбе плоть ему не доставляла.
Напротив, ему всегда приходилось затыкать нос и прикрывать лицо платком, политым душистой водой, привезенной аж из самой Франции: подгоревшее мясо воняло так, что ему становилось плохо. Зато этот визит изрядно обогатит и церковь, и корону. Изабелла Кастильская будет благодарна своему духовному наставнику.
Великий даже улыбнулся, вспоминая её молодой и неопытной девочкой. Как ненасытен оказался ее разум! Как жадно она впитывала науку управления и как благодарна была учителю. Ее муж, к сожалению, был слишком мягкосердечный и недалекий.
«А может быть, и не к сожалению, а к счастью? Если бы Господь вложил в тело Фердинанда Арагонского душу настоящего владыки, кто знает, может, с ересью в стране уже было бы покончено. Но и Великий Инквизитор стал бы не так уж нужен.»
Даже сам себе он никогда не сознавался, что гораздо больше любой ереси его пугало то, что деньги давали евреям и маврам — власть. Именно её сам Торквемада ценил превыше всего в этом мире.
Разумеется, Великий Инквизитор прекрасно знал, что не все мараны истинно следуют по пути веры. Так же было ему ведомо, что многие втихаря справляют обряды своей старой веры и чтут субботу. И отречение их ложно. Он понимал, что, скорее всего, при жизни не успеет насладиться победой. Но он точно знает, что оставит своим преемникам — сильную и мощную Церковь, стоящую всего в шаге от триумфа.
А может быть, Господь смилуется и продлит дни своего сына? Ведь он почти склонил королеву к тому, чтобы час решительной битвы настал! Давно пора изгнать с благословенных земель Испании всю грязь и нечисть! Разумеется, нельзя позволить евреям вывозить с собой все, что нажили они своим непотребным ростовщичеством и коварством. Золото это должно пойти на усиление власти церкви и короны!
Лакея в кабинет, предоставленный Великому Инквизитору в одном из домов графа де Альтамира, Педро не пустил. Воду, чуть разбавленную вином, принес сам. Поставил поднос на стол и заботливо налил в тяжелый венецианский кубок розоватое питье.