Страница 44 из 135
принести пользу. Однако в последнее время я пришел к убеждению, что этого недостаточно. Разумеется, я никогда не решусь навязывать свое мнение
человеку, который настолько старше и опытнее меня; если я когда-либо невольно осмеливался на это, прошу меня простить, но дело тут, как вы сами
выразились, чрезвычайно важное и, по моему глубокому убеждению, требует гораздо более решительного вмешательства в ход процесса, чем это было
до сих пор.
142
ф. кафка
— Я вас понимаю, — сказал адвокат. — Вы очень нетерпеливы.
— Вовсе я не так уж нетерпелив, — сказал К. с некоторым раздражением
и сразу же перестал тщательно выбирать слова: — Вероятно, при первом моем
посещении, когда я пришел с дядей, вы заметили, что особого интереса к своему процессу я не проявлял, и, когда мне не напоминали о нем, так сказать, насильно, я вообще о нем забывал. Но мой дядя настаивал, чтобы я поручил
вам представлять мои интересы, и ему в угоду я это сделал. После этого, естественно, можно было ожидать, что я буду еще меньше тяготиться процессом, ведь для того и передают адвокату защиту своих интересов, чтобы свалить
с себя заботы и хотя бы отчасти забыть о процессе. Но все вышло наоборот.
Никогда еще я столько не тревожился из-за процесса, как с того момента, когда вы взяли на себя защиту моих интересов. До этого я был один, ничего
по своему делу не предпринимал, да и почти что его не чувствовал, а потом
у меня по явился защитник, все шло к тому, чтобы что-то сдвинуть с места, и в непрестанном, все возрастающем напряжении я ждал, что вы наконец вме-шаетесь, но вы ничего не делали. Правда, вы мне сообщили о суде много такого, чего мне, наверно, никто другой рассказать бы не мог. Но теперь, когда процесс форменным образом подкрадывается исподтишка, мне этого недостаточно. — К. оттолкнул кресло и встал, выпрямившись во весь рост, заложив руки в карманы.
— На известной стадии процесса, — сказал адвокат спокойно и негромко, — ничего нового, как показывает практика, не происходит. Сколько клиентов на этой стадии процесса стояли передо мной в той же позе, что и вы, и говорили то же самое!
— Это значит, — сказал К., — что все они, эти люди, были так же правы, как прав я. Ваши возражения меня не убедили.
— Я вам и не собирался возражать, — сказал адвокат, — я только хотел бы
добавить, что ожидал от вас более глубоких суждений, тем паче что я дал вам
возможность гораздо глубже заглянуть в судопроизводство и в мои дейст вия, чем обычно дают своим клиентам. А теперь остается только признать, что, несмотря на все, вы не питаете ко мне нужного доверия. И мне это никак не помогает.
Как он унижался перед К., этот адвокат! И никакого профессионального
самолюбия. А ведь тут-то оно и должно было бы проявиться в полную силу.
Почему он так себя вел? Адвокатская практика у него, по всей видимости, была большая, человек он был богатый, значит, отказ одного клиента и потеря
заработка для него никакой роли не играли. Кроме того, как человек слабого здоровья, он должен был бы и сам стараться немного разгрузиться в работе. Но вопреки всему он крепко держался за К. Почему? Из личной прияз-ни к дяде? Или процесс К. действительно казался ему таким необычным, что
он надеялся отличиться благодаря ему? Но перед кем? Перед К. или же — не
исключена и эта возможность! — перед своими приятелями из суда? По его
виду ничего нельзя было определить, как пристально К. его ни разглядывал.
процесс
143
Можно было подумать, что он нарочно сделал такое непроницаемое лицо
и выжидает, какое впечатление произведут его слова. Но он истолковал молчание К., видимо, в благоприятном для себя смысле и опять заговорил:
— Вы, наверно, заметили, что при весьма обширной канцелярии у меня
нет никаких помощников. В прежние времена было иначе. Тогда на меня работали несколько молодых юристов, но теперь я работаю один. Отчасти это
связано с изменением моей практики, с тем, что я ограничиваюсь главным
образом ведением таких процессов, как ваш, отчасти же с тем, что я глубже
проник в суть таких дел. Я понял, что нельзя поручать эту работу другим, если
я не хочу грешить перед моими клиентами и перед взятой на себя задачей.
Но решение взять всю работу на себя, конечно, имело свои последствия: пришлось отказывать почти всем и браться только за те дела, к которым у меня
лежало сердце, впрочем, даже тут, поблизости, существует достаточно при-липал, готовых подбирать любые крохи, какие я им брошу. В довершение ко
всему я заболел от переутомления. Но, несмотря на все, я ни разу не пожалел о принятом решении; возможно даже, что я должен был бы отстранить от
себя еще больше дел, но то, что я всецело отдался взятым на себя процессам, оказалось необходимым и вполне оправдывалось достигнутыми успехами.
В одном документе я как-то прочел прекрасное определение различия между ведением обычных гражданских дел и ведением дел такого рода. Там было
сказано: в первом случае адвокат доводит своего клиента до приговора суда на
веревочке, во втором же он сразу взваливает клиента себе на плечи и несет, не
снимая, до самого приговора и даже после него. Так оно и есть. Впрочем, я был
не совсем прав, говоря, что никогда не раскаивался в том, что взвалил на себя
такую огромную работу. Если, как это случилось с вами, мою работу отметают
столь безоговорочно, я начинаю раскаиваться.
Однако весь этот разговор скорее раздражал, чем убеждал К. Ему казалось, что уже по одному тону адвоката можно угадать, что ждет его, если он сдастся: опять пойдет обнадеживание, начнутся намеки на успешную работу над ходатайством, на более благоприятное расположение духа судейских чиновников, но и, разумеется, на огромные трудности, препятствующие работе, — словом, все до тошноты знакомые приемы будут использованы, чтобы обмануть К. неопределенными надеждами и измучить неопределенными угрозами.
«Надо этому решительно положить конец», — подумал он и сказал:
— А что вы предпримете по моему делу, если останетесь моим пове-ренным?
Адвокат не запротестовал даже при такой обидной для него постановке
вопроса и ответил:
— Буду продолжать то, что я уже предпринял для вас.
— Так я и знал, — сказал К. — Не будем же тратить лишних слов.
— Нет, я сделаю еще одну попытку, — сказал адвокат, будто все то, из-за
чего волновался К., случилось с ним самим, а не с К. — Я, видите ли, подо-зреваю, что не только ваша неверная оценка моей правовой помощи, но и все
144
ф. кафка
ваше поведение вызвано тем, что с вами, хотя вы и обвиняемый, до сих пор обращались слишком хорошо или, выражаясь точнее, слишком небрежно, с напускной небрежностью. Но и на это есть свои причины; иногда оковы лучше
такой свободы. Но я все же хотел бы вам показать, как обращаются с другими
обвиняемыми; может быть, для вас это будет полезным уроком. Сейчас я вызову к себе Блока. Отоприте дверь и сядьте сюда, к ночному столику!
— С удовольствием! — сказал К. и сделал так, как велел адвокат: поучиться он всегда был готов. Но, чтобы на всякий случай застраховаться, он спросил
адвоката: — Но вы приняли к сведению, что я вас освобождаю от обязанности представлять меня?
— Да, — сказал адвокат, — но вы можете сегодня же изменить свое решение.
Он снова лег на подушки, натянул перину до подбородка и, отвернувшись
к стене, позвонил.
На звонок сразу вошла Лени, она быстро огляделась, пытаясь понять, что
произошло; то, что К. мирно сидит у постели адвоката, ее, очевидно, успокоило. С улыбкой она кивнула К. в ответ на его неподвижный взгляд.
— Приведи Блока, — сказал адвокат.
Но, вместо того чтобы за ним пойти, она просто подошла к двери и крикнула:— Блок! К адвокату! — И видя, что адвокат отвернулся к стене и ни на что
не обращает внимания, она проскользнула за кресло К.