Страница 83 из 85
Первых семерых мы увидели стоило пройти Серпухов, встать на Тарусскую дорогу и переправиться через замерзшую Протву в пределы Оболенского удела. Они висели вместо листьев на паре дубов, раскачиваясь под ветром, и слетевшиеся вороны даже не обратили на нас внимания.
Свита моя перекрестилась, а в ближайшем селе я кликнул первого же мужика:
— За что семерых на опушке повесили, знаешь?
Мужик немедля сдернул войлочный колпак, поклонился и с достоинством ответил:
— За неправды великие, княже.
— За какие?
— Православных грабили.
Уже вечером, на околице села, где мне наметили ночлег, нас встретили еще четыре повешенных.
— Животину били и ради добытка людей мучали, а також иное неподобное деяли, за то князь-Дмитрей их и вздернул, — дал на тот же вопрос несколько более развернутый ответ местный староста и, как мне показалось, с некоторым восхищением и гордостью добавил: — Справедлив князь-батюшка и на расправу скор.
Обоз с пушками втягивался в село и я послал рынд провести, так сказать, политбеседу и напомнить воинству, что мы идем по русским землям. А раз так, то Дмитрий Юрьевич все делает правильно, а коли я кого на том же поймаю, то не только вздерну, но и весь род из воинского сословия выпишу.
Еще двоих, качавшихся на одном суку, мы встретили через день.
— Эдак братанич все войско перевешает, — пробурчал я себе под нос, но Волк услышал.
— Ништо, княже, видишь, сколь мы прошли, а мертвяков все меньше. Поначалу семь, потом четверо, сейчас два. Видать, вразумление действует.
И точно — больше до самой штаб-квартиры под Белевом никаких примет средневековья с кружащими над ними воронами не попадалось.
Лагерь над Окой встретил упорядоченной суетой: перекрикивалась стража на обращенных к ледяной крепости острожках, приезжали и уезжали конные разъезды, дымили костры, плотники рубили настилы под пушки, вдали толпа воев внимала трубной проповеди Ипатия.
— От царя Махмуда приходили царев зять Елибердей, да князь Усеин Сараев, да Сеунь-Хозя, — Голтяй успел, едва появившись, выехать к татарам парламентером и теперь, сидючи у жаровни в двухслойном шатре, рассказывал о результатах уже мне.
— Стоят тут, почитай, осьмую седмицу, уходить не хотят, да и куда им идти? На полдень Седи-Яхматовы татары, на восход малого Мухаммеда, а на другие стороны великих князей земля, — дипломатично отвесил два поклона Андрей.
— Зело боятся войска великих князей и ся дают во власть вашу и детей в заложники. И хочет подписать взметную грамоту, клянется не причинять никоего зла и быть в любви до смерти, а сыновьям заказать на русские земли ходить.
Но пока, насколько я понял, ходят они именно на русские земли — жрать-то хочется, а прокормить такую ораву непросто. Оттого и рязанцы, и даже наместник брянский прислали воев.
— Почему не согласились?
— Без великих без князей никак не мочно.
— Ладно, утро вечера мудренее, обмыслим.
Ближники вышли, Вакула и Волк заняли свои позиции при входе. Дима привычно повернул голову, чтобы приказать выйти Зарке...
Эх, какая девка была, огонь!
В предбаннике возник шум, в щель всунул голову Вакула и пробасил:
— Григорий Протасьич, воевода мценской, умоляет принять и выслушать.
Дима дернул щекой — с чего бы Вакуле за одного из десятка воевод просить? Не иначе, серебришко звякнуло.
Но воеводу мы выслушали. Кряжистый дядька, волосы соль с перцем, рожа в шрамах — всю жизнь в пограничье, с копья вскормлен, из шелома вспоен, — первым делом попытался повалиться в ноги.
Мы его с двух сторон под локотки подхватили, на подушки ордынские усадили и... Короче, к нам пришел кунак Улу-Мухаммеда. Лихой воин-порубежник многажды бил и гонял татарские отряды, да как-то раз слишком поверил в данное ему слово и попал в плен мурзе Айдару. А Улу-Мухаммед, узнав обстоятельства пленения, Айдара наказал, а Протасьича обласкал, наградил и отпустил. И потому наш визави принялся упрашивать отпустить хана с миром.
— Ты же сам говоришь, мурза Айдар слово нарушил. Как же нам царю Махмуду верить? В скудости мы все чего только не обещаем, а вот исполнит ли, когда в силу вернется?
— Царь Махмуд — воин честной, мало таких осталось, — достойно ответил воевода, — я готов, коли вы его отпустите, со всеми своими людьми к вам отъехать.
Говорить Григорию, что он и так уже служит Москве, мы не стали — такой ресурс, как несколько сотен, а то и пара тысяч людей, готовых сняться с места и поселиться в нужном месте, дорогого стоит.
— Ступай, воевода. Думать будем, — решительно отрезал Дима.
Вот как так у него выходит? Махнул — и битый-перебитый, тертый-перетертый дядька тут же поднялся и вышел из шатра.
— Ну, положим, мне драться неохота, столько людей собирали, столько бабла в подготовку вбухали, не хочу рисковать, — я поудобнее устроился на полосатых подушках.
— Понимаю, — иронично сверкнул глазами Дима. — Тоже не хочу людей класть. Побить-то мы хана побьем, а с кем потом на Казань идти?
Мы помолчали. Оставлять такую занозу в мягком подбрюшье тоже не годится.
Дима плеснул в чарки вишневой наливочки, взял серебряную стопочку в руки...
— Слушай, а ты не помнишь, когда Касимовское ханство образовалось? — пусть я и хорошо учился, да таких подробностей не помню.
— При Грозном вроде было... — нахмурился коллега.
— Да при Грозном-то понятно.
— Думаешь, сын Мухаммеда Касым это тот самый Касым? Подконтрольную орду создать?
— Ну, Витовт татар на службу брал, — согласился я, — вон, Еголдаеву тьму вспомни.
— А давай дальше, давай Мухаммеда в Казань посадим?
— Вассалом?
— Только надо придумать, как контролировать.
— Крепости построим, чтобы Волгу и Каму держать, — начал я накидывать предложения. — Потом дадим торговлю беспошлинную — купцы сами любого хана зарежут, кто попробует это сломать.
— Вариант. Только Голтяю Мухаммед не поверит, надо мне идти, — потянулся Дима.
— Сиди, сам съезжу. Тебя войско любит, а из меня полководец не дай бог.
За последние год-два Васенька почти не давал о себе знать и я уже думал что все, владею телом единолично. Ан хрен — утром, когда взгромоздился на Скалу, понял, что сам могу и не слезть. И будет здорово, если по дороге к ледяной крепости не обоссусь от затопившего меня ужаса. Пришлось для бодрости духа хлопнуть стремянную, а потом и приворотную. До закурганной дело не дошло только потому, что кургана не было.
Встретили меня честь по чести, да только татары, вместо того, чтобы говорить в чистом поле, сомкнулись и увезли меня с немногими сопровождающими в свой стан. Вежливенько.