Страница 4 из 135
— Конечно, — ответил инспектор, — но я не знаю, какой в этом смысл, разве что вам надо переговорить с ним по личному делу.
— Какой смысл? — воскликнул К. скорее озадаченно, чем сердито. —
Да кто вы такой? Ищете смысл, а творите такую бессмыслицу, что и не при-думаешь. Да тут камни возопят! Сначала эти господа на меня напали, а теперь расселись, стоят и глазеют всем скопом, как я пляшу под вашу дудку.
И еще спрашиваете, какой смысл звонить прокурору, когда мне сказано, что
я арестован! Хорошо, я не буду звонить!
— Отчего же? — сказал инспектор и повел рукой в сторону передней, где
висел телефон. — Звоните, пожалуйста!
— Нет, теперь я сам не хочу, — сказал К. и подошел к окну.
Вся компания еще стояла у окна напротив, но то, что К. подошел к окну, нарушило их спокойное созерцание.
Старики хотели было встать, но мужчина, стоявший сзади, успокоил их.
— А эти там тоже глазеют! — громко крикнул К. инспектору и ткнул пальцем в окно. — Убирайтесь оттуда! — закричал он в окошко.
Те трое сразу отступили вглубь, старики даже спрятались за соседа, при-крывшего их своим большим телом, и по его губам было видно, как он им что-то
говорил, но издали трудно было разобрать слова. Однако они не ушли совсем, а словно выжидали минуту, когда можно будет незаметно опять подойти к окну.
— Какая назойливость, какая бесцеремонность! — сказал К., отходя от окна.
Инспектор как будто с ним согласился, по крайней мере так показалось
К., когда он искоса на него взглянул. Впрочем, возможно, что тот и не слушал,
процесс
15
потому что он плотно прижал ладонь к столику и как будто сравнивал длину
своих пальцев. Оба стража сидели на сундуке, прикрытом для красоты ков-риком, и потирали коленки. Трое молодых людей, уперев руки в бока, бесцельно смотрели по сторонам. Было тихо, словно в какой-нибудь опустевшей
конторе.
— Ну-с, господа! — воскликнул К., и ему показалось, что он отвечает за
них за всех. — По вашему виду можно заключить, что мое дело исчерпано.
Я склонен считать, что лучше всего не разбираться, оправданны или неоправ-данны ваши поступки, и мирно разойтись, обменявшись дружеским рукопожатием. Если вы со мной согласны, то прошу вас… — И, подойдя к столику
инспектора, он протянул ему руку.
Инспектор поднял глаза и, покусывая губы, посмотрел на протянутую
руку. К. подумал, что он ее сейчас пожмет. Но тот встал, взял круглую жесткую
шляпу, лежавшую на постели фройляйн Бюрстнер, и осторожно, обеими руками, как меряют обычно новые шляпы, надел ее на голову.
— Как просто вы все себе представляете! — сказал он К. — Значит, по-вашему, нам надо мирно разойтись? Нет, нет, так не выйдет. Но я вовсе не
хочу сказать, что вы должны впасть в отчаяние. Нет, зачем же! Ведь вы только
арестованы, больше ничего. Что я и должен был вам сообщить, сообщил и видел, как вы это приняли. На сегодня хватит, и мы можем попрощаться — правда, только на время. Вероятно, вы захотите сейчас отправиться в банк?
— В банк? — спросил К. — Но я думал, что меня арестовали!
К. сказал это с некоторым вызовом: несмотря на то, что его рукопожатие
отвергли, он чувствовал, особенно когда инспектор встал, что он все меньше
зависит от этих людей. Он с ними играл. Он даже решил, если они уйдут, побежать за ними до ворот и предложить, чтобы они его арестовали. Поэтому
он и повторил:
— Как же я могу пойти в банк, раз я арестован?
— Вот оно что! — сказал инспектор уже от дверей. — Значит, вы меня не
поняли. Да, конечно, вы арестованы, но это не должно помешать выполнению
ваших обязанностей. И вообще вам это не должно помешать вести обычную
жизнь…
— Ну, тогда этот арест вовсе не так страшен, — сказал К. и подошел вплотную к инспектору.
— А я иначе и не думал, — сказал тот.
— Тогда и сообщать об аресте, пожалуй, не стоило, — сказал К. и подошел
совсем вплотную.
Остальные тоже подошли к ним. Все столпились у самой двери.
— Это была моя обязанность, — сказал инспектор.
— Глупейшая обязанность, — не сдаваясь, сказал К.
— Возможно, — сказал инспектор, — но не стоит терять время на такие
разговоры. Я предположил, что вы хотите пойти в банк. Так как вы каждому
слову придаете значение, добавлю: я вас не заставляю идти в банк, я только
16
ф. кафка
предположил, что вы этого хотите. И чтобы облегчить вам этот шаг и сделать
ваш приход по возможности незаметным, я и предоставил в ваше распоряжение этих трех господ, ваших коллег.
— Что? — крикнул К. и уставился на трех молодых людей.
Эти ничем не приметные худосочные юнцы, которых он воспринимал до
сих пор только как посторонних людей, глазеющих на фотографии, действительно были чиновники из его банка; не коллеги — это было слишком сильно
сказано и доказывало, что всеведущий инспектор знает далеко не все, — но
действительно это были низшие служащие из его банка. И как это К. мог их не
узнать? Насколько же он был занят разговором с инспектором и стражей, что
не узнал этих троих! Суховатого Рабенштейнера, вечно размахивающего руками белокурого Куллиха с запавшими глазами и Каминера с его невыносимой
улыбкой из-за хронически перекошенных мускулов лица.
— С добрым утром! — сказал К. минуту спустя, и все трое с корректным
поклоном пожали протянутую руку. — Совсем вас не узнал. Значит, теперь
отправимся вместе на работу?
Все трое с готовностью заулыбались и закивали, словно только этого и дожидались, а когда К. не нашел своей шляпы — она осталась в его комнате, —
они все гуськом побежали туда, что, разумеется, указывало на некоторую рас-терянность. К. стоял и смотрел им вслед через обе открытые двери; последним, конечно, бежал равнодушный Рабенштейнер, он просто трусил элегант-ной рысцой. Каминер подал шляпу, и К. должен был напомнить самому себе, как часто бывало и в банке, что Каминер улыбается не нарочно, больше того, что улыбнуться нарочно он не может.
Фрау Грубах, у которой вид был вовсе не виноватый, отперла двери в прихожей перед всей компанией, и К. по привычке взглянул на завязки фартука, которые слишком глубоко врезались в ее мощный стан. На улице К. поглядел на часы и решил взять такси, чтобы не затягивать еще больше получасовое
опоздание. Каминер побежал на угол за такси, а оба других сослуживца явно
пытались развлечь К. И вдруг Куллих показал на парадное в доме напротив, откуда только что вышел высокий человек со светлой бородкой и, несколько
смущенный тем, что его видно во весь рост, отступил назад и прислонился
к стенке. Очевидно, старики еще спускались по лестнице. К. рассердился на
Куллиха за то, что тот обратил его внимание на этого мужчину; он же сам видел его еще тогда, у окна, более того, он ждал, что тот выйдет.
— Не смотрите туда! — отрывисто бросил он, не замечая, насколько не-уместен такой тон по отношению к взрослым людям.
Но объяснять ничего не пришлось, потому что подошел автомобиль, все
уселись и поехали. Только тут К. спохватился, что он совершенно не заметил, как ушел инспектор со стражей: раньше из-за инспектора он не видел троих
чиновников, а теперь из-за чиновников прозевал инспектора. Об особом присутствии духа это не свидетельствовало, и К. твердо решил последить за собой
в этом отношении.
процесс
17
Но он невольно обернулся и высунулся из такси, чтобы проверить еще
раз, там ли инспектор со стражей или нет. Однако он тут же повернулся назад и удобно откинулся в угол, даже не посмотрев, там ли они. Хоть он и не
показывал виду, но именно сейчас ему хотелось бы с кем-нибудь заговорить.
Но его спутники явно устали: Рабенштейнер смотрел направо, Куллих —
налево, и только Каминер как будто был готов к разговору, со своей вечной
ухмылкой, над которой, к сожалению, нельзя было подтрунить из простого