Прямой наследник

Глава 13 — Плохо не то, что человек смертен

И чего дяде в Звенигороде не сиделось? Митрополита никогда в жизни не видел? Видел, и не одного. Да что там митрополита, если Юрий многажды самого Сергия Радонежского видел, о котором тут без придыхания и не говорят.

Нет же, едет на поклон к Герасиму. К нему, конечно, многие едут — и князья, и бояре, и епископы с игуменами, но тут случай особый, дядя Юра у нас не просто удельный князь, каких по двенадцать на дюжину. И даже не в том дело, что самый крупный — под его рукой Звенигородское, Галичское, Углицкое, Дмитровское княжения и еще с десяток владений помельче, не уверен, что у великого князя Тверского или Рязанского домен больше. И не в том дело, что Юрий единственный живой сын Дмитрия Донского и старший по возрасту из всех ныне живущих князей дома Калиты. А вот то, что Юрий — пусть и бывший, но великий князь Московский, формально равный мне по статусу и, в особенности, что он крайне популярен, причем и среди черного люда, и среди послужильцев, и среди клириков, может, при неосторожном движении поставить на рога всю хрупкую систему управления, с грехом пополам налаженную после всех пертурбаций.

И ведь великий князь из него ну просто отличный — и полководец не из последних, и хозяйство в порядке, и свору удельную к ногтю легко взять может...

Только вот лет ему шестьдесят или около того и выглядит дядя не очень — лицо серое, землистое, блеска в глазах нет. Вроде бы это симптомы болезней почек, а с лечением тут на редкость хреново, господствуют самые дикие воззрения и вытекающие из них методы, которые иначе, как смертоубийственными не назовешь. Лучше бы подорожник прикладывали, ей-богу. Я тут для своей библиотеки добыл лечебник, заглянул и полдня с волосами дыбом ходил — например, некую сухотную болезнь полагается лечить, разводя в определенных местах на теле больного небольшие такие костерки. Так думаю, что это для того, чтобы после нескольких ожогов пациент о сухотке вообще забыл думать. Или для борьбы с коростой нужно оборачивать пораженное место... свежесодранной собачьей кожей. И это еще не самые серьезные закидоны, европейская врачебная мысль пошла куда дальше, и если ее не остановят, то вымрут они все там нахрен. Вот, к примеру, есть такая беда, как свищ заднего прохода — это когда от постоянной езды верхом и редкого мытья образуется у жопы вторая дырка. И тамошнее светило медицины разработало оригинальную методику лечения: сквозь отверстия пропускается веревка (ни о какой дезинфекции речи, разумеется, не идет), а потом хЕрург со страшной силой дергает за оба ее конца, превращая две дырки в одну. Чисто по Филатову — метод «крут, и с него, бывает, мрут». И потому надо сильно молиться, а коли не выжил, значит плохо молился и сам себе злобный Буратина.

Б-р-р. С травниками хоть все без таких ужасов, я знающих людей понемногу собираю, рецепты их фиксирую, чтобы хоть с подорожника начинать и без сомнительных методов. А там, глядишь, и Парацельса [i] какого вырастим в своем коллективе.

Пока же лечить дядю некому, и сколько он протянет, я сказать не берусь. Похоже, что недолго — с нашей последней встречи он заметно сдал, хотя прошло всего ничего. Вот жил себе, рвался к великому княжению, боролся, держал организм в узде и не хворал, а как только цель в жизни пропала, расслабился и полезли болячки.

Но с коня он спрыгнул по-прежнему легко и шагнул навстречу:

— Здравствуй, Васи...

Договорить он не сумел — черт знает из какой дыры выскочил пяток куриц и кинулся нам под ноги, заполошно кудахтая. А следом за ними из дверцы побольше выпрыгнул дворовый холоп. Не видя ничего вокруг, он широко расставил руки и бросился ловить убегающих несушек и остановился, только когда налетел на нас. Поднял глаза, на секунду остолбенел от ужаса содеянного и с криком «А-а-а-а-а!» исчез в той же дверце. Ну прямо «Уйди дура, я Ленина видел!»

Непойманные курицы порскнули в стороны, но уже через несколько секунд принялись раскапывать свежий конский навоз в поисках зерен овса.

Дядя на глазах наливался красным, но тут к нему на корточках бросился Ремез, закудахтал, захлопал себя локтями по бокам, изображая бестолковую птицу, прошелся, смешно дергая головой, заглянул лошадям под хвосты, да так потешно и похоже, что дядины дружинники давились, чтоб не рассмеяться.

— Здравствуй, дядя, — наконец-то выговорил я.

Скоморох вдруг преобразился в петуха, приставил к голове пятерню, изображающую гребень и, важно вышагивая и кося на всех свысока, удалился за ворота. Откуда раздалось звонкое кукареку. Тут уже не выдержал и Юрий, а следом расхохотались и молодшие.

— Кто таков?

— Потешник мой.

— Скоморох?

— Бывый.

— Кир Герасим как смотрит?

— Не прещает. Ремез к исповеди ходит, святое причастие принимает.

По выдраенным деревянным ступенькам мы поднялись в надворные сени, а оттуда прошли в думную палату, где застали еще двоих петухов — Голтяя и Добрынского. До таскания друг друга за бороды и тем более драки на посохах дело еще не дошло, но собачились они, судя по всклокоченному внешнему виду и красным рожам, изрядно.

Хорошо еще, что дурацкая мода заседать в двух-трех шубах у нас так и не укоренилась, а то бы от них пар шел. Заседали в нормальных кафтанах и летниках, поскольку я летом никаких шуб, естественно, не носил, а зимой скидывал свою на руки служке. А если кто устраивался в палате в шубе, всегда интересовался, не простыл ли носитель и пересаживал его поближе к печке, чтоб не замерз. Кстати, и высокие бобровые шапки у нас тоже не прижились, стоило мне разок брякнуть, что они похожи на штраймлы хасидских раввинов. Как только бояре уразумели, что носят «жидовские» головные уборы, немедля вернулись к отороченным мехом колпакам. И правильно — умом надо выделяться, умом, а не высотой шапки и демонстрацией количества шуб. Кафтаны-то они все равно надевали недешевые, но тут уж ничего не поделаешь, не в рубахах же заседать.

Андрей Федорович и Федор Константинович, как выяснилось, склочничали из-за места — кому ближе к князю сидеть и прекратили только из-за того, что вошли мы с дядей и парочкой его бояр. Расклад я просек — страшно довольный Голтяй уселся впритык к Патрикееву, а надутый и злой Добрынский оказался оттерт, — но проблема от этого не исчезла, а даже обострилась с появлением дяди. Он-то очевидным образом первый и по старшинству, и по статусу и по заслугам, а кроме него еще и галицких сажать надо, и думные бояре все это мгновенно просчитали, отчего на лицах появилась некая оторопь. Н-да, задачка не из легких, я и сам задумался.