Страница 34 из 85
— Помолимся, дети мои, — начал епископ и задвинул полноценную проповедь.
На архиереев, памятных мне, Ефрем походил мало — крепкий, подвижный мужик, борода «соль с перцем», лет может сорока, а может и пятидесяти. Никакого намека на пузцо, зато руки с мозолями и глаз, как тут говорят, ярый.
— Господи всеблагой и человеколюбивый, укажи нам путь ко спасению и к миру во князьях, пресеки котору, низвергни гордых, награди смиренных...
— Помните, дети мои, яко рече Господь наш Иисус «всякое царство разделишееся на ся запустеет, и всяк град или дом разделивыйся на ся не станет».
Тут он прав на все сто, если мы меж собой бодаться не перестанем, сожрут нас соседи и не подавятся.
Дослушав владыку, все дружно перекрестились, степенно подошли под благословение и расселись на тяжелых лавках, ради такого случая застланных войлоками. Ну чисто переговоры на высшем уровне. Первым делом я принял поданный мне сверток, снял шелковую ткань и вернул Дмитрию тот самый пояс, «на золотых чепех с каменьем». Он и так знает, что я выходку Софьи Витовтовны не одобряю (маман, кстати, тут же, рядом, в женском монастыре, надо бы навестить), но одно дело просто не одобрять, но при этом заныкать отобранное, и совсем другое — вернуть очень дорогую вещь.
Ну а к ней сабельку аланской работы в хороших ножнах — доглядчики говорили, что любит Шемяка белое оружие, и он действительно порадовался, по глазам видел. И отдарился Дима роскошно, списком из библиотеки самого Кирилла Белозерского, перевод с латыни комментариев римского врачевателя Галена на сочинения великого грека Гиппократа.
Я не удержался, развернул самое начало: «Мир от четырех вещей составися: от огня, от воздуха, от земли и от воды, составлен же бысть и малый мир, сиречь человек, от четырех стихий, сиречь от крови, от мокроты, от чермныя желчи и от черной.»
Эх, хорошо, лишняя книжка в библиотеку Василия Московского!
— Дяде моему, а твоему отцу все по докончальной грамоте подтверждаю, Галич и Звенигород, как дедом нашим завещано, — начал я излагать согласованную в спорах с боярами позицию.
— А ханом присужденный Дмитров? — сверкнул глазом Шемяка.
— Дмитровский удел тебе, — отдавать Дмитров Юрию никак нельзя, слишком галицкий князь осильнеет, а вот принять удельным князем на службу Шемяку вполне можно.
— А Василию? — не дал себя сбить визави.
Московские перехмыкнулись, но промолчали. Братец наш Василий Юрич слишком неуправляемый и бешеный, куда там Васеньке, но его тоже хорошо бы на короткий поводок.
— Вернет протори, покается — дам Коломну.
— В удел? — удивился Дима.
— В кормление, — жирно будет коломенский форпост в удел превращать.
Ход этот подсказал многомудрый Добрынский, спокон веку старшему брату полагалась большая доля, а тут его демонстративно принижают, дают всего лишь кормление против удела меньшому брату. И если Дмитрий на это согласится, то клин между братьями выйдет знатный.
— Хм, — задумался кузен, — протори и у нас немалые.
Стоило только заговорить о возмещении материальных потерь, как весь регламент саммита полетел к черту, сразу обе стороны принялись перечислять побитое-растащенное и меряться глубиной горя, Патрикеев даже голос возвышать начал. Слушал я эти стенания, слушал, да пристукнул кулаком по столу:
— Хватит! Думать надо как замириться, а не протори считать. У меня небось убытку поболе всех остальных будет! Распря в семье нашей ничего, кроме радости врагам и бедствия людишкам не несет, ее заканчивать надо.
Глухо ворча, собрание вернулось к главной теме и мало-помалу потекло обсуждение пунктов договора. Затык случился лишь на «гарантиях» со стороны кузенов — ну в самом деле, чем они могут ответить на мой, действительно широкий, жест с Дмитровым и Коломной?
— Помогите отцову побратиму, князю Свидригайле.
— Повоевать в Литве?
— Да. А я, чем могу пособлю. Подпишем докончание и путь чист на Смоленск или Полоцк. И все доходы с Дмитрова твои, до последней деньги.
— Повоевать можно, мне бы саблю, да коня! — широко улыбаясь, хлопнул в свою очередь по столу ладонью Шемяка и я на полном автомате брякнул в ответ:
— ... да на линию огня!
Мне показалось, что он вздрогнул, улыбка сползла с лица и Дмитрий, настороженно заглядывая мне в глаза, тихо спросил, не обращая внимания на окружающих:
— А дворцовые интрижки?
— Это все не для меня... — пролепетал я ошарашенно.
— Кто хотит на... — несколько замешкался Шемяка но нашелся и продолжил, — Кострому?
— Выходи по одному!
Господи боже ты мой, неужели...
— Там у вас тотчас наступит?
— Просветление в уму!!!
— Куда выходить? — встрял ничего не понимающий Патрикеев.
— Из трапезной. Все. Оставьте нас вдвоем.
— Все вон, — повернулся Шемяка к своим.
В отличие от московской делегации, галицкие без лишних слов поднялись и направились к двери. Моих даром что не выпинывать пришлось, но Волк глянул мне в глаза, увидел там твердое решение и вышел первым. Следом вытолкались и остальные — значит, можно, стремянной зверем чует даже самую малую опасность. Последним, снисходя к нашей общей просьбе, нас оставил Ефрем.
Узнаю брата Колю... Я не помню, сколько мы, перебивая и хватая друг друга за руки, вычисляли, кто когда и откуда попал, что делал в прошлой жизни и что собирается делать в этой.
Как же я соскучился по обычной речи, когда не нужно контролировать каждое слово и думать, не анахронизм ли это или, не дай бог, не латинского ли корня оно. Тут ведь за такие фокусы по головке не погладят, могут и снести голову-то. Латынщина — враг экзистенциальный, за такое бьют беспощадно.
Эмоции стравили, наверное, за полчаса. Несколько раз дверь приоткрывалась, но мы в два голоса шипели на дерзнувших и продолжали, пока не угомонились и не пришла пора серьезного разговора.
Дима встал, дошел до двери и коротко приказал:
— Квасу принеси и заедок.
Когда послушник или монашек, в этих холщовых одеждах не разберешь, выставил просимое, мы снова затворили дверь, разлили из корчаги по кружкам и чокнулись.
— Давай о главном, о целях. Ты как жить думаешь?
— Ну, телевизоры-айфоны нам не светят, — хохотнул визави, — значит, нужно устраивать себе удобную жизнь.
— Да, я вот так тоже поначалу думал. Только ресурса маловато.
Дима вздохнул, потер бородку:
— Так, коллега. Но военную добычу никто не отменял. Да и производством можно заняться — кирпич, черепица, стекло, кое-что знаю. Не боги горшки обжигают, знаешь ли.