Страница 28 из 49
Глава 13
Выброс адреналина был силен — Орк чудом удержался, чтобы не врезать от души в табло этому додику…
Выскочив из дома, он раздраженно зашагал по улочкам этого сраного городишки, не слишком даже задумываясь, куда именно идет.
«С-сука! Капитан, называется! Додик и есть… Такие возможности открываются, а этот чертила только и нудит, чтобы не высовывались. Ссыкло!»
Орк чувствовал и понимал, что с такими мыслями, как у этого капитанишки, ничего путного они здесь не добьются. А ведь это их шанс! Да еще какой шанс!
Больше всего в детстве, маленький Дениска любил, когда дед, чуть подвыпив, рассказывал ему о шальных девяностых:
-— Ты, малец, не понимаешь… -— дед пыхтел вонючей сигаретой возле форточки, аккуратно выпуская дымную струйку в морозный воздух. -— Идем, бывало, с Бычарой по рынку, а торгаши все ненавидят! Аж их, сук, плющит! А сделать ничо не могут… Мы же с Быком не сами по себе, за нами вся бригада стоит. Другие еще, бывало, и лебезить начинали.
Дед делал пару торопливых затяжек и продолжал:
-— «Архип, шаверму свежую хочешь?! Архипушка, я тебе кофеек заварила. Натуральный!» -— нарочито писклявым голосом дед передразнивал прогибающихся торговцев.
Денис слушал воспоминания старика с каким-то замиранием в душе, у самого у него отношения в классе складывались более, чем хреново. Иногда, перед сном, он представлял себе сладостные картины собственного могущества: как он заходит в свой второй, а теперь уже и третий класс, и все вокруг начинают лебезить. А Димон Соболев, кивнув ему, как равному, сдвигает ноут на парте и говорит:
-— Садись.
Увы, реальность сильно отличалась от романтических грез…
Дед работал автомехаником в гараже и пользовался уважительной кликухой Петрович. Так же точно его звала и бабушка. Вот с ней отношения у Дениса не срослись. Она частенько ворчала на него за лень, за невыученные уроки. За банку, привязанную к хвосту кошки, он и вообще получил оплеуху.
Дед бабушку побаивался. Не то чтобы она как-то обижала его, но верховодила в семье, совершенно очевидно для всех, именно Марья Ивановна. И подрастающий Денис не понимал, как дед, такой крутой мужик, мог прогнуться перед этой занудой?!
Выпив, дед становился словоохотлив, и Дениска ловил эти моменты, чтобы приобщиться к чему-то сильному, свободному, мощному, не слишком понятному для него самого, но такому увлекательному.
Смерть деда была одним из самых сильных впечатлений детства Дениса.
Каникулы всегда прекрасны сами по себе.
Бабушка уехала на три дня к какой-то своей подруге в другой город. Родители, спихнув сына деду, умотали на выходные в санаторий. Пользуясь отсутствием жены, Петрович не на шутку разошелся, и на второй день гостевания вместо нормального обеда, оставленного в холодильнике бабушкой, Денис получил огромную коробку мороженого. А пьяненький, расхрабрившийся дед курил прямо на кухне за столом, не утруждая себя даже открытием форточки.
-— Эх, Денис-Денис… Малек ты еще! Ничего-то ты еще не понимаешь… А ведь какие времена были! Какие возможности у всех!
Дед как-то странно поперхнулся, закашлялся, заперхал, неглубоко дыша и держась за сердце, а потом медленно-медленно сполз на пол с кухонной табуретки. В пепельнице дымилась сигарета, приторный вкус шоколадного мороженого растекался во рту, и Денис не сразу осознал, что деда больше нет…
Потом были слезы в подол пожилой соседки тети Вали, бесконечные звонки бабушке и родителям, какие-то разговоры по телефону, из которых рыдающий Денис не понимал большую часть.
После был морозный день и открытый гроб возле крематория, молчаливо дышащие паром незнакомые люди, сильно постаревшая и осунувшаяся бабушка, плачущий отец…
Сейчас, вот именно сейчас, в эту самую минуту, Орк чувствовал, как, невероятно выгнувшись, судьба подкинула им огроменный шанс!
«Эти суки все просрут! Такая удача раз в жизни бывает, а они просрут…»
Эмоции зашкаливали так, что Орк, оглядевшись и поняв, что отошел от дома далеко, схватил за плечо ближайшего прохожего, и попытался выяснить, где найти проститутку — так выплеснуться легче всего. Требовалось сбить нервный напряг и обдумать, как лучше взять за дело. Оставаться рядовым бойцов и ходить под Цинком, а теперь еще и под этим додиком Римом, Орк не собирался.
Перепуганный мужик пытался спихнуть руку Дениса с предплечья, чем вызвал дикое раздражение:
-— С-с-сука! Нормально, давай, говори! Чо ты мне тут лепечешь — «не понимать»?
Язык самого Орка был далек от совершенства, но страх, очевидно, заставил мужика соображать быстрее. Оставив попытки вырваться, он робко уточнил:
-— Пута?
-— Точно! Пута, пута, они самые!
Бордель, прямо скажем, роскошью не поражал. Да и девки, все, были какие-то мятые и сонные. Но раздраженному Орку сейчас было все равно. Хозяйка, пожилая жирная баба с раскрашенной мордой, видя раздраженного клиента, суетилась и покрикивала, обращаясь к девкам.
Поворачиваясь к Орку, выдавала приторные улыбки и любезно лепетала:
-— Сеньор… Сеньор, вот Мари… -— дальше шел какой-то стрекот на местном, в котором Денис не уловил ни одного знакомого слова.
-— Заткнись, -— раздраженно рявкнул он на хозяйку.
Та испуганно вслушалась в незнакомую речь, а потом, похлопав девку по щеке, заставила ее широко открыть рот, и, тыча туда пальцем, что-то тихонько прошептала.
До Орка дошло.
-— Ну, нихера себе, -— присвистнул он, внимательно разглядывая молоденькую девицу, у которой были полностью удалены зубы. -— А ничего так, свеженькая еще...
Он даже улыбнулся, поманив пальцем ее и еще одну, с роскошными сиськами.
-— Терсьопельом!
-— Чо? — Орк даже развернулся, пытаясь уловить смысл.
-— Терсьопельом! — ласково повторила «мамка».
Несколько секунд Денис соображал, и наконец, до него дошло — это слово обозначает «бархатный». Получается — бархатный минет?! Ну, что ж, попробуем!
Первый конфликт произошел, когда Орк попытался рассчитаться незнакомыми тетке монетами. Впрочем, покрутив ее в пальцах, она оценила и четкость чеканки, и золотистый цвет, и согласилась принять в качестве оплаты, пусть и не сразу. Судя по довольной улыбке, мелькнувшей на жирном рыле в конце торгов, явно не прогадала. Впрочем, девки оказались достаточно заводные, и умиротворенный Орк не стал вязаться.
После оплаты в комнату подали какое-то вино в высоком узкогорлом кувшине и большую медную вазу-чашу с яблоками и виноградом. Черт их знает, что они там подмешивали в вино, но Орк взбодрился и, смачно хрупая яблочком, вышел в общую комнату еще раз. Он помнил, что там оставалось очень даже ничего себе пышная брюнеточка…
Очнулся он от холода, цокая зубами. Кусок плаща лежал в какой-то вонючей луже, а сам он сидел прямо на земле, опираясь спиной на беленую стену дома. Первое, за что схватился Орк, была кобура. Нащупав привычный макар, выдохнул…
Посидел еще пару минут, приходя в себя, сильно растирая лицо. Голова болела не так уж сильно, но сушняк донимал. На удивление, в карманах звякали остатки мелочи. Похоже, что он, просто устав от девок и шума, сам свалил на улицу.
«Мздец… Схера ли меня понесло в ночь… Щас бы спал с бабой под боком в тепле… Но, конечно, этот самый «бархатный» — шикарная штучка. Пить-то как хочется…»