Страница 74 из 135
только подумайте: у Фриды, которая так долго встречалась с Кламмом, никаких сувениров нет, я ее спрашивала, но она слишком о многом мечтает, да
и все недовольна; а вот я — ведь я была у Кламма всего три раза, больше он
меня не звал, сама не знаю почему, — я принесла с собой эти вещички на память, наверно, предчувствовала, что мое время уже истекает. Правда, о подар-ках надо было самой позаботиться — Кламм от себя никогда ничего не даст, но, если увидишь что-нибудь подходящее, можно у него выпросить.
К. чувствовал себя неловко, слушая этот рассказ, хотя все это непосредственно его касалось.
— А когда это было? — спросил он со вздохом.
— Больше двадцати лет назад, — сказала хозяйка, — куда больше двадцати лет тому назад.
— Значит, вот как долго сохраняют верность Кламму, — сказал К. —
Но понимаете ли вы, хозяйка, что от ваших признаний, особенно когда я думаю о будущем своем браке, мне становится очень тяжело и тревожно?
Хозяйке очень не понравилось, что К. припутал сюда свои дела, и она сердито покосилась на него.
— Не надо сердиться, хозяйка, — сказал К. — Я ведь слова не сказал
против Кламма, но силой обстоятельств я все-таки имею к нему какое-то
244
ф. кафка
отношение, это-то даже самый ярый поклонник Кламма оспаривать не станет.
Так что сами понимаете. Оттого я и начинаю думать о себе, как только упомянут Кламма, тут ничего не поделаешь. Но знаете, хозяйка, — и К. взял ее за
руку, хотя она слабо сопротивлялась, — вспомните, как плохо кончился наш
последний разговор, давайте хоть на этот раз не ссориться.
— Вы правы, — сказала хозяйка, склонив голову, — но пощадите меня.
Ведь я ничуть не чувствительней других людей, напротив, у всех есть много
больных мест, а у меня одно-единственное.
— К сожалению, это и мое больное место, — сказал К., — но я постараюсь
взять себя в руки, только объясните мне, уважаемая, как я смогу вынести в семейной жизни эту потрясающую верность Кламму — если, конечно, предположить, что Фрида в этом похожа на вас?
— Потрясающая верность? — сердито повторила хозяйка. — Да разве
это верность? Я верна своему мужу, при чем тут Кламм? Кламм однажды сделал меня своей любовницей, разве я когда-нибудь могу лишиться этого звания? Вы спрашиваете, как вы перенесете такую верность со стороны Фриды?
Ах, господин землемер, ну кто вы такой, чтобы осмелиться это спрашивать?
— Хозяйка! — предостерегающе сказал К.
— Знаю, — сдалась хозяйка, — только мой муж таких вопросов не задавал. Мне непонятно, кого можно считать несчастнее — меня тогда или Фриду теперь? Фриду, которая бросила Кламма по своей воле, или меня, которую
он больше к себе не звал? Может быть, все-таки Фрида несчастнее, хотя она
еще не знает всей глубины своего несчастья. Но тогда это горе занимало все
мои мысли, потому что я непрестанно себя спрашивала и, в сущности, до сих
пор спрашивать не перестала: почему оно так случилось? Трижды Кламм велел тебя позвать к себе, а в четвертый не позвал! Четвертого раза так никогда больше и не было! А о чем другом я могла думать в то время? О чем еще
могла я разговаривать со своим мужем, за которого я вскоре вышла замуж?
Днем у нас времени не было, этот постоялый двор достался нам в жалком состоянии, надо было как-то его поднять, — но по ночам? Годами мы разговаривали ночью только о Кламме, о том, почему он переменил свои чувства ко мне.
И если мой муж во время этих разговоров засыпал, я его будила, и мы снова
продолжали тот же разговор.
— Тогда, — сказал К., — я, с вашего разрешения, задам вам один очень невежливый вопрос.
Хозяйка промолчала.
— Значит, спрашивать нельзя, — сказал К. — Что же, мне и так все понятно.
— Да, конечно, — сказала хозяйка, — вам и так все понятно, это дело особенное. Вы все толкуете неправильно, даже молчание. Иначе вы не можете.
Хорошо, я позволю вам задать вопрос.
— Если я все толкую неправильно, — сказал К., — так, может быть, я и свой
вопрос неправильно толкую, может быть, он вовсе не такой уж невежливый.
замок
245
Я хотел только знать: где вы познакомились со своим мужем и как вам достался этот постоялый двор?
Хозяйка нахмурила лоб, но ответила вполне равнодушно:
— Это очень простая история. Отец мой был кузнец, а Ханс, мой тепе-решний муж, служил конюхом у одного богатого крестьянина и часто захажи-вал к моему отцу. Это было после моей последней встречи с Кламмом, я почувствовала себя очень несчастной, хотя оснований для этого не было: все
произошло как положено, и то, что меня больше не пускали к Кламму, было
решением самого Кламма, значит, и тут было все как положено. Только причины такого решения были неясны, и мне пришлось о них размышлять, но
чувствовать себя несчастной я права не имела. И все-таки я была несчастна, не могла работать и целыми днями сидела в нашем палисадничке. Там меня
увидел Ханс, иногда он ко мне подсаживался, я ему не жаловалась, но он и так
знал, в чем дело, а так как он добрый малый, то он, бывало, и всплакнет вместе
со мной. И вот тогдашний хозяин постоялого двора — он потерял жену и решил прикрыть дело, да он уже и сам был стариком — однажды проходил мимо
нашего садика и увидел, как мы сидим вдвоем, он остановился и тут же предложил нам свой постоялый двор в аренду, даже денег вперед брать не захотел — сказал, что он нас знает, и цену за аренду назначил совсем маленькую.
Быть в тягость своему отцу я не хотела, все на свете мне было безразлично, потому я и стала думать о постоялом дворе, о новой работе, которая хоть
не много поможет мне забыть прошлое, потому я и отдала свою руку Хансу.
Вот и вся история.
Наступило недолгое молчание, потом К. сказал:
— Владелец постоялого двора поступил великодушно, но неосторожно, или у него были особые причины доверять вам обоим?
— Он хорошо знал Ханса, он ему дядя, — сказала хозяйка.
— Ну, тогда конечно, — сказал К., — наверно, семья Ханса была очень за-интересована в вашем браке?
— Возможно, — сказала хозяйка, — не знаю, я этим никогда не интересовалась.
— Нет, наверно, так оно и было, — сказал К., — раз семья пошла на такие
жертвы и решилась передать вам постоялый двор без всяких гарантий.
— Никакой тут неосторожности с их стороны не было, как выяснилось
позже, — сказала хозяйка, — я взялась за работу, ведь я дочь кузнеца, сил
у меня много, мне не нужны были ни служанки, ни батраки, я везде сама по-спевала — и в столовой, и на кухне, и на конюшне, и во дворе, а готовила я так
вкусно, что переманивала посетителей у гостиницы. Вы еще наших столовни-ков не знаете, а тогда их было куда больше, с тех пор многих недосчитаешься.
И в конце концов мы смогли не только вовремя выплатить аренду, но через
несколько лет купить все хозяйство, и теперь у нас почти нет долгов. Но случилось и то, что я себя окончательно доконала, сердце у меня сдало, и я стала
совсем старухой. Вы, наверно, думаете, что я гораздо старше Ханса, а на самом
246
ф. кафка
деле он всего на два-три года моложе меня. И он никогда не постареет при его
работе — выкурит трубку, послушает разговоры, потом выбьет трубку, подаст
пива, — нет, от такой работы не состаришься.
— Конечно, ваши старания заслуживают всяческой похвалы, — сказал К., —
тут и сомнения нет, но ведь вы говорили о временах до вашей свадьбы, и мне
немного странно, что семья Ханса так старалась поженить вас, шла на денеж-ные жертвы или по крайней мере брала на себя такой риск, отдавала вам постоялый двор, если у них вся надежда была только на ваше трудолюбие, о котором
они вряд ли знали, тогда как нетрудолюбие Ханса им было хорошо известно.
— Ну да, — устало сказала хозяйка, — понимаю, куда вы целите, но вы
промахнулись. Кламм во всех этих делах совершенно ни при чем. Почему это